Объединяя фрагментированное Я: Шаманизм - поиск священного в шизофрении и потере души

Робертс Маурин
Объединяя фрагментированное Я: Шаманизм - поиск священного в шизофрении и потере души
 
Маурин Робертс


Об авторе:
Маурин Робертс
– юнгианский аналитик, автор проекта «Юнгианский круг» (www.JungCircle.com), директор анти-кризисного центра для больных шизофренией, автор статей по юнгианской психологии.

Фрагментированная душа вовсе не требует и не ищет автоматически улучшения своего состояния; или, как минимум, может пройти длительный период времени, в течение которого она может нуждаться и в действительности бурно развить ещё большую фрагментацию. В определённых кризисных ситуациях душа, вместо того, чтобы собраться для безопасного функционирования и защиты собственной целостности, может избрать другой вариант: инвестировать фрагменты либидо в расщеплённые объекты с целью самосохранения, до минования кризиса. В терапевтических ситуациях я встречал это: сначала предвосхищаемым в снах, затем это всплывало в ситуациях, когда личность оказывалась перед надвигающейся и, возможно, угрожающей жизни, опасностью и, пытаясь смягчить неминуемый удар, расщеплялась на несколько частей. Я назвал этот феномен «претравматической диссоциацией», предупреждающая направленность которой, в отличие от более тяжелого и безусловно патологического расстройства – множественной личности, - не мешает в значительной степени способности индивида нормально функционировать в повседневной реальности.

Вторым параметром дифференцирования с патологией, если говорить о ранености в  мифическом контексте, может быть следующий: помнить, например, что Осирис и Дионис были расчленены, что их душа должна была спуститься в Преисподнюю, что орёл Зевса снова и снова вырывал печень Прометея, и что Медуза была обезглавлена. Точно так же, если считать окончательной целью души достижение целостности, центрированности и интеграции, её фрагментированность есть удар по высокомерию стабильного эго, которое должно оставить своё ощущение фиксированной идентичности и, наконец, отойти в сторону, позволив парадоксальному Я заменить его в качестве центра сознания.

Пересматривая возвращение души

Как замечает  Джеймс Хиллман (основатель архетипической психологии), между «духовной дисциплиной» и терапией лежит целый мир различий. Он утверждает: «Каждый, кто пренебрегает патологией ради роста, или смятением души ради укрепления эго и вдохновения, или кто отрицает различия внутри множественности и разнообразия ради единства (психический монотеизм), оказывается вовлечённым в духовную дисциплину» (1). С другой стороны, терапия имеет дело с «душой», которая, как нам напоминает Хиллман, является неотъемлемо патологической, множественной, подверженной блужданиям, смерти, погружениям в её глубины, депрессиям; она отклоняющаяся, запутанная и политеистичная.

Мы не должны, следовательно, приходить к заключению, что реинтеграция, или возвращение потерянных частей души, эквивалентна превосходству  психологического единства над множественностью, или что такое возвращение во всех случаях является желанным, необходимым или приемлемым для мифического контекста терапевтической ситуации. Порочить «дис-интеграцию» как во всех случаях нежелательную есть то же самое, что давать привилегию спокойному центру над напряжением противоположностей в окружности, продвигать монотеизм, невзирая на стремление души к множеству богов, поднимать чистые высоты духа как архетипа единства над стремлением души к погружению и рассеиванию в человеческих страданиях в юдоли печали. Это то же, что и восстанавливать бога против бога, аполлоническую простоту против дионисической множественности, ставить разум выше божественного безумия, порядок выше хаоса, фокус выше дисперсии, коагуляцию выше растворения. В конце концов, у каждого человека богов можно с одинаковым успехом обнаружить как в одной хижине, так и в другой.

Возвращение души, таким образом, не эквивалентно повторному возведению на престол монотеистического аполлонического мифа, но, скорее, стоит на уровне восстановления души во всей её сложности и фрагментированности, с её значениями и орнаментами; потому что, если душа защищается от расщепления, то она оказывается подверженной расщеплению своей защиты. Может быть, в таком случае мы нуждаемся в пересмотре понятия «возвращение», подразумевая под ним не только реинтеграцию личности, но также восстановление политеистической души, которая находится в самом сердце «Я – Ты» отношений человеческой и космической жизни.

В этом контексте терапевт как служитель души является, прежде всего, не избавителем от страдания, но скорее проводником души через него. «Пациент» примиряется с жизнью и принимает участие в мифической драме богов. Осознание того, что кто-то не одинок и чья-то борьба, темнота и страдание, когда они ценятся и принимаются в мифическом контексте, имеют природную цель и направление – раскрыть кого-то к полному спектру жизни и её пантеона богов, - само по себе содержит исцеляющее возвращение индивидуума на его/её место во всеобъемлющей мифической схеме и безграничной мистерии Космоса.

Именно здесь способность шамана возвращать душу должна объединиться с умением терапевта определить, будет ли реинтеграция полезной или, напротив, несущей смерть-при-жизни  неуловимой бабочке души. Через знакомство с фазами ранености многих ключевых мифов терапевт в идеале обеспечивает метафору или универсальный контекст для ранения и исцеления, тогда как пациент, через идентификацию с тем или иным мифическим героем, находит выход из истощающего страха, одиночества, боли и ощущения бессмысленности, вызванного болью. Когда же эти средства, которые мы называем «мифической контекстуализацией», заблокированы патологической диссоциацией и сопровождающей их хронической фрагментацией эго, тогда может помочь вмешательство шамана.

Шаманизм и шизофрения

По словам Джозефа Кемпбелла, то, что мы называем шизофреническим, в шаманических культурах позитивно зовётся призрачным или мистическим, следовательно, это ценится, а не вызывает страх и не подавляется препаратами. Как он разъясняет в хорошо известном ТВ-сериале (1988) «Сила мифа», шаман – это человек, мужчина или женщина, который … имеет всепоглощающий психологический опыт, который полностью обращает его вовнутрь. Это что-то типа шизофренического слома. Всё бессознательное открывается, и шаман проваливается в него. Этот шаманический опыт уже был описан много, много раз. Он имеет место на всём протяжении от Сибири, через обе Америки и вниз до Тиерра дель Фуего».

Так как шаман, по всей видимости, испытывает переживания, похожие на таковые у больных шизофренией, то работа с этими больными с использованием опыта шаманизма может быть успешной. Традиционные редукционисты-психиатры, с другой стороны, позволяют себе утверждать, что, если переживание неприятно (такое, как хроническая депрессия), то оно должно быть остановлено или облегчено. Однако, из того, что переживание болезненно или тяжело, совсем не следует, что оно не ценно, или, говоря терапевтическим языком, это – «рана, которая лечит».

Как подробно излагает Мирча Элиаде, шаманическая инициация часто неприятна, даже временами ужасающа, и может включать переживание ободранности до костей, расчлененности или разорванности на куски. Если больной шизофренией может проработать такие процессы с эмпатическим терапевтом, он/она могут найти исцеление и какую-то стабильность эго на другом конце испытания. Я знаю и других больных шизофренией, которые мужественно сошли с препаратов и помогали друг другу в таких процессах, или (что реже) тех, которые прошли через это в одиночку.

Говоря о  потере души в случаях, менее экстремальных, чем смерть больного или какое-либо другое совершенно беспомощное состояние, мы нередко имеем в виду фрагментацию личности, посредством которой часть психической энергии определённым образом отщепляется. Прежде всего, все мы в определённых нормальных фазах сильнейшего конфликта, депрессии, страсти, общей активизации теряем энергию души: путём диффузии, излучения, контагиозной передачи тени или архетипических содержаний бессознательного (заметьте, что я предпочитаю не использовать термин «проекция», который подразумевает, что душа есть исключительно внутреннее качество, а не всепроникающая субстанция). Во-вторых, в патологических случаях, когда личность нарушена или плохо приспособлена к внешней реальности, рассеянная энергия может быть поглощена или заморожена в отколотых личностях, которые могут сформироваться через развитие комплекса, через травматическую диссоциацию, приобретённый невроз или через начало шизофрении или психоза.

В качестве основного метода я использую шаманическое возвращение души только тогда, когда считаю это оправданным. Используя выражение «возвращение души», я понимаю его совершенно литературно, именно как возвращение затерянной души (или фрагмента). В этом смысле,  работа с хронической депрессией или шизофренией, например, включает поиск, нахождение и возвращение: с помощью «экстаза», индуцированного пением и барабанным боем, и с помощью моих путеводителей – отколотого аспекта души, которая может быть затянута в Подземный мир, мир подводный, между реальностями или сферами, или даже в другой мир или на луну. Степень воздействия различается по моему усмотрению в зависимости от характера ситуации, который включает учёт степени, до которой пациент может активно сотрудничать в его/её реинтеграции. Большинство людей, по моему опыту, привносят большой вклад собственных инсайтов, инстинктов и энергий в исцеляющую ситуацию, и моя точка зрения, если кратко, состоит в том, что для шамана желательным является в как можно меньшей степени вмешиваться в спонтанность процесса делания души, который неизбежно имеет свой собственный мифический алгоритм.

Обобщая сказанное, в моей собственной работе со страдающими хронической шизофренией я иногда наблюдал развёртывание сновидческих и галлюцинаторных драм, которые порой отчаянно боролись с реинтеграцией личности. Выбор, перед лицом которого я затем оказывался, был таков: или ожидать и позволять процессу развернуться психотерапевтически, или вмешиваться шаманически, или сочетать оба пути.

Изучение случая


В одном примере Джон, страдающий шизофренией, достиг той фазы в сновидениях и галлюцинировании, которая свидетельствовала о значительном прогрессе на пути к интеграции. Его сны неоднократно показывали диффузный хаос, состоящий из неясных существ, кружащих, как будто пойманные во что-то наподобие пещеры  подземного мира, откуда не виделось выхода. Одновременно с этим, в его сознательных галлюцинациях компенсаторным образом доминировала единичная примитивная фигура, похожая на воина, который стоял на гигантском фаллосе, гневно потрясая кулаком и выкрикивая что-то в небо как будто в бессильной ярости. Из потенциально креативной энергии и силы этой примитивной фигуры ничему не удалось прорваться в сознательное выражение, так как, несмотря на то, что Джон был постоянно атакован и целиком поглощён голосами и видениями, к счастью, не обвиняющими и не опасными, он был привычно стеснительным, спокойным, отчуждённым и неохотно решался на социальные контакты. Наоборот, энергия воина была подавлена, связана в крепкий узел, что ощущалось Джоном как болезненные спазмы в области желудка, что свидетельствовало о связанной эмоциональной энергии на уровне солнечного сплетения.

Между тем, бессознательное имело свой алгоритм, так как кружащие фигуры снов позже занялись общим делом построения гиганта, золотой статуи наподобие Будды, которая, как сказал Джон, была образом его самого. Здесь прослеживается создание божественного образа себя, но он инертен, пассивен, в каком-то смысле безжизненен и беспомощен, так как бессознательная энергия всё ещё рассеяна между многими отколотыми частями души. Тем не менее, возведение статуи является креативным предприятием и чем-то вроде жеста в сторону интеграции, требующего определённого уровня координации и кооперации между диссоциированными формами.

В  наиболее тяжёлой форме шизофрении раскол анимы, анимуса или других архетипов бессознательного на множество фигур эквивалентно, как указывал Юнг, диссоциации в неопределённое состояние, наподобие исторической регрессии, параллельно которой стремится идти распад сознания. Это разновидность понижения ментального уровня, которое отражает более примитивное состояние психики.

Моим решением на этом этапе было: предложить ограниченную и целенаправленную шаманическую помощь и большей частью ждать и наблюдать, куда далее приведёт общий процесс, и, в особенности, как он развёртывается в сновидениях. Моё вмешательство, после обсуждения с самим Джоном и при его согласии, было направлено исключительно на облегчение физического стресса, вызванного гневной одинокой фигурой, и включало в себя канализацию большой части её энергии в форме тепла в подземный источник замёрзшей воды. В индуцированном барабанным боем экстазе и путешествии энергия, конкретизированная  как желто-красный огонь, была вытянута из чакры солнечного сплетения через мост, построенный одним из моих шаманических божеств – Айваном. Моя тотемная змея и передовой диагност Натаир помогли мне направить тепло далее  в форме вихревой спирали, которая циркулировала вокруг моста наподобие змеи Кадуцея, в то время как мой проводник-волк Дайнар был стражником, а ещё одно сильное подземное божество Морддаин вёл переговоры с фигурой воина, чей гнев, казалось, значительно уменьшился.

Второй подземный проводник, Айняннет, достал из источника чашу, наполненную водой, теперь уже согретой канализированным и перенаправленным теплом, и поднес её к фигуре воина, кому она была предложена как исцеляющая сушь. Фигура, после некоторого сопротивления вначале, приняла напиток, и, в то время как он пил его, он стал прозрачным настолько, что я видел и чувствовал, как вода проникает в его тело как тёплый золотой поток. После этой сессии Джон отметил, что болезненное ощущение в желудке уменьшилось и что фигура воина теперь сидит на фаллической фигуре в более презрительной позе.

В одном из его вскоре последовавших снов на сцене подземной пещеры появилась одиночная женская фигура; из отделённой линии четырёх мужских фигур она выбрала одну, которую отправила наружу из пещеры через граничащую стеклянную дверь и стену во что-то наподобие кафе. Снова я расценил это как позитивное развитие, так как анима -  персонификация бессознательного Джона, -  теперь приняла отдельную форму в виде его собственного проводника души, и также потому, что множество отколотых душ на одном уровне превратились в четырёхгранную целостность, тогда как другие, забыв о судьбе четырёх, продолжали свою работу построения гигантской золотой статуи. Я рассудил, что этот процесс, хоть всё ещё и диссоциативный, на этой стадии не требовал шаманского вмешательства и продолжал развиваться в своём темпе и со своей интегрирующей целью – спонтанным движением к возвращению Себя (мой синоним индивидуации).

Появление стеклянной двери, стены и граничащего с ними дружелюбного кафетерия давало определённую надежду, так как теперь тесная пещера, чьи стены до сих пор играли роль изолирующих диссоциативных защит, разрушалась. Поэтому становилась возможной или проделывала свои первые пробные шаги коммуникация между диссоциированными состояниями, часто символизируемыми во снах граничащими друг с другом, но запечатанными комнатами; возможно, появлялась также коммуникация с социальным миром, который символизировало кафе. Конечно, я жаждал увидеть, как всё это разовьётся в будущем, но на этом этапе Джон переехал в другой штат. Но я до сих пор часто думаю о нём; мне интересно, провела ли женская душа-проводник остальных пойманных личностей через другие стеклянные двери и появилась ли наконец золотая статуя.

Как всегда, возникает вопрос: когда это раненое состояние или диссоциация, когда – первостепенно потеря души, а когда – окончательная деградация? Учитывая значительное сходство между шизофреническим расстройством и шаманической инициацией, перед шаманом, имеющим дело с шизофренией, встаёт возможная дилемма. Как она знает из её собственного опыта, именно шизофреник может самоисцелиться и реинтегрироваться. Если она вмешается преждевременно или без необходимости, она может лишить больного шизофренией аутентичного опыта инициации. Здесь, когда она бывает призвана распознавать значения ключевых моментов развития во снах, видениях, голосах больного шизофренией и его степень адаптации к внешней реальности,  начинают играть роль её способности как психотерапевта. Здесь также нельзя забывать о рисовании мандал некоторыми больными, в которых иногда изображён фрагментированный центр, хаос которого спонтанно компенсируется симметрично организованной окружностью.

Как указывал Станислав Гроф, шаманизм включает фантастические внутренние путешествия в коллективное бессознательное. «Те индивиды, которые успешно интегрировали свои внутренние путешествия», - добавляет Гроф, - «знакомятся с территориями души. Такие индивиды также способны передавать это знание другим и сопровождать их по их тропе…Драматический опыт инициации у шаманов, который включает мощные последовательности смерти-рождения, интерпретируется западными психиатрами и антропологами как показатель психического заболевания. Обозначаемый обычно как «болезнь шаманов»,  он обсуждается в контексте шизофрении, истерии или эпилепсии.

Это отражает типичное предубеждение западной механистичной науки и несомненно является культурально обоснованным ценностным суждением, а не объективным научным мнением. Культуры, которые признают и благоговеют перед шаманами, не присуждают титула шамана любому индивиду со странным поведением, как считают западные знатоки. Они проводят очень ясное различие между шаманами и индивидами, которые больны и безумны. Настоящие шаманы пережили сильнейший, необычный опыт и смогли интегрировать его творчески и продуктивно. Они должны справляться с повседневной реальностью так же, или даже лучше, чем их соплеменники. К тому же, они имеют доступ к другим уровням и сферам реальности и могут вызывать неординарные состояния сознания у других в целях лечения или трансформации. Таким образом, они скорее показывают более высокое функционирование и «более высокую разумность», чем дезадаптацию и безумие. Это просто неправда, что у необразованных аборигенов любое странное и необъяснимое поведение считается священным». (2)

Психотик по определению отличается от «нормального» человека тем, что эго психотика, или его сознательная личность, поглощено архетипическими силами бессознательного до такой степени, что он уже не может различать внутреннее и внешнее и поэтому не может функционировать как ответственный гражданин. Не все страдающие шизофренией являются психотиками, но многие испытывают похожие трудности в проведении барьера между ощущением личностной идентичности (обуславливаемым эго) и вторжением разрушительных сил архетипического бессознательного; таким образом, как проясняет Юнг, становится понятной важность иметь стабильное эго, когда человек вынужден бороться с видениями и голосами и в то же время быть способным функционировать во внешнем мире.

Шизофрения: болезнь шаманов

Для тех, кто призван быть шаманом, путь будет всегда одиноким и требовательным, а для тех, кто должен бороться с отказом западной культуры принимать всепоглощающую реальность измененных состояний сознания, муки, в которых такие потенциальные шаманы пребывают, будут сильнее вдвойне. Наряду с необходимостью выносить потерю стабильности эго, пугающее перекрывание внешней и внутренней реальностей, страдающие шизофренией часто вынуждены бороться с психиатрическим клеймом, обусловленным аполлоническим мифом рассудка, монотеизма и нормальности, который требует, чтобы такие «девиантные» дионисийское состояния были подавлены лекарствами или наказаны помещением в психиатрические институты.

Разум и ощущения шизофреника, наподобие таковых у шамана во время инициации, атакуются прямыми откровениями высот и глубин громадного Иного мира коллективного бессознательного. Одновременно с этим, шизофреник вынужден втискиваться в порою довольно скучную рутину повседневного существования. Вторжение в эго архетипических сил глубоко и необратимо изменяет индивидуума; никто из тех, кто прошёл такой кризис, не могут ограничить расширившийся горизонт своего сознания до скучных рамок культурных норм. И всё равно, вместо того, чтобы ободрять и поддерживать развитие таких трансцендентных уровней осознания, традиционная психиатрия ищет – из-за страха неведомого, бессознательного, нуминозного, иррационального и ненормального, - способы задушить его под эфемерной и снисходительной маской «лечения».

Больной шизофренией, будучи сильно интровертированным, автоматически становится плохо приспособленным в обществе, которое узко определяет личностную идентичность в понятиях внешнего вида, поведения и социального статуса. Он/она живёт в прерывистой реальности, которая может ужасающе атаковаться перекрывающимися реальностями, голосами и хаотическими восприятиями. Всё приобретает мифические обертоны. Участники архетипических драм часто выступают богами, которые потенциально и благожелательны, и разрушительны. Традиционная психиатрия справляется с такой перегрузкой, затормаживая психику и пытаясь заставить индивидуума вернуться к культурным нормам. В то же время, «пациент» оказывается лишённым уникального способа познания, который многие шизофреники ощущают как имеющий громадную ценность и достойный следования ему. Но, к сожалению, закон находится в руках психиатров, чтобы убрать то, что другие ценят как проявление вызывающей благоговение силы священного.

Потеря души и страна мёртвых


Если шизофреник погружён и ослаблен яркими мистическими переживаниями, то шаман идёт, или, вернее, движется прыжками по тропе с множеством направлений между центрированным фокусом и раненостью, фрагментацией и душевной патологией. В экстатическом трансе шамана эго не затоплено, а скорее произвольно и временно смещено, дестабилизировано и ослаблено в целях трансового путешествия. Шизофреническая потеря эго, однако, не тождественна зрелому и ответственному характеру исцеляющей деятельности шамана. Она скорее сродни шаманической инициации, которая может быть очень травматичной и опустошительной, как иллюстрируют следующие самоотчёты:

Давид, страдающий шизофренией, вспоминает:

«Потом я почувствовал, как какая-то часть меня провалилась в трещину в тротуаре, прямо в подземный мир, в то время как оставшаяся часть меня оставалась поверх тротуара. Я до сих пор пытаюсь осмыслить это переживание в контексте древних египетских верований, согласно которым, особенно во времена ранних династий, у них существовало знание о стране мёртвых, впоследствии, к счастью, восстановленное и известное под названием Египетской книги мёртвых».


В контексте египетского мифа, это двойник, или «ка», продолжает бродить, когда появляется раскол в мире шизофреника. Бывает крайне удивительно, когда одна и та же информация исходит одновременно из двух совершенно разных мест. Однако, это является обычным положением дел в определённых фазах развития патологии. В шаманической практике есть существа, которые заботятся о прибывших в другие сферы, поэтому иногда бывает полезно уверить шизофреника, что он/она не одиноки. Зачастую одно осознание того, что кто-то находится в двух разных местах одновременно, уже оказывается достаточным для достижения понимания процесса, что, в свою очередь, делает работу с ним гораздо проще. Иногда я вскользь делаю предложения типа: «Ну, этот двойник ваш и только ваш – убедитесь в этом, когда сможете позвать его назад к себе, если почувствуете, что ситуация выходит из-под контроля».

Как отмечает Юнг, активация страны мёртвых часто связана с потерей души. В 1916 г., незадолго до его сверхъестественного переживания встречи с группой духов из древнего Иерусалима, которые посетили его дом и звонили в дверь, Юнг записал фантазию об отлетевшей от него душе. Так как душа как анима является посредницей бессознательного, в каком-то смысле она в той же степени относится к сфере мёртвых, потому что бессознательное сообщается с мифической страной мёртвых предков. Таким образом, если кто-то фантазирует об исчезновении души, это означает, что она затянута в бессознательное, или страну мёртвых. Там, как отмечает Юнг, она вызывает оживление, которое придаёт видимые формы следам предков, давая мёртвым возможность проявить себя. Вскоре после исчезновения души Юнга, мёртвые явились ему, результатом чего были его «Семь проповедей мёртвым», написанные от лица его (впоследствии) духа-проводника, учёного-гностика Василида. Юнг считал это примером потери души, которая, как он указывает, является частым феноменом у примитивных народов. (4)

Интересно, что одна хвалебная речь в адрес Юнга содержала замечание, что он был шизофреником, исцелившим сам себя, то есть точное определение инициированного шамана. Действительно, обсуждение явных шаманических элементов в жизни Юнга само по себе составляет интереснейшее исследование. Коротко и ёмко, я упомяну его разговор с его духами-проводниками, среди которых была фигура Старого Мудреца Филемона, а позднее – его служительницу, слепую девушку Саломею; его детальное и живое ознакомление с просторами коллективного бессознательного, его шаманическую способность направлять других на этой потенциально опасной территории, его пророческие и иногда пугающие по своей силе сны и видения, его ранний страх сумасшествия и его раздвоенную личность, его шаманический сон превращения в женщину и его кризис среднего возраста, который  начался с его мужественного погружения в Бездну.

После разрыва с Фрейдом Юнг остался один перед бессознательным, изучая  свои сны и видения, и, как бесстрашный путешественник, пустился исследовать белые пятна на карте этих потенциально опасных вод. На ранних этапах своей психиатрической карьеры Юнг был понятно обеспокоен тем, что его видения были поразительно похожи на таковые многих его пациентов психиатрической больницы в Бургхольцли. Страшась сумасшествия, Юнг был неоднократно  атакован видением, в котором территории Европы затапливались морем крови. Только с началом войны в 1914 году он осознал, что видения предыдущего года были зловещим пророчеством и не имели отношения к нему самому.

Юнг, хотя и не отвергает шаманизм, тем не менее на ранних этапах своей карьеры рассматривает его как выражение примитивного сознания, которое видит душу вовне, или проективно, в то время как современные терапевты склонны считать душу внутренней структурой и процессом. Но обе эти взаимоисключающие точки зрения, как я полагаю, являются неадекватными пространственными метафорами или вербальными условностями, которые мало что говорят о том, как мы и мир в действительности переживаем душу. Более поздний опыт Юнга, например, противоречит его экстернализации души. В своей автобиографии он описывает ощущение себя «распространившимся по ландшафту и внутри вещей и живущим в каждом дереве, в плеске волн, в облаках и животных, которые появляются и уходят, в смене времён года…». Далее, Юнг заканчивает свою автобиографию заключением, что «растения, животные, облака, день и ночь» настолько наполняют его, что он ощущает «своё родство со всеми вещами». (5)

Если, таким образом, индивидуация не изолирует человека от мира, но, скорее, вбирает мир в себя, то делание души приводит индивидуума к связи с всепроникающей душой, anima mundi, распространяющейся в ещё более ёмкую сферу unus mundus. Здесь, посредством взрыва изолированного эго,  диффундирующее движение души вовне сталкивается с инфундирующим движением извне вовнутрь так, что обе стороны сливаются в воображаемый космос, чей центр, как знают все шаманы (через «гнозис»), находится везде.

Шизофрения как инициация

Многие из тех, у кого диагносцирована шизофрения, склонны отрицать, что их состояние болезнь:

«Это ощущается больше как инициация какого-то рода», - рассуждает Крис. «Несмотря на всю боль, которую это принесло мне, я не хотел бы быть без этого, потому что это позволило мне узнать гораздо больше о множестве вещей».

Другой пример: Сэди окончила университет незадолго до того, как в 24 года стала жертвой шизофрении.

«Я могу сказать, что это случилось ночью: я вдруг оказалась в очень странном, ужасном и в то же время прекрасном месте; но также будет правдой и то, что это иногда приходило  мне в голову и раньше. У меня возникало странное чувство, что это назревало в течение многих лет, и я много читала по этому предмету, но, как оказалось, ничто не могло подготовить меня к этому, когда, наконец, это случилось. Я была растеряна больше, чем могла даже подумать».

Друзья и семья были обеспокоены переменой, произошедшей с ней, и в течение двух месяцев она поступила в психиатрическую больницу.

«Больше всего на свете я не хотела туда. Иногда я чувствовала, что, если попаду туда, это погубит меня, но я была бессильна сопротивляться. Я потеряла способность выражать себя – слова содержали в себе слишком много смыслов. Я слушала что-нибудь вроде банального комментария футбольного матча, а для меня это было историей последней битвы богов. Всё было так грандиозно,  так глубоко мифологично. Я видела тайную историю мира во всём, каждая малая деталь имела другое значение, и я пыталась удержать всю эту информацию, крутящуюся вокруг мифического поиска, который ужасал и волновал меня больше, намного более живо, чем моя жизнь когда-либо».

Позже Сэди добавила:

«Ещё прямым результатом моего опыта было то, что я стала способной вытягивать моих друзей из психозов, которые в противном случае быстро бы захватили их. Шаманы умеют входить в это состояние через смятение, потому что есть другие, старшие шаманы, которые уже побывали там, и могут им помочь. У меня есть несколько друзей с диагнозом шизофрения, и все мы думаем так же».

Но если есть лекарства, которые могут помочь больным шизофренией вернуться к обычной жизни, почему они не хотят принимать их? Почему они настолько не доверяют медицине?

«Если честно, я не думаю, что средний психиатр знает ключ к таким состояниям», - осторожно сказал Крис. «Мой психиатр никогда не читал Юнга. Я не могу уважать  это, и считаю для себя опасным позволять ему назначать мне лекарства, которые действуют на мою психику. Это, в конце концов, моя психика. Лекарства делают меня сонливым, но я затянут в приём их, и все мои просьбы постепенно уменьшить дозы не принимаются в расчёт. Люди ужасаются при мысли о средневековых зубодёрах, и, я думаю, по мере того, как мы будем узнавать больше о психике, с годами появятся люди, которые будут думать так же о наших психиатрах. Мой врач пытался заставить меня поверить, что то, что я слышал, видел и чувствовал, было бредом, что бы он под этим ни подразумевал. Но то, что я испытывал, было реальным, в полном смысле слова. Переживания шизофреников невероятно похожи друг на друга».

Мысли Сэди имеют то же направление.

«Врачи просто выискивают симптомы, которые подходят к тому, что написано в их медицинских справочниках…. От лекарств я становилась заторможенной. Это была не я. Я существовала, но не жила…. Если я жаловалась или задавала вопросы о том, как меня лечат, моё поведение расценивалось врачами и медсёстрами как характерное для шизофрении. Я всегда оказывалась в проигрыше. Я приняла решение постепенно сойти с лекарств, хотя и очень боялась делать это».

Единственным положительным моментом, который чувствовала Сэди от приёма лекарств, было то, что они успокоили её психику и сделали её способной побороть страх и паранойю, преследовавшие её двадцать четыре часа в сутки. Так что же случилось, когда она прекратила приём лекарств?

«Ну, я почувствовала себя намного более живой. У меня появился энтузиазм и творческие способности.  Но потом, одной ночью, это повторилось снова. Я вернулась в кошмарный мир. Если попытаться описать это, то это было, как будто я жила сотни лет назад и мир казался знакомым в чём-то, но было и много такого, что изменилось, и я должна была учиться приспосабливаться. Всё было одушевлено – я чувствовала, как будто дух пронизывал всё, что я была чувствительна до такой степени, что полностью идентифицировалась со всем, что было у меня в голове, на что я смотрела или о чём думала в это время. Я решила избежать госпитализации и поехала в Шотландию работать в лесу. Это было очень трудно. Я не могла хорошо относиться к людям – они казались такими хаотичными, такими далекими от меня. Я привыкла оценивать себя по тому, как я взаимодействовала с людьми, так что для меня было очень трудно быть одиночкой. Но изменение ролей, когда никто ничего от меня не ждал, было таким оживляющим, таким придающим силы. Живя на этих перенаселённых островах, очень трудно быть по-настоящему одной, но я искренне считаю, что это жизненно необходимо, в положительном смысле, для понимания происходящих перемен и нахождения перспективы.

«Я стала очень пристально следить, следить настолько объективно, насколько была способна, за тем, как функционирует моя психика, как будто она была машиной, за которой я работала, и мне удалось сделать что-то вроде перезагрузки для того, чтобы она могла выполнять нужные мне задания. Я перестала чувствовать себя жертвой и вновь приобрела слабое ощущение контроля».

Кажется, такой метод сработал для Сэди, которая не была госпитализирована повторно и возобновила учёбу по полной программе. У неё есть только пожелание, чтобы медицина имела мужество пробовать разные виды помощи больным шизофренией. Она добавляет:

«Тем не менее, я всё ещё вижу и слышу разные вещи. На самом деле, именно благодаря образам моих видений я смогла выработать способ помочь самой себе. Другими словами, погружением в то, что я испытывала, а не попыткой отбросить это».

Лечение барабанами также полезно:

«Я думаю, дело в бое, ритме», - добавляет Крис. «Он удивительно действует на психику. С того времени, как я начал так танцевать, я перестал чувствовать потребность принимать какие-либо лекарства. Я люблю собирать группу людей, чтобы навещать шизофреников, садиться где-нибудь в круг, играя на барабанах или неважно на чём. Такие методы использовались тысячелетиями для выведения людей из психозов. Я думаю, мы должны пробовать больше способов помощи таким людям в возвращении их к жизни. Я знаю, что это работает: я вернулся к жизни, лучшей, чем когда-либо. И всё это слишком ценно, чтобы отказываться от этого».

Возвращение себя и возвращение души


Юнг однажды заметил, что его труд будет продолжен «теми, кто страдает», и, несомненно, он имел под этим в виду всех, которые имеют смелость столкнуться – переживая особенное одиночество и неизбежный в такой работе риск, - со своими внутренними глубинами, душевной патологией и тенью. С высоты проделанной эффективной терапии (подразумевая под «терапией» «служение богам») можно в качестве основной идеи определить право страдающих шизофренией самим выбирать вид лечения; однако, в настоящее время традиционная психиатрия не предоставляет им возможности прорабатывать их переживания вместо лечения симптомов. Считаться с болезнью требует силы – как от пациента, так и от терапевта, - но возможность существует, и страдающие шизофренией имеют право на информацию об этом.

Перефразируя Гамлета, вмешиваться или не вмешиваться – вот в чём вопрос. Во время процесса возвращения себя, например, когда пациент выздоравливает от горя, или закончившихся отношений, или просто от старой безответной любви, энергия постепенно возвращается, подобно выползающей улитке или листьям некоторых чувствительных к прикосновению растений, постепенно раскрывающимся после прикосновения. Подобно этому, энергия души не нуждается в выдёргивании назад или в грубом отрыве от своего прикрепления. Она требует нежности и медленного движения, а не внезапного толчка или других форм поспешного возвращения.

Через мой собственный опыт горя, потери и ранености  и, в то же время, мою привилегию разделять болезненный опыт других, я понял, что душа уходит, когда, в категориях её временной рамки, она готова к этому. Она совершает постепенный переход от осознания своей связанности к отказу от зависимости и принадлежности и затем - к осознанию реальности сепарации. Душа, как ребёнок, в такие моменты должна быть отучена от груди, так как её уязвимость и ранимость так часто принадлежат Пуэру, детскому архетипу доверия и открытости, который нередко и в первую очередь и затягивает её в эту ситуацию. Полный надежд, идеалистичный Пуэр, будучи спущен на землю и иногда шокирован грубостью человеческих отношений в духовной сфере, если принимает это с растущим пониманием, а не с горечью, тогда становится добровольной жертвой болезненной реальности. При некоторых обстоятельствах, вмешательство и возвращение души (может быть, ненамеренное) в целях скорейшего выздоровления, или без  шаманического (в хорошем смысле) стремления помочь страдающей душе избежать боли, может стать поспешным суррогатом более постепенного, естественного процесса возвращения Себя. Потому что через горение в нежном алхимическом огне, где агония чувства постепенно превращается в золото «со-чувствия», лучшим образом и рождается Раненый Целитель.


© Перевод с англ. Л. Бородиной, 2010г.