Индивидуация, Кундалини и Аяваска

Хегай Лев

Индивидуация, Кундалини и Аяваска

 

Лев Хегай

 Доклад на V международной междисциплинарной конференции ОППЛ (модальность «Юнгианский анализ») "Путь индивидуации. Архетип Пути в практике психотерапии", 24-25 марта 2018.

(Здесь представлена полная версия, т.к. из-за ограниченности времени на конференции была озвучена краткая версия.)

 

Одним из направлений деятельности Московской Ассоциации аналитической психологии (МААП), которое я курирую, являются духовные путешествия. Погружение в другие культуры и изучение духовных традиций других народов и цивилизаций расширяет наше понимание психических процессов, общих тенденций и разнообразия их проявлений. Одной из важнейших концепций, который Юнг привнес в психоанализ, является концепция коллективного бессознательного. Развитие личности и психические проблемы, с которыми человек сталкивается и которые приходит решать на психотерапии, обусловлены не только его детскими травмами, но и тесно связаны с коллективными процессами – семейными, родовыми, национальными, общечеловеческими. Можно сказать, что наши проблемы возникают в результате сложного переплетения коллективных и индивидуальных факторов. Но исследовать культурную составляющую этой смеси будет сложно тому, кто сильно идентифицирован со своей культурой. Поэтому опыт погружения в другие культуры позволяет на время растождествиться, взглянуть со стороны, впервые осознать или переосмыслить многие вещи. Это может объяснить рост популярности туризма, путешествий, культурологических и антропологических исследований.

Одним из следствий возросших коммуникаций между представителями разных культур в современном глобальном мире является то, что ранее закрытые автохтонные сообщества, развитие которых много веков протекало независимо от всего остального мира, становятся объектом интенсивных исследований. Цивилизация наступает и разрушает их традиционный уклад. Но позитивной стороной этого неизбежного процесса является возможность познакомиться с уникальной духовной культурой, созданной этими племенами, и, быть может, заглянуть в прошлое человечества. Наряду с обесцениванием прошлого как времен «дикости» и «примитивности» у нас существует и идеализация прошлого. Оно кажется нам преисполненным гармонии с природой, высокой духовности и сердечной доброты в человеческих отношениях – целительным с точки зрения стрессов современного мегаполиса, нашей отчужденности и утраты веры. Мы ищем в прошлом то, чего не хватает в настоящем, ответов на вопросы, которые не можем разрешить. Вооруженные правополушарным рациональным мышлением, выстраивающим линейные логические связи, люди Запада построили технологическую цивилизацию, ориентированную на сугубо материальные потребности. Ценой этому стала утрата связи со своей душой, потеря смысла жизни, поддержание которого тесно зависит от жизни наших чувств, грез, интуиций, иррациональных верований.

Во многих языках существуют семантические различия между такими словами, как знание и понимание. Русское слово «знание» в силу происхождения славянских языков из древнего языка ариев санскрита имеет нечто общее с индийским «джняна». Но в индийской философии делается различение между «джняной» и «праджней» – знанием и мудростью. Необходимо время и определенная духовная зрелость личности, чтобы накопленные знания переплавились в золото мудрости – истинную цель всех духовных поисков. В наше время мы слишком легко отождествляем знание с информацией. «Прогуглить», т.е. прочитать в Интернете, означает для нас прояснить возникший вопрос. Только последние три тысячи лет с распространением письменности люди стали использовать тексты. В полной мере текстовая модель цивилизации стала доминировать после 1450 г., когда Гуттенберг запустил первый печатный станок. С тех пор мы подвержены заблуждению, что слова и вещи совпадают – что, овладев словами, можно получить власть над объектами реального мира.  

Благодаря исследованиям детской психологии мы сегодня отчетливо представляем «инфантильную катастрофу», связанную с овладением речью. Переживания после нее делятся для ребенка на те, что можно выразить словами и, следовательно, разделить с другими людьми, и те, которые навсегда останутся невыраженными и недоступными для развивающегося взрослого вербального сознания. Кроме того, возникновение речи усиливает и закрепляет субъект-объектное расщепление и отчуждение от самого себя. Развитие получает только та часть я, которую можно выразить словами и представить другим. И она живет по ту строну от мира, отделенная от него навечно пеленой слов. С формированием культуры письменной речи расщепление усиливается. Теперь вместо опоры на собственный опыт, на непосредственное переживание мира, мы предпочитаем просто читать о мире и чужом опыте. Но чужой опыт и голая информация, которая замусоривает наш ум сегодня в огромных количествах, не способны родить мудрость и придать жизни смысл и направление.  

Религиоведение и культурология, изучавшие духовные верования других культур, фокусировались на письменных источниках согласно всей модели рациональной науки, делавшей ставку на факты, объективные материальные свидетельства. В результате дописьменные культуры, т.е. не оставившие после себя доступных для изучения документов, получили ярлык примитивных. В настоящее время появляется все больше неудобных для науки фактов, что многие дописьменные цивилизации были высоко развиты. От них остались мегалитические храмы, загадочные артефакты, красивые произведения искусства, свидетельства сложного устройства общества, эффективного сельского хозяйства, развитой медицины, астрономии и т.п. Так что порой можно задуматься, прогрессирует ли человечество или деградирует.

Как же добывали свои обширные знания древние люди, не имея Гугла и библиотек? Жрецы, шаманы и провидцы культивировали прямое или непосредственное постижение, откровение. Сформулированный Платоном гносеологический парадокс гласит, что мы не можем что-либо узнать, если не знали этого раньше. Познать означает постараться вспомнить. Отсюда он, будучи основателем рационалистической западной философии, основанной на логике, приходит к выводу, что все мы обладаем бессмертной Душой, наделенной божественным всезнанием. Размышляя с позиции сегодняшнего мира, зацикленного на деньгах и пиаре, может показаться, что Платон вбросил эту безумную идею, чтобы прославиться и хорошо заработать. Как справедливо считал Хайдеггер, платоновский проект бизнеса на образовании под названием «Академия» лежит в основании всей мыслительной традиции Запада. Но за всеми этими проекциями важно не забыть, что Платон происходил из жреческой среды, что он был великим посвященным, практиковавшим мистерии – ритуальные практики, нацеленные на получение откровений.

Зачем же нам нужны откровения, требующие длительной подготовки, тщательных усилий и особых талантов, если можно просто прочитать в Интернете? Информация поможет вам в простых практических делах, повседневных хлопотах, но не изменит вас как личность. Информация оставляет вас на «этом берегу», в рамках обычного невротического ума, который вечно дезориентирован, сомневается, путается в своих построениях, живет «без руля и ветрил». Именно невротическое эго является истинным источником страданий, и любой поиск счастья и гармонии невозможен без попыток выйти за его рамки. Информация – это главная пища эго. Усваивая ее, оно раздувается в иллюзии собственного всемогущества, будто оно владеет всем миром. Но король оказывается голым, и весь его мир – маленький фантазм, слепленный из чужих слов и мыслей. Суть невроза в том, что эго запирается в крепости своей ограниченной версии реальности и не хочет или не может (например, в результате психических травм) смотреть на мир и на себя в более широкой перспективе. Когда Юнг превозносил нуминозный опыт, способный выгнать эго из его тюрьмы и заставить его принять волю Самости, он имел в виду именно такое знание-откровение.   

Воспитанные в текстовой культуре, мы разучились понимать язык откровений. Юнг приводил пример персидского царя, получившего пророчество, что он разрушит царство, перейдя реку. Тот понял это как указание пойти войной на соседнее государство за рекой. В результате он потерпел поражение в битве, бежал и потерял собственное царство, форсируя реку, спасаясь от преследователей. Откровение, конечно, относилось к тому, что жесткое эго царя с его воинственностью и амбициями будет разрушено новым опытом. Откровения относятся к внутренней, психической реальности, и нет смысла искать буквальных указаний, как действовать. Язык откровений – это символический язык психики или Самости. Самим сердцем юнгианского проекта было возвращение в культуру этого утраченного элемента познания, без которого любому невротику не обрести душевного баланса. Именно с целью получения прямого знания-откровения мы, аналитики, обращаем внимание на сигналы иррациональной части психики – на сны, на образы активного воображения, на параллели со сказками и мифами, на синхронии. Но такой прием находится в опасности остаться только словами и концепциями, не обогащенными сильным эмоциональным зарядом, единственно способным «стронуть воз с места», т.е. вызвать глубинные перемены в личности.      

Поскольку получение откровений – забытое искусство, то за его освоением полезно отправиться туда, где оно еще живо. Проблемой здесь является то, что культурная дистанция между западным профессором и аборигеном из джунглей Амазонии столь велика, что первому понять последнего будет очень непросто. Известны случаи, когда отважные исследователи настолько интегрировались в племенные общества, чтобы познать их изнутри, настолько «перекодировали» свою личность, что больше не желали возвращаться в цивилизацию.  Поэтому подспорьем здесь может оказаться материал мифов и священных текстов из более поздних письменных культур, ведь в основе его лежат застывшие или «окаменевшие» откровения. И лучше искать подсказки не в авраамических религиях, которые буквализируют слова из-за догмы «В начале было Слово…». Здесь была допущена известная ошибка, связанная с тем, что греческое понятие Логос (Слово) имело и другие значения, указывающие на возможность символического и психологического прочтения: Огонь, Смысл, Энергия, Сила, Творчество, Закон, Разум. Во внутреннем опыте откровения создателей Библии все эти аспекты совпадали и не противоречили друг другу, но для адептов это превратилось в указание слепо следовать словам священников и больше не доверять собственному опыту. 

В индийской йоге есть представление о Кундалини, змее, свернувшейся в три с половиной оборота и дремлющей в основании позвоночника. Специальные практики направлены на пробуждение этой силы, которая, восходя по центральному каналу, пробуждает все чакры (энергетические центры тонкого тела) и приводит ищущего к состоянию божественного экстаза (самадхи), в котором исчезает субъект-объектная разделенность. Йогические наставления носят сугубо практический характер, поэтому многим практикующим не вполне понятно, имеются ли ввиду какие-то конкретные действия и ощущения или же речь идет об общей метафоре духовного развития. Юнг в своем семинаре по Кундалини попытался дать психологическое толкование, собрав доступные ему в те времена сведения. Из описания Роменом Ролланом поднятия Кундалини и достижения самадхи, осуществленного индийскими святыми Рамакришной и Вивеканандой, может сложиться впечатление, что к этому способны только выдающиеся люди особой духовной силы. Так что параллели между Кундалини и юнговским понятием индивидуации представляются очевидными. В то же время коммерциализация йоги привела к тому, что под энергией Кундалини сегодня подразумевают самые разные вещи, лишь бы заманить людей на занятия.   

Мне посчастливилось еще в первые годы студенчества в МГУ в далекие 80-е попасть на занятия к учителю йоги, который пережил спонтанное пробуждение Кундалини и сделал изучение этой темы своим главным увлечением. Он даже привлекал врачей, чтобы подтвердить изменение гормонального фона после этого нуминозного события, изменившего всю его жизнь. Он также пытался найти параллели в западной традиции, ведя поиски в масонстве и мистическом христианстве, а позже и в научной психологии. Все это, безусловно, повлияло и на мой интерес к психологии и мистическому опыту.  Когда в 1991 г. состоялась первая конференция по йоге, проходившая у нас в МГУ, и мой учитель занимался ее организацией, у меня появилась возможность пообщаться с другими практиками йоги, пережившими опыт пробуждения Кундалини, прекрасный и ужасающий одновременно. Описания этого опыта, когда переживается «все во всем», и границы тела расширяются до космоса, всегда вызывали как интерес, так и недоверие из-за ассоциации с психотическим расстройством, с делирием и телесной дисморфией. Лишь когда я сам испытал пробуждение Кундалини, я понял, что это переживание совершенно невозможно передать словами. Это глубоко личный опыт из разряда откровений. Сверхсознательные переживания только на словах имеют сходство с психическими болезнями. На деле, в отличие от последних, они не сопровождаются страданиями, путаницей, дезадаптацией, желанием вернуться в норму, последующим нервным истощением. Напротив, они дают прорыв к состоянию ясности, целостности, энергетической наполненности, дают ощущение полноты реализации и постижения сущностного смысла всех вещей.

Недавно, когда я познакомился в 2016 г. с ритуалами аяваски перуанских шаманов, у меня возник вопрос, почему у них нет представления о Кундалини. По некоторым версиям, практика йоги родилась у ариев из синтеза их преимущественно солярных рациональных верований с шаманскими практиками дравидской расы, с которыми они столкнулись при завоевании Индии. Изображение дравидского шамана из Махенджо-Даро в йогической позе, которому более 4600 лет, заставляет фантазировать о мистических практиках этого исчезнувшего народа. Та культура не оставила после себя письменных источников. А древние ведические тексты ариев, давшие начало позже таким религиям, как индуизм, зороастризм и буддизм, восхваляют сому (хаому), которое жрецы использовали в своих ритуалах для достижения божественного экстаза. До сих пор неизвестно точно, что это было за растение. Выдвигались версии, что это могла быть эфедра, дурман, галлюциногенные грибы. Но это могла быть и аяваска, т.к. она растет повсюду в тропической зоне, в том числе и в Индии. В Амазонии следы аяваски находят в глиняной посуде, которой 6000 лет. Т.к. сегодня известно, что несколько тысяч лет назад племена сибирские мигрировали из Азии в Америку и обратно, то похожие шаманские ритуалы с использованием растений силы могли распространяться по обе стороны Тихого океана.

 

В современной психологии есть целое направление, связанное с психоделиками и трансперсональными состояниями. Есть гипотеза Теренса Маккены («Пища богов»), что многие достижения культуры были получены людьми благодаря употреблению галлюциногенных растений. Есть пионерские исследования, провокационные и неоднозначные, гуру психоделической революции Тимоти Лири. Есть эксперименты Джона Лили, Рам Дасса и Станислава Грофа, которому пришлось заменить ЛСД на холотропное дыхание, породив свою психотерапевтическую школу, и многое другое. Проблема большинства таких исследований в том, что они пытаются непередаваемый словами сугубо личный религиозный опыт из дорациональных культур перенести на современную почву, где ему нет места. Разве нужны шаману, говорящему с духами, некие научные доказательства, основанные на химических исследованиях, экспериментах с добровольцами и статистике? Известен случай, когда из грибов химически удалили все действующие психотропные компоненты, но это не помешало целительскому ритуалу шамана. Ведь он использует дух гриба, а не сам гриб. В другом известном случае индийский гуру Рам Дасса съел целый пузырек ЛСД, летальную дозу, и ничуть не изменился в лице, объяснив своему увлеченному химией ученику, что все духовные переживания он может получить без препаратов. И известны тысячи и тысячи случаев профанного употребления психоделиков неподготовленными людьми, которые не получали от этого ничего, кроме разве что «bad trip».

Все это наводит меня на мысль, что, возможно, сила аяваски не в химических компонентах, а в шамане, который научился через нее разговаривать с богами. Аяваска – лиана, которая, подобно змее, спиралью обвивает дерево, поднимаясь вверх. Это чем-то похоже на змею Кундалини, поднимающуюся по нашему позвоночнику. Обе возносят нас на небо, служат средством психэнергетической трансформации в божественное состояние экстаза (самадхи). Выпивая сому, ведический жрец кормил богов через себя, и тогда они начинали с ним говорить, - он получал знаки их воли через откровения. Я обратил внимание, что в иконографии индуистских божеств они изображаются верхом на животных, которые их перевозят. Тримурти, единый в трех аспектах бог индуизма, состоит из Брахмы-творца, Вишну-хранителя и Шивы-разрушителя. Брахма перемещается на лебеде, Вишну на Гаруде, а Шива на быке Нанду. Подношение богам сомы означало, что у них появлялся этот перевозчик, с помощью которого они спускались с неба к жрецу. Возможно, сома (аяваска или Кундалини) и есть этот мифических перевозчик. Это символ соединения божественного и человеческого измерений, образ посредника-психопомпа. В мифологии эти священные животные часто обладают собственной волей, так что даже богам пришлось их приручать. С другой стороны, часто они выступают эквивалентами, замещая друг друга, так что почитать, например, Вишну можно через почитание Гаруды. В сакральном космосе откровений вообще нет жестких границ между образами и понятиями. В индуизме не смущаются от того, что у них есть единый бог и несколько миллионов божеств одновременно.

  

Когда от индуизма отделился атеистический буддизм, в котором нет богов, представление о божественных животных-носителях все равно сохранилось. В знаменитом сюжете, когда царь нагов (змееподобных хранителей сокровищ земли) укрывает Будду от дождя, особенно заметна аллюзия на подъем Кундалини. Далее в буддизме махаяны развивается идеал бодхисатвы – духовного учителя, поклявшегося совершенствоваться не ради себя, а ради помощи всем страдающим чувствующим существам. Уже за пределами индийской цивилизации в странах восточной Азии главных бодхисатв изображают на животных. Манджушри, символ мудрости всех просветленных существ, изображается на льве. Авалокитешвара, символ сострадания всех Будд, изображается на драконе, рыбе или дельфине, т.к. связан со стихией воды. Самантабхадра, символ искусных методов, восседает на слоне с шестью бивнями. А Кшитигарбха, символ неколебимости в следовании обетам спасать живые существа, перемещается на единороге.

    

Главный распространитель буддизма на Тибете Падмасамбхава (Гуру Ринпоче) явился туда в гневном виде огненного демона Дорже Дроло, оседлав беременную тигрицу. Это объясняется тем, что тибетцы до прихода буддизма были примитивными горными скотоводами и исповедовали местную религию бон – по сути, шаманизм. Их умы не были готовы к сложностям индийской философии. Поэтому понадобились впечатлить их особенно яркими образами и сильными магическими практиками. Развившееся в Тибете направление буддизма называют тантрическим, а также ваджраяной (алмазной колесницей), где упор делается на особые психоэнергетические практики. Когда Наропа оформил эти практики в доктрину шести йог, среди которых такие известные ныне, как туммо (йога внутреннего огня, позволяющая ходить зимой в легкой одежде), бардо (Тибетская книга мертвых) и йога сновидений, в них он прописал использование особых тантрических субстанций. Остается только гадать, велась ли речь о каких-то веществах вроде аяваски.

Далее аллюзия на животное-перевозчик есть в знаменитой истории из дзэна об укрощении быка из 10 стадий. Здесь можно понимать отношения с быком как изображающие задачу обуздать свой ум на пути к Просветлению. Животные образы, как и в предыдущих случаях, могут относиться к некоторому нечеловеческому, негуманизированному элементу – первичному, природному, энергетическому – для овладения которым необходимы специальные практики. В дзэне, конечно, речь ведется о разных стадиях медитации.

 

Амплификации или параллели с другими образными системами помогают прояснить детали и полнее почувствовать обсуждаемый архетип. Только на первый взгляд в авраамических религиях нет представления о Кундалини или змееподобной лиане аяваска. После низвержения золотого тельца Моисеем в иудаизме не приветствуются изображения людей или животных, дабы избежать идолопоклонничества. Но в каббалистическом древе сфирот есть структура, аналогичная чакрам на центральном канале из йоги, и по нему также происходит восхождение адепта. Моисей, возможно, был в прошлом египетским жрецом. В Ветхом завете у него есть магический жезл, который может превращаться в змею, намекающий на владение энергией Кундалини.

В христианстве активно используются образы животных. Некоторые образы, как лев, орел и бык, являются простыми аллегориями евангелистов. Некоторым животным, как ослику, на котором Иисус въезжает в Иерусалим, или животным в рождественском вертепе, не придается большого значения. Но голубь Святого Духа явно выполняет ту же роль посредника между божественным и человеческим планом. Если бы Иисуса изображали на тибетских танках, то он перемещался бы верхом на голубе. Даже Св.Георгия на коне, убивающего дракона, можно уподобить Вишну на Гаруде, которая покоряет змей, т.е. управляет энергией Кундалини. И уж совсем очевидно Св.Георгий повторяет античный образ героя Беллерафонта на крылатом коне Пегасе, уничтожающего ужасную химеру.

  

Еще более очевидна преемственность иконографии при сравнении Христа с Дионисом. Христос сам говорит в Евангелии: «Я есть виноградная лоза». Виноград – лиана, подобная аяваске, чем-то напоминающая змею. Иногда вместо Иисуса на кресте изображали лозу. Если считать крест аналогом Древа жизни, а в проекции на человеческое тело позвоночным столбом, то распространение лозы по кресту напоминает пробуждение Кундалини.  Такой же смысл в более ранний период мог нести главный атрибут Диониса – тирс – жезл, увитый плющом. В античности змеи, обвивающие жезлы, были атрибутами божественной силы. Таков кадуцей Меркурия и посох бога медицины Асклепия, из редукции которого впоследствии появилась эмблема медицины со змеей над чашей. Орфическое божество космических циклов Эон, он же Фан, вечный Свет, также изображалось с посохом и обвитым змеей. Учитывая, что арийские вторжения в Средиземноморье повлияли на возникновение греческой цивилизации, элементы йогических и ведических представлений обязательно должны были сохраниться. Позже завоевания Александра Македонского доходили до Индии, и римляне также часто отправлялись в походы на Восток. Влияние восточных верований хорошо исследовано и доказано. Вспомним хотя бы упоминание греческими авторами пророка, потреблявшего сому Зороастра, «звездного мудреца», как они называли основателя зороастризма Заратуштру.     

     

В период раннего христианства, когда Европа переходила от язычества к новой вере, гностическим символом единого Бога выступал Абраксас, сумма цифровых аналогов букв имени которого 365 означала полный годовой цикл. Этот символ целостности, которого часто упоминает Юнг и которому фактически посвящает свой гностический трактат «Семь наставлений мертвым», изображался в виде человека с головой птицы и змеиным низом. Фактически, это пернатый змей, аналогичный доброму верховному богу майя и ацтеков Кетцалькоатлю с другой стороны земного шара, что намекает на возможность восхождения змеиной энергии Кундалини и последующего полета (птица) в божественное состояние самадхи. 

 

В своей Красной книге Юнг выводит в финале образ своей Самости в виде старца Филимона. Старик заставляет его висеть подвешенным на Мировом древе подобно древнегерманскому ураническому богу Одину. В начале экспериментов Юнга с образами бессознательного он казался ему пророком Илией, который мог восходить на огненной колеснице на небо, что является аналогом шаманского полета. Потом он являлся ему птицей и змеей попеременно. В конце он получил образ старца с крыльями зимородка и имя Филимона, который, согласно античной легенде, был последним из людей, кто видел богов и мог с ними общаться. Таким образом, Филимон – пернатый змей, маг и шаман, посредник-психопомп и персонификация его Самости. Позже в особо значимом для Юнга сне во время болезни он увидит индийского йога, медитирующего в храме высоко в космосе над землей. Встреча с ним сулила бы ему возвращение к истоку и окончание всех земных поисков, т.е. смерть и окончательное соединение со своей Самостью. Храм этот напоминал Юнгу буддийский храм в Канди на Шри-Ланке. Можно сказать, что поздний образ Самости Юнга явно имел индийско-буддийскую окраску, что можно связать с его пониманием поднятия Кундалини как финала реализации и кульминацию индивидуации.        

 

В моем собственном сне, который был чем-то похож на сон Юнга, я видел медитирующего буддийского монаха в храме. Это был очень ясный сон, насыщенный энергией, скорее видение, откровение истинной реальности. Моя земная жизнь оказалась лишь его сном или созданной им иллюзией, в которой он позволяет уму попасть под влияние различных кармических остатков для их исчерпания. Когда его работа по очищению этих остатков завершится, и его просветленная ясность станет непрерывной, моя жизнь развеется как сон.

В тибетской традиции есть представление, что очищенная от иллюзорных кармических построений суть индивидуального сознания подобна маленькому зерну света – бинду. Часто оно изображается в виде радужной капли с тибетской буквой А в центре. Буква А – первая буква в алфавите и основа всех остальных слогов в тибетском языке, поэтому это символ основы основ. Кроме того, звук А – часть священного слога АУМ, базовая вибрация вселенной согласно индийской традиции. Это намекает, что бинду, основа нашего я, является частью потока божественного Света, подобная фотону, который есть частица и волна света одновременно. Бинду не следует отождествлять с наблюдающим эго. Параллель в западной традиции можно усмотреть в «искрах божиих» - сокрытой в каждом божественной природе, которая нуждается в спасении, в возвращении в Плерому, к единству с Anima Mundi, душой мира. Возможно, на нечто вроде бинду намекал Иисус, когда утверждал, что «Царство Божие подобно зерну горчичному» (т.е. мельчайшему зерну), посеянному в сердце человека. После смерти именно бинду, а не индивидуальная душа в западном понимании, может облечься в новое тело в силу кармической предопределенности. Если же у практикующего медитацию есть посредник-психопомп, то он может помочь бинду переместиться в чистые сферы, в другие лучшие миры, существующие не в пространстве и времени, а как медитативные миры самадхи. Такая практика у Наропы называется йогой переноса сознания. Помощником здесь является гуру, духовный учитель. Переместиться туда при смерти означает окончательную реализацию, т.к. это выход из круга перерождений. А путешествия туда при жизни позволяют получить прямое знание-откровение. Проблема здесь только в том, что поскольку бинду не есть эго, владеющее вербальным сознанием, то требуется большая работа по переводу этого божественного послания на человеческий язык. Карлос Кастанеда, использовавший другое священное растение-психопомп в традиции тольтеков и ацтеков Мексики (кактус пейот), называл эти миры самадхи нагвалем. После каждого возвращения из нагваля в тональ (обычный мир) должно пройти время, пока это полученное знание «распакуется», и обрывочные смутные воспоминания сложатся в понятную картину. Также как в теории знания-припоминания Платона работа памяти нужна для интеграции духовного опыта.  

 

К сожалению, используемые аналитической психологией средства контакта с Бессознательным (нагвалем, духовными сферами) недостаточно эффективны, хоть и являются экологически безопасными для психического здоровья. Диалоги, свободные ассоциации, сны и активное воображение, будучи адаптацией древних психотехник, являются по сути тем же, что и пейот, аяваска, Кундалини, но используются без надлежащей духовной традиции и без просветленного мастера, способного выступить правильным проводником, мистагогом или психопомпом. Поэтому это очень слабые средства, крайне редко приносящие глубокие трансформирующие переживания. К счастью, у нас есть умение работать с символами, переводить откровения Бессознательного на язык эго, что помогает адаптировать полученное знание к повседневной жизни. Этого умения часто нет у шаманов. И восточные гуру и монахи, ушедшие от мира, плохо знающие земную жизнь, также плохие помощники в адаптации.  

Практика Юнгом йоги и западной алхимии в качестве аналога восточной тантры, его многочисленные путешествия и погружение в другие культуры, общение с индийскими гуру свидетельствуют, что он сам не считал достаточными для себя вербальные психотерапевтические техники. Задача индивидуации, духовной реализации, ставилась им выше ограниченных профессиональных целей облегчения невротических страданий пациентов. В своей формуле «пациент может продвинуться не дальше, чем продвинулся его терапевт» Юнг подчеркивает, что непрерывное личностное развитие является необходимым условием развития в профессии психолога и качественном помощи людям. Жрецы, шаманы и гуру выполняют ту же функцию духовно-психологической помощи людям, только они действуют в рамках своей духовной традиции, часто имеющей за плечами опыт многих тысяч лет в отличие от психологии, которая по сравнению с ними все еще в детском саду. Аяваска, пейот или Кундалини – это их средства психической трансформации, подобные животным-перевозчикам из иконических изображений божеств. И сами они для адептов выступают в роли таких транспортных средств в высшие измерения, где произойдет контакт с Самостью и может быть получено знание-откровение. Поэтому не стоит удивляться, что Аяваска и шаман – это одно и тоже, как Дон Хуан есть нагваль для Кастанеды или тантрический гуру есть идам и Кундалини. Без шамана аяваска всего лишь растение, и исследователи психоделиков, уповающие на химию, не смогли это понять. На языке западной алхимии Юнг назвал бы аяваску змееподобным духом Меркурием, Ляписом или Философским камнем, а зародыш сознания бинду подобен крупице золота, цели алхимической трасмутации.   

Сегодня про аяваску и Кундалини написано множество текстов. Но если относиться к ним как к простым описаниям чужого опыта или как к метафорам, адресующим к чему-то другому известному, то сути этих явлений не понять, поскольку они относятся к территории, не охватываемой вербальным сознанием. Психологи, которые в профессиональном развитии уделяют много внимания книгам, семинарам и супервизиям, ограничивают себя рамками того же обычного рационального эго. Некоторые могли бы возразить, что опытные психологи стараются уделять внимание телесным сигналам и невербальным коммуникациям. К сожалению, наша область помощи редко поднимается выше так называемых низших чакр. Мы помогаем справиться со стрессами и витальными страхами, почувствовать больший контроль над аффектами, сепарироваться от родителей, стабилизировать идентичность в период кризиса. Вместо самопознания терапия превращается в опыт суррогатного материнства, что весьма бы огорчило Юнга. Некоторые психологи, разыгрывая эту роль хороших матерей для своих пациентов, даже получают от этого какое-то нездоровое извращенное удовлетворение. Поэтому большинство коллег редуцируют космическую задачу индивидуации до узкой терапевтической цели помочь человеку в разных ситуациях жизни вести себя более или менее адекватно, т.е. «нормально», как должен вести себя взрослый и зрелый человек. Это совсем не близко к цели, которую ставил Юнг и которую поддержали бы жрецы, маги, шаманы и йоги – получать прямое знание-откровение от Бога, Самости или Бессознательного и научиться переводить его в творческую реализацию на благо всех людей.

Только через самадхи, достигаемые благодаря пробуждению Кундалини с помощью гуру, шамана или аяваски, можно получить это прямое знание, мудрость «праджню», развевающую все невротические сомнения, в отношении себя и в отношении людей, которым вы хотите помочь. И только такое знание-откровение может служить истинным ориентиром в своей жизни и в профессии, потому что выражает руководство Бога или Самости. Благодаря тому, что юнгианская психология специализируется на понимании символического языка таких посланий, у нас есть шанс правильно понять полученный нуминозный опыт и интегрировать его в жизнь. Духовные сокровища древних цивилизаций, такие как церемонии аяваски, не случайно открылись западному миру в конце XX века. Исправляя перекосы в своем собственном сознании, порожденные технократической рационалистической культурой, мы вносим вклад в исцеление пластов коллективного бессознательного, общей духовной почвы всех людей.                                    

  

P.S. Помимо духовных путешествий МААП организует закрытые занятия для желающих правильно подготовиться к трансперсональному опыту, а также группы, помогающие полученный опыт интегрировать.

Для предварительной записи в группу «Духовное путешествие в Бразилию» пишите:  <alexander.pilipyuk@mail.ru>