Метод Ганди: как избавиться от англичан, не применяя силы

 

Лев Хегай

 

Читать комментарий к рецензии Дж.Хендерсона на фильм/книгу "Ганди"

                                                                                

Махатма Ганди, Индира Ганди, Дж. Неру – фигуры, не только близкие мне своими идеями, но и тесно ассоциирующиеся со студенческим прошлым, т.к. территория МГУ окружена именно этими названиями улиц и площадей. К этим ассоциациям добавляются детские анекдоты про Брежнева, целующего Индиру Ганди с просьбой намалевать ему тоже красную точку на лбу, и более поздние впечатления от Индии, пропитанной духом Гандизма.

 

Но тема Ганди сегодня актуальна в нашем юнгианском обществе совсем в другом аспекте. Я поразился мужеству Ричарда Эттенборо – английского лорда, знаменитого актера и режиссера, воспевшего в своем фильме человека, который выгнал англичан из Индии. Духовная сила Махатмы не может не восхищать. Но понимал ли сам режиссер фильма,  британец до мозга костей, в чем именно был проигрыш английской политики и культурой установки по отношению к Востоку? Установки, которую английский поэт Р.Киплинг выразил в неоспоримой максиме «Запад есть Запад, Восток есть Восток», и вместе они не сойдутся никогда. Возможно, Эттенборо сам не понял, что продемонстрировал в фильме. Возможно, Ганди вскрыл фатальные дефекты английского менталитета. Возможно, в действиях Ганди есть подсказки для всех, кто пытается сохранить свою идентичность под давлением чужеродной культурной экспансии. Возможно, Ганди показал, почему неизбежен духовный кризис Западного человека, выразившийся в настоящее время и в мировом экономическом кризисе.

        

Но в начале немного экономической информации. Англия – маленькая страна, менее 1 % населения планеты. Она практически ничего не производит и не добывает (за исключением добычи нефти в развивающихся странах). Однако более 300 лет нещадного ограбления колоний позволили ей накопить такие деньги, что она занимает третье место в мире после США и Японии по экспорту капитала. Кроме того, Англии очень повезло с географическим положением. Она практически не пострадала в результате европейских войн и революций, проносившихся на материке и каждый раз приводивших к бегству капитала именно на этот остров стабильности и консерватизма. Окруженность морем способствовала развитию флота и торговли, так что, преуспев в свое время в колонизации  всего мира и морских перевозках, Британия до сих пор занимает 4 место в мире в сфере внешней торговли. Кроме того, 10 % мирового экспорта услуг – банковских, страховых, брокерских, консультативных – приходится на эту страну. Т.о. в значительной степени это страна белых воротничков – банков, инвестиционных фондов, торговых и логистических компаний и бирж. К примеру, ведущие британские инвест-фонды за 10 лет вложений в российскую экономику сделали прибыль 2000-3000%. Надо заметить, что эти деньги, заработанные на россиянах, были вывезены и попали в кошельки англичан. Примерно та же схема работала и в отношении других развивающихся стран.

 

Неудивительно, что экономическое благополучие Англии держится на мифе о хорошем английском менеджере. По всему третьему миру есть тенденция брать на должность топ-менеджеров англичан. Это подкрепляется слепой верой в качество английского экономического и научного образования. Многие нувориши хотят, чтобы их дети учились в Англии. Мне рассказывали, что в Лондоне есть уже целые общины детей и студентов из стран СНГ.

 

Однако разворачивающийся сейчас мировой финансовый кризис основательно перетряхнул старый миропорядок, многим раскрыл глаза и расставил точки над i. Кризис ударил в первую очередь по финансовой сфере, поэтому потери Англии наиболее заметны. Огромное количество фондов и компаний разорилось, рост ВВП устремился к 0% (для сравнения: Китай по прежнему растет на 9-10% в год), а хваленый английский фунт потерял десятки процентов по отношению к евро и доллару, перестав быть самой твердой мировой валютой. Недавний скандал вокруг ТNК-BP – лишь один из многочисленных случаев тотального разочарования в английском менеджменте. Компании третьего мира стали в массовом порядке избавляться от британских топ-менеджеров, которые обнаружили свою несостоятельность в условиях кризиса. Многие бизнесмены рассказывают, что отказываются от английского бизнес-обучения. Например, английские преподаватели не снимают колониального шлема, они претенциозно подают банальные истины и демонстрируют совершенное незнание специфики местной ситуации. Поэтому многие компании теперь создают свои собственные национальные структуры бизнес-обучения. Я читал о забавном случае со строительством железнодорожного вокзала в Малайзии. Проект заказали англичанам, но они долго не могли закончить строительство, потому что по английским нормам крыша здания должна выдержать проверку 2-х метровым слоем снега. Ждать снега на экваторе – вот пример истинно британского консерватизма и эффективности их бизнеса. Так что старые мифы рушатся. Финансовый кризис должен был прийти, чтобы окончательно похоронить созданную за 300 лет колониальную систему. Если так будет продолжаться, то без экспорта капитала и менеджеров английская экономика просто перестанет существовать. И не может быть иначе со страной, где нет природных ресурсов, а люди давно разучились работать руками. В последние тридцать лет колониализм из военно-политической формы перешел в более тонкую форму финансово-административного давления. (Например, «развитые страны» решают, какой из развивающихся стран предоставить кредит, пустить в ВТО, направить гуманитарную помощь и т.п.) Миф об эффективном британском менеджере стал хитрой подменой веры в доброго колонизатора или, как ее назвал К. Леви-Стросс, карго-религии туземцев – наивной веры, что придет корабль с врачами и европейскими товарами, и все проблемы острова будут решены.

 

Этот миф об эффективном британском управлении был удивительно устойчивым, вопреки всем фактам, особенно в сфере политики. На деле, колонизируя третий мир, англичане не изобрели ничего нового, а использовали древнюю римскую стратегию «разделяй и властвуй». Эту стратегию можно удачно маскировать под идеи либеральной демократии – дескать, защищать интересы меньшинства против большинства. (Есть подозрения, что вся либеральная демократия придумана лишь для оправдания хищнического империализма.) Мы видим до сих пор последствия этой «мудрой» английской политики: конфликты между палестинцами и израильтянами, между греками и турками, между индийцами и пакистанцами, между балканскими народами (появившиеся везде как следствие британского управления) не прекращаются. Логика колониализма проста: спровоцировать конфликт между теми, кто столетиями жил в мире, чтобы потом заявить: «вы не в состоянии договориться, поэтому вам необходим британский протекторат». В результате войны и разорение. Что же хорошего в таком хваленом британском менеджменте? Я видел поразительный пример в Сингапуре. Лорд Раффлз в середине 19 века присоединил его к британской короне. Однако он быстро понял, что в местной жизни китайцев и малайцев ему все равно не разобраться, пустил все на самотек, доверив управление местным лидерам, и сосредоточился исключительно на внешнеполитических проблемах торговых войн с Голландией. В результате, благодаря британскомуневмешательству, Сингапур стал самым богатым государством Юго-Восточной Азии, догнав по уровню жизни Европу и Америку, а во многих отношениях и перегнав. И никаких конфликтов между разными народами и религиями в этом городе не возникло! Так может быть британцам вовсе не стоило «нести свет культуры диким народам третьего мира» - они и без британцев благополучно наверстали бы образовательное и техническое отставание? Может быть, британцы, наоборот, затормозили на десятилетия и даже столетия развитие других стран?

 

Духовно-философской основой английской культуры является рационализм и эмпиризм. Это сильно отличается от французского акцента на форме, немецкого – на идее и итальянского – на стиле. Возможно, это следствие островного  и относительно северного расположения, требовавшего особой практичности для выживания в сложных природных условиях и умения торговать с более богатым материком. Англия – родина рациональной науки, утилитаристской философии и буржуазных экономических теорий. Хорошо известно также, что английский язык имеет строгую логическую и рациональную структуру, в то время как русский язык скорее ассоциативный и эмоциональный. Англичанин стремится всегда действовать через ум. Если в России мы говорим «душевнобольной», то для англичанина это mental diseases – «нарушения ума». Для англичанина психически больной человек в буквальном смысле «болен на голову». Для русского же «душа болит» значит, живет, ищет, борется, заявляет о себе и ищет признания.

 

Английский подход: наблюдать, делать выводы, применять на практике. И хотя мы привыкли, что в сфере техники и ньютоновской науки это единственно правильный подход, так ли он оправдан в случае расширения на гуманитарные дисциплины, особенно в вопросах духовности и морали?

 

Чарльз Дарвин, как истинный английский эмпирический ученый, наблюдал эволюцию видов в живой природе. Но тут же нашлись те, кто применил эти идеи к человечеству – дескать, в мире людей действует естественный отбор и борьба за существование, и в результате должна остаться только белая раса, доказавшая свои эволюционные преимущества. Англия – родина евгеники и расизма (косвенно и фашизма). До 60-х годов отбор эмигрантов в Америке осуществлялся по этой английской схеме. В первую очередь давать вид на жительство хорошим трудолюбивым и дисциплинированным генам народов Северной Европы, во вторую – расслабленным ленивым генам народов Южной Европы, в третью – порченым генам славян, и только в четвертую – всем остальным. А в Австралии белых фактически поощряли насиловать аборигенов, чтобы выдворять их плохие дикарские гены силой европейских. Везде, куда приходит англичанин, все очень логично и практично – но абсолютно аморально. Не здесь ли стоит искать виновников того мира, который вполне заслужил кризисы и апокалипсис?

 

В сфере психологии и психоанализа мы видим торжество британского рационализма и эмпиризма в так называемой британской школе объектных отношений. Англичане радикально изменили психоанализ, они переименовали фрейдовские Treib (метафизические силы и волевые потоки) в биологические инстинкты, фрейдовские психические инстанции Я и Сверх-Я в функциональные эго и супер-эго. Сознание и бессознательное стало субъектом и объектом, а сложный диалектический процесс между ними был подменен задачей освоения, овладения, фактически, колонизации. Общество-родитель-аналитик-объект должны призвать к порядку, перевоспитать бессознательное туземца-ребенка-пациента-субъект. Внутренняя борьба Абсолютного Духа немецкой романтической идеалистической философии опустилась до эмпирически наблюдаемых умственных противоречий конкретных пациентов. Английская ревизия сделала возможным внедрение психоанализа в широкую клиническую практику. Но цена была слишком высока. Сутью нового психоанализа стало не погружение в глубины Духа в поисках ответов на вечные вопросы смысла жизни и природы человека, а разработка продаваемой технологии «нормализации» пациентов. Английский утилитаризм заявляет: вопрос смысла не имеет смысла. Смысл имеет лишь то, что приносит пользу, выгоду на практике. Это дало повод Ж. Лакану назвать школу объектных отношений «обществом убийц психоаналитического дискурса». «Лечение – это осознание своих агрессивных фантазий благодаря последовательным интерпретациям аналитика», - заявляет М. Кляйн. «Лечение – это создание достаточно хорошего окружения», - заявляет Винникотт. «Лечение – это контейнирование тревог», - заявляет Бион. Все они абсолютно правы, поскольку их выводы основаны на наблюдениях, эксперименте и опыте. Но к цели психоанализа это не имеет ровным счетом никакого отношения.

 

Глобальная ошибка английского эмпиризма и утилитаризма (как в отношении психоанализа, так и в отношении политики или экономики) в вере в непогрешимость наблюдателя. Вся революция в науке 20 века строится на опровержении мифа об объективном и независимом наблюдателе. Английский менеджер, убежденный, что английское – это самое лучшее,  не понимает, что фирма терпит убытки не из-за ошибок персонала, а из-за ошибочности его собственной модели бизнеса. Английский политик не понимает, что сам провоцирует конфликты, что это теневые последствия его действий, а не глупость аборигенов. Мелани Кляйн не понимала, что агрессивность, наблюдаемая в ее собственных детях, которых она безуспешно лечила психоанализом, есть следствие не повышенного инстинкта смерти, а ее собственного неуклюжего материнства. Львиная доля ошибок психоаналитиков объектных отношений строится на том, что они не осознают, что сами порождают те проблемы, от которых лечат. Неудивительно, например, что им приходится лечить переносную зависимость и сепарацию у пациентов, которым они сами назначают сессии 5 раз в неделю. Винникотт, не имевший детей, был уверен, что узнает о раннем детстве больше по поведению взрослых пациентов, чем  из наблюдений за младенцами. Когда же пришли новые данные наблюдений за реальными детьми и данные наук о мозге, описывающие формирование психики и опровергающие существование всех тех сложных фантазий, которые детям приписывают психоаналитики, то последних это ничуть не смутило. Ведь они свято верят в верность своих наблюдений. Что им до чужих наблюдений? Так было веками в колониях: мнение аборигена ничего не весит против мнения англичанина. Японцы во время второй мировой войны за считанные месяцы вышибли спесивых англичан (имеющих значительное военное превосходство) с огромной территории Азии только из-за того, что те были опрометчиво убеждены, что они-то знают, как вести войну в джунглях.             

 

Но вернемся к Ганди. Получив английской образование, он быстро нашел слабое место колониализма. Он сразил британское владычество тем, чему не было место в английском рационализме и эмпиризме – двух столпах, на которых оно держится – сразил архетипическими духовными символами. Древние духовные символы, совершенно абсурдные и бесполезные с точки зрения англичан, стали компьютерным вирусом, который разрушил мощнейшую систему, казавшуюся незыблемой.

 

Колесо, используемое для ткачества в Индии, ныне красуется на индийском флаге. Оно является символом Дхармачакры, колеса закона, духовного учения, кругом рождения и смерти, мандалой – символом целостности, в т.ч. символом единства народов Индии. Англичане продавали индийцам свое английское сукно, заставляя их носить европейскую одежду из европейских тканей. Тогда как Индия веками сама удовлетворяла свои нужды в текстиле благодаря традиции домашнего ткачества. И по сей день Индия является мощным мировым производителем тканей. Другим символом стала соль. Соль имеет много значений – суть, основа, труд, страдания, бедность, взаимопомощь, людское братство. Англичане заставляли покупать их соль, тогда как в самой Индии ее было в достатке, и в традициях народа было щедро и бескорыстно делиться друг с другом солью. Организованные Ганди марши ткачей и акции раздачи соли опрокинули британскую систему экономической, политической и военной власти безо всякого вооруженного сопротивления или насилия. Дхармачакра и соль – напоминание о тех духовных сокровищах, которые каждый человек несет в глубине своей души и которые не подвластны никакому социальному принуждению – колонизаторскому или какому-либо другому. Дхармачакра и соль – пробудили лучшие черты индийского народа: духовность, верность традициям, трудолюбие, щедрость и взаимопомощь. Ганди показал, как символы могут стать мощной внешней силой, освобождающей и возрождающей целые народы. Удивительно, что в то же время на другом конце света в Европе те же индуистские символы (перевернутая фашистами свастика) проявились с обратной, теневой стороны, принеся зло и разрушение.

 

Урок Ганди поднимает перед нами вопрос о наших российских символах, способных выдержать и спасти нас в борьбе с экспансией англосаксонского империалистического эмпиризма и рационализма. Существуют ли такие символы? Я воспитан в русской культуре, но всегда жил в очень многонациональном окружении и много общался с иностранцами. Это давало возможности временного разотождествления со своей культурой и взгляда со стороны. Сразу скажу, что, в отличие от английских эмпириков, не претендую на объективность и, напротив, в гуманитарных вопросах всячески приветствую субъективность. Рискуя стать объектом всевозможной критики в таком очень замыленном вопросе, предположу, что позитивными русскими архетипами являются Богоискательство и Добротолюбие. Богоискательство относится не только к извечным русским религиозно-философским и мистическим поискам, но и к правдоборству, борьбе за справедливость, особенно за социальную справедливость, обостренному чувству несправедливости. В этой борьбе много отчаянного, надрывного, несчастного и страдальческого, часто безумного, много агрессии и жестокости. С точки зрения англичан и других европейцев – слишком много нерационального, нелогичного и бесполезного, но много ощущения жизни, мятущейся и ищущей души, больной души, которая вечно стремится к Богу, правде или добру, но делает это так хаотично и остервенело, что это часто не выглядит как приближение к чему-то хорошему. Не буду развивать эти тезисы, дабы не увеличивать объем текста, просто приведу пример недавнего наблюдения.

 

По прилету из отпуска после новогодних каникул я попал в большую очередь, образовавшуюся на паспортном контроле в аэропорту. Работало всего пара окон, так что пограничники явно не справлялись с растущей очередью. Народ стал возмущаться, ругаться на аэропортовскую систему, на власть, на страну, на «Совок». Раздались призывы кого-то бить, брать штурмом. Пограничники вызвали ОМОН, который оттеснил народ от кабинок. Агрессия сместилась на мордоворотов в бронежилетах, которые «лучше бы печати в паспорта ставили». Потом на тех, кто лезет без очереди, и на тех, кому посчастливилось оказаться в начале очереди, и просто друг на друга. Раздались упреки всем, что «теперь из-за вас весь отпуск испорчен». ОМОН не стал молчать и огрызнулся и на народ и на пограничников. Столько страстей, столько злости, столько эмоций, энергии, столько либидо!  Все такие сердобольные, все страдают по поводу несправедливости, все такие праволюбы и праворубы, все готовы к самопожертвованию, готовы бросаться на амбразуры, готовы объединяться в борьбе и готовы порвать друг друга и сделать все назло друг другу. А результат в чем? Быстрее пограничники все равно работать не смогли бы и не стали. Рациональность  и целесообразность здесь отсутствуют напрочь. Англичанам, привыкшим покорно стоять в очереди в подобных ситуациях, явно не понять, зачем надо было выливать столько эмоций при таком плачевном результате. Верх непрактичности. Для всего мира такая сцена была бы также демонстрацией беспорядка, деструктивности и безумия, подкрепляя миф, что Россия постоянно угрожает миру – то революциями, то Гулагами, то ядерными ракетами. Для англичан мы навсегда останемся Империей Зла, царством холода, мрака и нонсенса, вирусоносителями демонической иррациональности и брутального архаического насилия. Не понять им, что за всем нашим хаосом, болью и мученичеством кроется глубинное русское Богоискательство. Не понять им, что это наша особая версия Нуминозного, ибо разве можно приблизиться к Нуминозному без ужаса и насилия… Умом Россию не понять…

 

Но где же наши исцеляющие символы? И помог бы нам принцип ненасилия Ганди с его солью и мирным ткачеством? Парадоксальным образом, обратиться к идее ненасилия Ганди подвигли книги нашего русского писателя Льва Толстого, увлекшегося восточной философией.   

 

Я посвящаю эти свои отрывочные и несколько сумбурные размышления статье Джэн Винер «Images of Authority», в которой она методично обосновывает, что дикие русские юнгианцы-аборигены нуждаются в длительном английском колониальном руководстве, чтобы когда-нибудь стать достойными включения в цивилизованное психоаналитическое общество. На протяжении многих лет они изучали нас как насекомых с дотошностью английских натуралистов, не понимая, что мы также изучаем их. И изучаем их рационалистический эмпирический психоанализ – мертвый психоанализ уходящего колониального мира – из которого они выкинули всю духовную начинку, опустили Нуминозное до интеллектуальной концепции и свели алхимическое таинство анализа к материнскому воспитанию, построенному на высокомерной уверенности в непогрешимости выбранной модели, за рациональной обоснованностью которой прячется все тот же старый миф про эффективного английского менеджера-колонизатора.

 

В конце отмечу, что моя критика адресовалась к Англии как символу постыдной эпохи колониализма и всех психо-политических последствий этой эпохи в текущей жизни, но не относилась к лучшим достижениям английской и вообще европейской культуры, искусства, литературы и психоанализа, к которым я неизменно испытываю глубочайшее уважение.

 

 

© Хегай Л.А., 2008г.            

 

 

 

Рецензия на фильм/книгу: "Ганди"

Книга Эрика Эриксона "Истина Ганди" (1969)

Фильм "Ганди" (Великобритания-Индия, 1982, реж. Ричард Эттенборо)

 

Джозеф Хендерсон

 

 

Об авторе: Джозеф Хендерсон (1903-2007) - юнгианский аналитик из Сан-Франциско (США), доктор медицины. Он проходил анализ лично у К.Г. Юнга в Цюрихе в 30-е годы и был одним из пионеров аналитической психологии в Америке, основателем Института К.Г.Юнга в Сан-Франциско, американским вице-президентом Международной Ассоциации Аналитической психологии (IAAP).  Он автор книг «Ступени инициации», «Мудрость змея: мифы о смерти, перерождении и воскрешении» (в соавторстве с М.Оакс), «Культурные установки в психологической перспективе», «Тень и Самость: избранные работы по аналитической психологии», «Трансформация и психика» а также главы «Древние мифы и современный человек» в знаменитой последней книге К.Г.Юнга «Человек и его символы». Известный психоаналитик и историк Эрик Эриксон, которого он упоминает в этой статье, был его другом.

 

 

В первой половине XX века я упоминал имя Ганди так же часто, как свое. В действительности, я не был знаком с ним лично. Я знал только легенду о Махатме – индийском святом, который опрокинул британское владычество над Индией. Как и многие люди моего поколения, я верил, что Ганди – это современный святой, который одолел зло нашего времени силой своей религиозности и активным ненасилием. Когда конференции по разоружению во всем мире заканчивались ничем, мы надеялись, что, может быть, этот спокойный индиец силой своих ритуалов и постов сможет убедить правительства всего мира, что сила – не единственное средство решать конфликты между народами. Мы верили, потому что хотели верить, да и кто не хотел верить в то время?

 

Ричард Эттенборо в своей речи во время вручения Оскара за фильм «Ганди» (1982) выразил ту же надежду, что миссией Ганди было послание о мире на земле. Сам фильм, однако, вносит полезные коррективы в эту легенду. Хорошо скроенная цепочка основных событий его жизни, изложенная в фильме, верно отражая факты, дает понять его личные мотивы борьбы с британским расизмом. Это становится ясным из сцены, где его, адвоката, учившегося в Англии, выбросили из поезда в Южной Африке, в котором людям с темной кожей не разрешалось находиться в вагонах первого класса. Серия эпизодов показывает, как он пришел к  созданию подпольного общества, боровшегося с колониальными порядками в Индии. С самого начала было видно, что его борьба была не религиозной и не социально-политической; если она и была религиозной, то в смысле воинственности, а не созерцательности. Образ его святости постепенно тускнеет, пока не исчезает совсем в поздний период его деятельности. Остается сильный практичный социальный реформатор, способный спровоцировать сильные волнения в своей стране и в среде английского истеблишмента.

 

Интересно, насколько зрители фильма сумели оценить его действия как соответствующие историческому контексту. Например, Ганди начал свою карьеру только в 1915 в возрасте 50 лет. Я рекомендую проницательное исследование Эрика Эриксона (1969) «Истина Ганди» - не из-за психоаналитического характера, а ради фактической достоверности. Эриксон считал себя психоисториком, который

 

будет вникать в детали театра жизни, в котором актер уже сыграл, летописец записал, а критик оценил. Он пытается понять место этой сцены в жизненном цикле каждой личности и связать его с историей общества (с.55).

 

Если прочесть интервью Эриксона с людьми, знавшими Ганди хорошо при жизни и вспоминавшими его с долей юмора, т.е. с «некоторой отстраненностью», становится ясно, что он был больше чем просто воинственным реформатором. Он создавал нуминозное ощущение, вызывая образ, который Юнг назвал бы «сверхчеловеком», репрезентацией Самости.

 

Было бы ошибочным считать, что в его политической активности не было религиозного содержания. Одних этических принципов недостаточно, чтобы наделить этого невзрачного человека силой вести за собой столько сторонников – здесь действовала система духовных верований и философия:

 

Несомненно, некоторая религиозность – недогматическое ощущение себя ведомым могущественной, но достойной доверия космической силой – сначала персонифицировалось в его матери…и тех традиционных ценностях Вайшнавитской религии и джайнской культуры…: вегетарианство и посты; очищение и исповеди, принятие обетов и, прежде всего, ахимса, непричинение вреда живым существам (с.111).

 

Эта простая религиозность, однако, встретила у него сильное сопротивление, т.к. он должен был выйти за рамки инфантильных верований матери или простого народа, соединить «женские и мужские элементы религиозности – и донести такое новое единство до масс» (с.112). Для достижения такого уровня и приобретения силы влиять на людей Ганди трансцендировал древнюю индуистскую религию и утвердил принцип социального действия, чуждый старой индийской культуре. Он пришел к универсальному (можно сказать, архетипическому) образу социальной справедливости с «новыми неожиданными толкованиями – воинственное ненасилие»: метод Сатьяграха.

 

Эриксон отметил непоследовательность практики Сатьяграхи у Ганди. В 3-ей части книги в письме «Сфера личного» он сообщает, что любовь Ганди к индийскому народу не сочеталась с естественной любовью к другим людям, с отношениями с близкими. Эриксон делает психоаналитическое замечание:

 

На будущее важно недвусмысленно заявить, что Сатьяграха не должна ограничиваться аскетическими мужчинами и женщинами, которые верят, что смогут обуздать насилие только лишь силой сексуального воздержания…

  

Далее он более широко освещает то, что юнгианцы называют необходимостью исследовать теневые аспекты ненасилия:

 

Опасность разгула насилия всегда остается по меньшей мере латентной, если нам не удастся наполнить жизнь Сатьяграхой- для- повседневности… Сегодня мы знаем противоречивость, амбивалентность и конфликты влечений, и что только вспомогательный рычаг правды, основанной на самопознании, даст нам свободу. Тогда как в прошлом морализирующий терроризм управлял только нашими самыми дурными наклонностями, остававшимися бессознательными, пока ситуация неопределенности и хаоса не позволяла им проявиться с удвоенной силой (с.234-235).

 

В этом письме Эриксон показывает, что у психоанализа и Сатьяграхи есть общее.

 

Аналитический метод,  будучи всегда самоанализом, соединенным с попыткой понять внутренние конфликты другого, является дополнительной частью … Сатьяграхи, потому что он противостоит внутреннему врагу ненасильственным образом… Я все больше убеждаюсь, что психоанализ, несмотря на свою физикалистскую терминологию и теорию, понимаемый как практика и образ жизни, является методом правды, дающим те же результаты, что и слова правды в Сатьяграхе (с.245).

 

Этот отрывок базируется на юнговском понимании тени, которую он рассматривал не только как личную, но и как  архетипическую.

 

Теневой аспект Сатьяграхи, следовательно, является теневым аспектом любой политической или социальной установки, обнаруживаемой у любого лидера. Противоположностью ненасилия является не жестокость, а допущение, что правда одного должна быть правдой для всех, - и это ведет к тонкой форме высокомерия. Именно социальная установка Ганди и его упорствование в социальном решении бед своего времени сделали его слепым в отношении латентной силы тех религиозных различий между индуистами и мусульманами, за которые они были готовы умереть и которые стояли за его убийством. Хотя Эриксон считал Ганди примером Человека Религиозного, я думаю, он не понимал, насколько иначе должен действовать истинно религиозный человек. Ненасилие Иисуса Христа, например, вело его к мученической смерти, и всякая социальная реформа, которую он мог бы совершить, стала бы эпифеноменом его религиозного учения, представленного в Нагорной проповеди. Другие религиозные учителя прожили обычную жизнь в обществе с минимальными конфликтами и в своих религиозных поисках достигли трансцендентного. Например, Будда трансцендировал обе роли – домохозяина и нищенствующего аскета – и стал истинным Человеком Религиозным.

 

От фильма «Ганди» возникает впечатление, что это еще одна картина политической борьбы, в которой многие  лидеры используют насилие для разрешения противоречий. Несомненно, некоторых могут привлекать элементы Сатьяграхи для примирения позиций России и Америки в вопросе ядерного разоружения, но философия ненасилия не срабатывает, когда люди выдвигают друг против друга грубые теневые проекции. Длинные цитаты Эриксона понадобились мне, чтобы показать: если глубинная психология что-то и дает в отношении социальной установки, то метод Сатьяграхи должен начинаться с познания нашей теневой стороны в ее социальном аспекте. Особый гений Ганди, показанный в фильме, был способен снова и снова справляться с теневыми аспектами собственных действий и сохранять уважение к своим врагам. Он не прибегал к дешевым трюкам, которыми так грешили многие революционные лидеры, - очернять своих противников, «переходя на личности». Вместо этого он проводил символические ритуалы, поднимающие энтузиазм его сторонников, и не могущие не впечатлять врагов Индии. Он использовал колесо со спицами в качестве символа народного творчества для напоминания фабричным ткачам об их происхождении и о том, что в отдаленных деревнях этот примитивный способ ткачества все еще используется. Марш к Морю, известный как Соль Сатьяграхи, был для Ганди больше чем символ; в действительности он «продемонстрировал миру почти безупречный новый инструмент миролюбивой воинственности» (Эриксон, с.447).

 

Нашим маршам мира и демонстрациям за разоружение недостает того драматического символизма, который Ганди так блестяще организовывал, и если они вырастут  в знании Сатьяграхи, а не только из-за пацифистской идеологии, новые формы лидерства придадут внутреннее значение этому движению.

 

Недавняя демонстрация в Англии, когда люди сцепили руки, образовав огромный круг вокруг ядерной фабрики, передает архетипический образ единства, активирующий бессознательные силы, способные  повлиять на общественное мнение. И очень помогла бы активация древнего китайского принципа ненасилия Ву Вей. Остаются безответные вопросы: как много индивидуальных переживаний конфронтации с тенью еще необходимо, как много людей должны обратиться к глубинной психологии, как они смогут повлиять на тех, кто еще не осознает психологические конфликты, чтобы такой новый дух лидерства возник? Величие Ганди отчасти в том, что он смог удержать свою социальную позицию от инфляции религиозным рвением в сторону достижения духовной силы. Вместо ухода в сторону религиозной трансценденции он продвинулся на другом уровне, потому что его система верований была заземлена в реальности – его собственной жизни и судьбы Индии.

 

 

Ссылки:

 

Erikson, E.H. (1969) Gandhi s Truth, New York: Norton.

 

 

Опубликовано в J.L. Henderson, Shadow and Self, 1990, Illinois: Chiron

 

© Перевод с англ. Хегай Л.А., 2008г.

 

ПРИЛОЖЕНИЕ. О фильме "Ганди" (1982)

 

Продолжительность: 188 мин.

драма / биография / исторический

Режиссёр: Ричард Эттенборо

В ролях: Бен Кингсли, Кэндис Берген, Эдвард Фокс, Джон Гилгуд, Тревор Хауард

 

Награды и премии:

 

1983 — Оскар

 

Победитель в категориях:

 

Лучший фильм

Лучший актер — Бен Кингсли

Лучший режиссер — Ричард Эттенборо

Лучшая работа художника — Стюарт Крэйг, Майкл Сайртон

Лучшая операторская работа — Ронни Тэйлор, Билли Уильямс

Лучший дизайн костюмов — Джон Молло, Бхану Атайя

Лучший монтаж — Джон Блум

Лучший сценарист (оригинальный сценарий) — Джон Брайли

 

1983 — Золотой Глобус

 

Победитель в категориях:

 

Лучший актер (драма) — Бен Кингсли

Лучшая режиссерская работа — Ричард Эттенборо

Лучший сценарий — Джон Брайли

Лучший фильм на иностранном языке

 

 

МОЙ ТОЛСТОЙ

 

Мохандос Карамчанд Ганди

 

Сорок лет тому назад, когда я переживал тяжелейший приступ скептицизма и сомнения, я прочитал книгу Толстого «Царство божие внутри вас», и она произвела па меня глубочайшее впечатление. В то время я был поборником насилия. Книга Толстого излечила меня от скептицизма и сделала убежденным сторонником ахимсы*. Больше всего меня поразило в Толстом то, что он подкреплял свою проповедь делами и шел на любые жертвы ради истины. Удивительно, в какой простоте и скромности жил Толстой! Рожденный и воспитанный в роскоши и комфорте богатой аристократической семьи, щедро осыпанный земными благами, какие только можно пожелать, этот человек, познавший все радости жизни, отвернулся от них в расцвете лет и никогда больше ими не прельщался.

 

Он был самый честный человек своего времени. Вся его жизнь — постоянный поиск, непрерывное стремление найти правду и воплотить ее в жизнь. Толстой никогда не пытался скрыть правду, приукрасить ее; не страшась ни духовной, ни светской власти, он показал миру вселенскую правду, безоговорочную и бескомпромиссную.

 

Он был величайшим поборником ненасилия нашего времени. Никто на Западе, ни до него, ни после, не писал о ненасилии так много и упорно, с такой проникновенностью и прозорливостью. Более того, выдающийся вклад Толстого в развитие идеи ненасилия способен посрамить нынешнее узкое и искаженное толкование ее у нас на родине сторонниками ахимсы. Несмотря на то, что Индия гордо заявляет о своем праве считаться karmabhumi — страной, осуществившей ахимсу, несмотря на замечательные открытия в этой области наших древних мудрецов то, что ныне у нас именуется ахимсой, похоже на пародию. Истинная ахимса должна означать полную свободу от злой воли, гнева и ненависти и беспредельную любовь ко всему сущему. Являя своей жизнью образец истинной высочайшей ахимсы, Толстой с его огромной, как океан, любовью к людям служит нам маяком и неиссякаемым источником вдохновения. Критики Толстого писали порой о том, что он потерпел в жизни крах, что он так и не осуществил свой идеал, — не нашел таинственной зеленой палочки, которую искал всю жизнь. Я не согласен с этими людьми. Верно, Толстой сам писал о своих неудачах. Но это лишь подтверждает его величие. Возможно, Толстой так и не осуществил своей мечты, но такова участь человека. Ни одному существу из плоти и крови не дано достичь совершенства по той простой причине, что совершенство немыслимо, пока не преодолеешь полностью свой эгоизм, а от эгоизма не избавишься, пока пребываешь в оковах плоти. Толстой любил повторять: как только поверишь в то, что достиг идеала, дальнейшее развитие приостанавливается, и начинается движение вспять, ведь ценность идеала в том, что он удаляется, по мере того, как мы приближаемся к нему. Следовательно, заявления, что Толстой, по собственному признанию, не осуществил свой идеал, ничуть не уменьшают его величия, а лишь подчеркивают его скромность.

 

Часто поднимали шум из-за так называемых противоречий в жизни Толстого, но противоречия эти скорей мнимые, чем реальные. Постоянное развитие — закон жизни, и человек, строго придерживающийся собственных догм лишь из боязни показаться непоследовательным, неизбежно ставит себя в дурацкое положение. Потому-то Эмерсон и сказал, что глупая последовательность — пугало ограниченных умов. Пресловутая непоследовательность Толстого — показатель его роста и страстной приверженности правде. Толстой часто казался непоследовательным потому, что ему было всегда тесно в рамках собственного учения. О его неудачах знали все, о его душевных муках и победах над собой — он один. Мир видел лишь поражения Толстого, победу прежде всего не замечал он сам. Противники пытались нажить капитал на его ошибках, но Толстой всегда был самым строгим своим критиком. Он не давал себе пощады; не успевали критики указать на его ошибки, как он сам возвещал о них на весь мир, тысячекратно преувеличивая их и налагая на себя кару, казавшуюся ему необходимой. Толстой приветствовал критику, даже когда она бывала чрезмерно резкой, и, как все великие люди, боялся людской хвалы. Он был велик даже в своих заблуждениях, и они являлись критерием не тщетности его идеалов, а его успеха.

 

Еще одна великая идея Толстого — «труд ради хлеба насущного». Каждый должен в поте лица зарабатывать свой хлеб; жестокая нищета в мире объясняется тем, что люди уклоняются от этой своей обязанности. Толстой полагал лицемерием и мошенничеством все проекты по облегчению жизни бедствующих масс за счет филантропии богатых, наслаждающихся роскошью и праздностью; пусть слезут с хребта бедняков, говорил он, и пресловутая филантропия никому не понадобится.

 

Верить для Толстого означало трудиться. И на склоне лет этот человек, проживший жизнь в холе и неге, занялся тяжелым физическим трудом. Он стал сапожником и крестьянином, работал, не разгибаясь, по восемь часов в день. Но физический труд не притупил его могучего интеллекта — напротив, он лишь придал ему остроту и блеск; именно в этот период, в свободное от избранного им тяжелого труда время он написал книгу «Что такое искусство?», которую считал своим лучшим произведением.

 

С Запада в нашу страну хлынул поток литературы, зараженной вирусом потакания человеческим слабостям, она преподносится в броской привлекательной форме, поэтому наша молодежь должна быть начеку как никогда. Наш век — век меняющихся идеалов и тяжелых испытаний, в этот кризисный период важнее всего, чтобы для молодежи, особенно индийской, стало примером самоограничение Толстого, ибо только оно может даровать подлинную свободу нам, нашей стране и всему миру. Мы сами в большей степени, нежели Англия либо кто-нибудь еще, преграждаем себе путь к свободе своей инерцией, апатией, социальной бездеятельностью. Если мы очистимся от этой скверны, никакая сила на земле не помешает нам обрестисварадж*. В этот час испытаний, выпавших на нашу долю, молодежь должна непременно следовать трем основным заповедям Толстого, упомянутым мной выше.