Дзогчен, буддизм и аналитическая психология

 

Лев Хегай

  

Посвящается скорому приезду в Москву одного из величайших духовных учителей нашего времени мастера дзогчена Намкая Норбу Римпоче 2-10 сентября 2008 г. (подробности на сайте http://www.kunphenling.ru)

 

Намкай Норбу Римпоче (род. 1938г.) является перерождением Адзома Другпа – знаменитого буддийского учителя внесектарной духовной традиции римэ и открывателя духовных сокровищ терма начала века и Шабдуна Римпоче, который в XVI веке принес буддизм на территорию Бутана и оставался его духовным и светским владыкой до начала XX века, перерождаясь подобно Далай-ламе. Получив в Тибете множество учений от известных духовных наставников, в 1960 г. он уехал в Италию работать по приглашению профессора Дж. Туччи в Институт Среднего и Дальнего Востока и позднее стал профессором Университета Неаполя. С середины 70-х Намкай Норбу стал давать наставления по дзогчену западным ученикам, а в 1992 г. впервые посетил Россию. Он написал множество книг по дзогчену, в том числе «Кристалл и путь света». Благодаря его активной деятельности возникли многочисленные дзогчен-общины в Европе, США, России, Южной Америке и Австралии. В последние годы он сосредоточился на подготовке учителей дзогчена, владеющих полным сводом священных текстов.

  

Из пространства ясного света всеобщей основы энергия великого сострадания скоро манифестируется в виде нашего драгоценного учителя Намкая Норбу Римпоче. Пусть общение с ним в очередной раз поможет тысячам ищущих разогнать облака иллюзий и найти путь к древней мудрости, лежащей в духовной сердцевине человеческого бытия.

  

Тибетское слово «дзогчен» в переводе означает Великое Совершенство. Тибетские буддисты самой старой школы «нингма» считают ее конечной целью и высшей стадией нашего духовного развития. Поклонники йоги называют это учение ати-йогой или изначальной йогой, последним достижением практика высших способностей. Другие школы буддизма отождествляют дзогчен с состоянием недвойственности в философии мадхьямики, а также с Махамудрой – Великим Символом. Исследования Намкая Норбу показали, что элементы дзогчена обнаруживаются в древней религии Бон, которая была распространена на Тибете задолго до прихода буддизма. Бон в свою очередь имеет общие элементы с митраизмом и зороастризмом, так что можно считать, что суть дзогчена была известна духовно продвинутым  личностям с незапамятных времен. Однако именно благодаря буддийским мастерам учение дзогчена сохранилось в виде живой традиции до нашего времени и стало доступно Западным людям.

 

 

Говорят, что одним из признаков реализации на пути дзогчена является реализация так называемого радужного тела. Уходя из жизни, йогин выполняет в уединении особую практику, так что его материальное тело растворяется в свете. Он окончательно интегрирует себя с энергиями пространства, чтобы, не будучи больше  ограниченным физическим телом, продолжать трудиться  ради своих  учеников и всех чувствующих существ. Такие чудесные явления радужного тела были документально подтверждены, и последние случаи были в Тибете не так давно, так что еще остаются их живые свидетели. Конечно, буддисты не стремятся шокировать чудесами и сверхспособностями. Радужное тело демонстрировалось некоторыми великими мастерами исключительно ради вдохновения учеников. Большинство же мастеров предпочитают подобно Далай-ламе перерождаться в человеческом теле, потому что такой контакт более понятен и доступен большему количеству людей. Радужное тело подобно переходу от корпускулярного к волновому измерению в квантовом мире. Такая трансформация не была бы возможна, если бы материя и психика не представляли две стороны одной медали – единой реальности. Именно этот уровень единой реальности UnisMundus пытался постичь в своих трудах К.Г. Юнг. И уникальное переплетение психических процессов пациента и аналитика, которое нас столь удивляет на терапевтических сессиях, является лишь слабым отблеском этого  Единого Мира.

 

 

 

В своих духовных изысканиях я в разные периоды погружался во все основные мировые религии. Вместе с христианами я участвовал в паломничестве, вместе с суфиями-мусульманами – в малом хадже, вместе с индуистами – в красочных церемониях, вместе с буддистами – в многочисленных медитативных ретритах. И если я не так хорошо разбираюсь во всех нюансах религиозных концепций или в каких-то аспектах их истории, то по крайней мере на чувственном уровне схватываю различия между ними. Разные религии включают разные образы и энергии, поэтому больше подходят для определенных типов людей и культур.  

 

 

 

Буддизм с трудом может быть назван религиозной верой в обычном понимании. Он не предполагает веру в богов, в Творца или какие-то сверхъестественные силы. Занимаемое им место в спектре духовной жизни ближе к экзистенциальной философии. Он исходит из того очевидного факта, что обращение к духовным поискам связано с тем, что человек страдает, пытается понять причину своего состояния и найти выход. Самопознание всегда сопряжено с нахождением временных опор для духа, разочарованием в них и продолжением поисков. На этом пути постепенно или внезапно, как утверждают поклонники дзэна, происходит обретение трансцендентной мудрости, которую невозможно выразить словами. Со всеми этими положениями аналитическая психология К.Г. Юнга могла бы согласиться на  все 100%.

 

 

 

Вместе с тем буддизм не отрицает веру в богов или духов. Людям нравится верить в то, во что они привыкли верить, это дает им временные, пусть иллюзорные, опоры. Буддизм с сочувствием и принятием относится к человеческим слабостям, поэтому любые верования понимаются им как в конечном итоге проявление энергии милосердия и сострадания. Поэтому в период распространения  буддизм вбирал в себя все местные культы и верования, принимая в каждой стране подходящие для ее народа формы. Побывав практически во всех буддийских странах, в которых на сегодняшний день проживает почти половина всего человечества, я могу сказать, что буддизм очень трудно рассматривать как  учение, имеющее четкие опознавательные знаки – настолько сильно от отличается от страны к стране. Но все-таки общим элементом является атмосфера в обществе и характер отношений между людьми. Буддизм характерен для очень развитых и зрелых цивилизаций. На этом этапе люди начинают ценить мирное существование в гармонии с природой и людьми. Люди стараются отказаться от лишнего насилия, с любовью и состраданием относятся ко всем живым существам. Поэтому вы не увидите нищих, бездомных и голодающих людей в буддийских странах. Их просто не может быть, ведь им всегда окажут помощь. Вы не увидите проявлений гнева и преступности. Постоянно задумываясь о своем духовном развитии, люди стараются обуздать свой эгоизм, вместо богатства и славы в этой жизни они больше думают о доброй памяти после своего ухода, т.е. о жизни будущей. Они больше развивают искусство и культуру, воплощение высших и нетленных ценностей.

 

 

 

Но я совсем не собираюсь рисовать социальную утопию. Буддийское отношение к жизни, основанное на терпеливости, принятии и сострадании, является очень уязвимым в нашем мире. Потому что с таким же состраданием эти народы относились к врагам и захватчикам. Падение Тибета из-за вторжения коммунистического Китая – один из многочисленных примеров в истории гибели буддийских государств. Тибетцы, не приемля всякого насилия, просто разучились защищать самих себя. Многие духовные учителя получали знаки и откровения грядущей катастрофы. Многие знали, что им предстоит погибнуть от рук вражеских солдат или в концентрационных лагерях. Но они предпочли использовать время для духовной подготовки  к смерти, чтобы достойно прожить свою карму. Буддисты не боятся смерти. Многие воспринимали ее как великую возможность для духовного прорыва. Те же, кто получил знаки о своей предстоящей жизни в другой стране, покинули Тибет заранее. Буддисты относились к своим тиранам как к своим учителям, с любовью и уважением, как к своим матерям и детям в прошлых рождениях. Они не держали зла на врагов, ведь даже намеренно причиняемые страдания можно понимать как проявление высшей мудрости и сострадания, ибо какая любящая мать не наказывает порой свое дитя.

 

 

 

В начале нашей эры буддизм распространился на огромную территорию, охватывающую не только нынешнюю территорию буддийских стран, но и среднюю и центральную Азию, где сейчас доминирует мусульманство. Это распространение было мирным и естественным. Миссионерство, «священные» войны, политическое насаждение религии «сверху»  - это методы христианства, мусульманства, атеизма и других молодых религий.  Интересующиеся буддизмом люди просто отправлялись в Индию, приносили оттуда священные тексты, переводили их на свои языки, основывали монастыри. Буддийские монастыри – это не кучка фанатиков, ушедших из мира. Я видел в Бирме, как вся жизнь деревни вращается вокруг монастыря. В монастыре не только проводятся всякие церемонии, посвященные свадьбе, похоронам, урожаю, там и школа, и больница, и местная администрация, и суд, и сельский клуб, центр всей культурной и духовной жизни общины. Если изъять монастырь из этой структуры, вся жизнь людей разладится, гармония с природой и гармония между людьми распадется. Я думаю, что буддийские ступы, храмы и монастыри служили всегда точками гармонизации энергий – гармонизации, которая всегда начинается с размышлений о своем духовном развитии, о месте человека в мироздании, о трансцендентном измерении, которое начинается за пределами нашего эгоцентризма. Поэтому любая ступа  являет собой мандалу - модель сакральной вселенной, где каждый элемент занимает положенное место. Это напоминание нам, что мир не таков, каким нам кажется на первый взгляд, и мы в состоянии привести свои энергии в соответствие с мировым порядком. Идея мандалы, которую аналитическая психология позаимствовала от буддизма, заключается в том, что мы не сможем избавиться от душевных страданий, пока не изменим перспективу, наш способ виденья себя и мира вокруг. Пока мы не разовьем в себе интегративное понимание реальности как  вселенской игры энергий, как спонтанного самопроявления единой изначальной основы, в которой нет ничего плохого или ущербного, в которой нечего менять или от чего-то избавляться. Пока мы не найдем место сакральному или нуминозному, как сказал бы Юнг, в своей жизни. Юнг часто говорил в христианских терминах об инкарнации Бога в человеке. Это лишь другой способ объяснения чувства трансцендентного и принципа мандалы. Инкарнация Бога – это виденье своего сознания как сакральной мандалы. Комментарии Юнга к «Тибетской книге мертвых», пусть даже в неточном переводе, показывает его глубокое понимание сути буддийской философии. Однако, в его время еще не было доступных переводов мастеров дзогчена, показывающих что эта древняя традиция еще жива. В итоге из окружавших его мертвых мистических учений Юнг выбирает то, с которым у него была родовая связь через деда масона – средневековую алхимию.

 

 

 

На протяжении человеческой истории огромное количество буддийских статуй, ступ и храмов было разрушено, а многие буддийские народы были уничтожены или обращены в рабство. Молодые агрессивные религии больше подходили диким нецивилизованным народам, которые стремились отвоевать себе место под солнцем. Ненасилие и терпимость не нужны тем, кто верит в право сильного. Националистические религии вроде индуизма или иудаизма, а также претендующие на монополию на Бога христианство и мусульманство лучше подходят для объединения ресурсов и людей под одним знаменем для построения сильной вертикали власти. Особенно во времена междоусобиц,  нравственного упадка, заката и разложения старых цивилизаций, когда была остро необходима новая идея для консолидации людей. Такой силой, например, выступило христианство в эпоху гибели Рима под натиском варваров. Позже мусульманство способствовало объединению разрозненных арабских племен, сильно отставших в развитии от соседних народов и находящихся под угрозой утраты идентичности. Объединение силой – самый быстрый и эффективный способ. Буддизм, состоящий из множества непрерывно разветвляющихся школ или сект, терпимо относящихся друг к другу и чужим культам, фактически поощрял раздробленность и обособление, грозящее застоем, размывание идентичности. Молодые религии, утверждавшие себя в захватнических войнах, приводили в движение энергию, способствовали культурному и экономическому обмену, и тем самым ускоряли развитие человечества в целом. Как любая война или революция, принося много зла, способствует обновлению и стимулирует экономический рост. Поэтому новые религии больше подходят тем, кто одержим героическим пафосом, кто экстравертирован, кто больше любит действовать, а не думать, кто предпочитает пробивать себе дорогу «огнем и мечом», кому проще делить мир на белое и черное, чем принимать его в сложной диалектике единства и многообразия. Можно сказать, что молодые религии – религии молодых.

 

 

 

Возможно, с этой мыслью будет трудно согласиться, если увидеть, как много молодых людей в западных странах посещает буддийские занятия, особенно посвященные дзогчену. К сожалению, большая часть из них увлечена экзотикой, красивыми мифами, интеллектуально изощренными учениями, романтикой древности. Некоторые грезят об обретении каких-то сверхспособностей. Некоторые просто «ловят кайф» от медитаций подобно наркоманам. Некоторые ищут компании интересных людей, тусовки, избавляющей от мучительного одиночества. В общем, современные Западные люди приходят к дзогчену со всем обычным набором неврозов и помрачений, с которым они пришли бы куда-то еще. Символом дзогчена является мифическая птица гаруда, которая вылупляется из яйца полностью готовая к полету. Это означает, что постичь дзогчен может только тот, кто к этому уже готов, кто «уже родился» с этим пониманием. Гаруде нечему учиться и нечего достигать. Все что ей нужно, у нее уже есть и всегда с ней, это заложено в самой ее природе. Таких людей очень мало, может быть один на тысячу, а может быть один на миллион. Но тибетские мастера продолжают сострадательно объяснять дзогчен всем интересующимся, терпеливо относясь к человеческой гордыне, глупости и самообману. Они объясняют это необходимостью сеять семена, которые дадут всходы в этих душах, быть может, только через много воплощений. К сожалению, люди склонны искать ответы в учении и учителе, считая их своего рода волшебной «палочкой-выручалочкой», но не в самих себе, не в глубинах своей собственной природы.  

 

 

 

В этом смысле у аналитической психологии, лишенной отвлекающего блеска экзотической внешней оболочки, есть преимущество. Мы с самого начала призываем пациентов искать ответы в самих себе. Но к нам часто обращаются люди, не готовые к истинному самопознанию. Многие ищут примитивного мирского счастья – хотят создать семью, получить хорошую работу, наладить отношения с близкими, избавиться от симптомов и т.п. Мы говорим им, что путь к этой цели пролегает через большее понимание и принятие самих себя. И в итоге бесконечные сессии посвящаются психологической поддержке этих попыток жить в мире с самим собой. Далеко не все пациенты готовы и хотят постичь корень своих душевных страданий и прийти именно к духовному освобождению. Заслуга аналитической психологии как раз в том, что в отличие от остальной психологии она не игнорирует эти самые сущностные для человеческого бытия темы. Однако аналитическая психология – это только психология, и она не может сказать больше, чем сказано в древних духовных учениях. Она может лишь склонить голову в знак уважения. Ведь ей всего сто лет, а духовным традициям несколько тысяч лет. Здесь заканчивается территория психотерапии. Дзогчен же как раз для тех, кто ищет именно духовного освобождения, а не психотерапии. К сожалению, язык буддийских текстов, на котором люди говорили три тысячелетия назад во времена Шакья Муни, мало понятен современному человеку. Без специальных знаний в многочисленных терминах и концепциях не разобраться. Велик риск «забивания головы» превратно понятыми идеями. Поэтому так важны простые и сущностные наставления, полученные непосредственно от просветленного мастера – принцип, которому всегда следовал дзогчен. 

 

 

 

Увы, жизнь показывает, что многим западным «буддистам» на самом деле нужна психотерапия. А многим пациентам психотерапии для выхода из тупика жизненно необходимо обратиться к духовным учениям. Психотерапия для Западного человека часто – что мертвому припарка. Она оставляет его запертым в инфантилизме, нарциссизме и эгоцентризме, оставляет с примитивными потребительскими ценностями и  буквалистическим рациональным отношением к жизни, которые все вкупе и являются причиной возникновения неврозов. Человек – очень сложное и многоуровневое существо. И добавить ему посредством психотерапии больше принятия самого себя, не  изменив остальные аспекты, значит, по сути, не изменить ничего. Иногда мне кажется, что простое принятие буддийских нравственных ценностей (сострадание, скромность, вежливость, терпимость, уважение ко всем формам жизни, уважение к чужому мнению, отказ от грубости и насилия) было бы куда лучше  наших бесконечных психотерапевтических сессий, продвигающихся с черепашьей скоростью. Зачем Западному человеку больше принимать себя, если у нет ни нравственных и ценностных ориентиров, ни осознавания, ни духовности, ни смысла в жизни? Зачем ему лучше жить, если он все равно бесцельно и бесполезно растратит отпущенное ему время? Но у нас нет задачи переделывать пациентов на свой лад и тем более обращать их в свою веру. И я стараюсь останавливать свои жесткие критические размышления, стремясь относиться к этим людям как к своим собственным одиноким, потерянным и дезориентированным частям. И стараюсь воспринимать психотерапию как урок сострадания и принятия прежде всего для самого психотерапевта. Возможно, если психотерапевт будет способен изменить перспективу – увидеть происходящее интегративно как мандалу пребывающих в динамическом равновесии энергий – тогда и пациент сможет найти контакт со своей Самостью, с глубинами своего бытия, ведущий к духовному освобождению. Юнгианский аналитик Шварц-Салант недавно в лекции назвал юнгианство западной Тантрой, вершиной которой является как раз дзогчен. Без этого духовного контекста аналитическая психотерапия превратится в беспросветную лекарскую рутину, попытки облегчить страдания, которым не видно конца.

 

 

 

Принимая эту большую реальность – духовную реальность, как некоторые иные факторы, находящиеся за рамками нашего ограниченного эгоцентрического видения,  включая их и позволяя им работать в пространстве между пациентом и аналитиком органично и естественно, мы фактически реализуем принцип дзогчена, который описывает взаимодействие с жизнью «как вода вливается в воду». Возможно, тогда самое важное в данной конкретной психотерапии уже состоится, независимо от того, исчезнут ли симптомы, и почувствует ли себя пациент субъективно лучше. В дзогчене это называется принципом прямого введения в наше истинное состояние, дающего мгновенное переживание духовной реальности. Проблеск интегративного виденья, пусть даже практически незамеченный или обесцененный как сущий пустяк, может впоследствии принести свои плоды. Тогда психотерапия сможет дать единичные переживания, которые станут важными звеньями («кармическими узлами») в истории духовного развития человека, в истории его тотальной личностной трансформации.    

 

 

  

© Хегай Л.А., 2008г.