«О» – путешествие в Невыразимое

 

Опубликовано в материалах 15 Конгресса IAAP в Кембридже.

 

Джеф Деинг

(Брюссель, Бельгия, Бельгийская школа юнгианского психоанализа)

 

Возникший  из безвидной пустоты

Безмерной, – мир глубоких, черных вод.

Джон Мильтон, «Потерянный рай»

 

Классическая аристотелевская логика смотрит на Реальность через призму бинарных оппозиций. В основе этой системы воззрений лежит закон исключённого третьего: высказывание либо истинно, либо ложно; третьего не дано. Декарт пошёл ещё дальше, выдвинув гипотезу о том, что бинарное мышление – основа нашего существования: «Cogito, ergo sum» («Я мыслю, следовательно, я существую»).

Я бы хотел поговорить о другой ипостаси бытия. Называют её по-разному: учёные давно ломают головы над подходящим термином. Проблема в том, что любая попытка обозначить эту ипостась средствами языка обречена на провал. Ведь язык – система взаимосвязанных символов, сгруппированных вокруг бинарных оппозиций. Он тоже подчиняется принципам классической логики.

Бион предлагает использовать расплывчатый термин «О». По Биону, «О» – «Неделимая Реальность», не искажённая психическими процессами дифференциации, индивидуального восприятия, понимания, познания и т.д. Дать определение «О» можно лишь методом исключения. Например, пользуясь терминологией Мелани Кляйн, «О» – это то, что не вписывается ни в шизоидо-параноидальную, ни в депрессивную позицию.

«О» должно оставаться непознанным. Любой научный подход к его изучению заранее обречён. Только парадокс и поэзия могут помочь в поисках истины.

 

Толкование сновидений

 

Фрейд рано осознал значимость той части реальности, которую не способна охватить психика:

Отказ от чрезмерной оценки сознания становится необходимой предпосылкой всякого правильного понимания происхождения психического. Бессознательное… должно стать общим базисом психической жизни. Бессознательное – это большой круг, включающий в себя меньший круг сознательного; все сознательное имеет предварительную бессознательную стадию, между тем как бессознательное может остаться на этой стадии и все же претендовать на полную ценность психического действия. Бессознательное – есть истинно реальное психическое, столь же неизвестное нам в своей внутренней сущности, как и реальность внешнего мира, и раскрываемое данными сновидения в столь же незначительной степени, как и внешний мир – показаниями наших органов чувств.

 

Книга Фрейда «Толкование сновидений» очень впечатлила Юнга. Решительное наступление на позиции сознательного подталкивало к поиску «безумных» законов, управляющих бессознательными процессами мышления. К несчастью, Фрейд забросил это перспективное направление: во времена дружбы с Юнгом он надеялся, что обуздать бессознательное поможет психоанализ.

 

Фрейд и Юнг

 

Итак, Фрейд не стал продолжать работу над важнейшим из своих открытий. В дальнейшем именно это ляжет в основу его разногласий с Юнгом. Учёные разошлись во взглядах на значимость бессознательного. Фрейд – на момент переписки с Юнгом – не стремился углубляться в бессознательное; его интересовало только то, что вытесняется. В это время Фрейд считал, что бессознательное состоит из сдерживаемых чувств. Юнг, напротив, отважно бросался в самую пучину бессознательного: главным предметом его интереса был процесс перехода бессознательного в сознательное.

Франсуа Рустанг отмечал расхождение в мышлении двух учёных. Фрейд, в погоне за научными объяснениями, проявлял себя как параноик; Юнг – как шизофреник. «Для параноидального мышления, которое преобладает в современном мире, работы Юнга – первичный суп, живое воплощение синкретизма, пруд для разведения рыбы, в котором у каждой икринки есть шанс», – пишет Рустанг. На первый взгляд, не самое лестное высказывание в адрес Юнга. Но мы вполне можем расценивать его как комплимент: по крайней мере, рыбы остаются в живых, а не препарируются в познавательных целях!

Именно это противоречие породило разногласия между Фрейдом и Юнгом:

- Фрейд понимал под термином «либидо» исключительно сексуальные импульсы. Юнг настаивал, что сферу применения термина надо расширить, включив в неё все жизненно важные стимулы.

- Фрейд создал точные, механистичные модели психотических механизмов. Юнг подчёркивал слабость эго, утопающего в пучине комплексов. Более того, ему удалось показать, как в психозе проявляется коллективное бессознательное.

- Фрейд с большим скепсисом относился к религии, считая её «исключительно» маскировкой для сексуальных игрищ. Юнг настаивал, что религиозные обряды обращены  к вековому, всеобъемлющему опыту человеческой души.

- И Фрейд, и Юнг различали два типа мышления: сознательное, рациональное мышление и фантазирование. Фрейд считал фантазирование вторичной функцией и говорил, что природа отвела фантазиям место на скамейке запасных. Юнг принял точку зрения, которой в начале придерживался Фрейд, считая, что именно фантазия лежит в основе любого сознательного мышления (см. [Dehing 1984]).

- Как психоаналитик, Фрейд был сторонником нейтральности и дистанции. В терапевтических отношениях Фрейд всегда занимал очень чёткую и жёсткую позицию, стараясь установить неподвижные границы между доктором и пациентом. Юнг же подчёркивал важность эмпатии и сотрудничества в терапии. Он отказался от медицинской модели: «здоровый доктор» лечит  «больного пациента».

И Юнг, и Фрейд не раз меняли точку зрения на упомянутые вопросы (см. [Dehing 1982]). Однако разногласия, круг которых мы очертили, дают довольно чёткое представление о позициях, которых придерживались учёные, а затем и созданные ими научные школы – психоанализа и аналитической психологии.

 

Матте-Бланко

 

Игнасио Матте-Бланко высоко оценил концепцию «бессознательного» из «Толкования сновидений». «Истинная психическая реальность» Фрейда очень напоминает собственную модель Матте-Бланко, так называемый «второй режим существования», который учёный позже окрестил «Неделимой Реальностью».

Бессознательное пользуется собственной логикой. Бессознательное подчиняется своим законам, отличным от тех, что управляют подсознательным. В зоне бессознательного привычные представления о причине и следствии, времени и пространстве оказываются перевёрнутыми с ног на голову. Нас приводит в замешательство отсутствие взаимоисключающих бинарных оппозиций. Мы сталкиваемся с сублимацией и многозначными символами. В бессознательном нет времени. Внешняя реальность заменяется внутренней. Мышление лишено привычной структурированности.

Матте-Бланко был убеждён, что ни Фрейд, ни его последователи так и не реализовали огромный потенциал открытия, которое перевернуло с ног на голову все существовавшие до этого представления о психике. Учёные много спорили об отдельных аспектах работ Фрейда, но при этом не касались идеи, которая лежала в их основе, - об отсутствии пространственных и временных границ мышления. Теоретики, как правило, уводили психоанализ подальше от бессознательного, стараясь максимально приблизить учение Фрейда к научной психологии или занимаясь систематизацией трудов отцов-основателей.

Сознательное, логическое, научное мышление пользуется бинарной логикой, в основе которой лежит система бинарных оппозиций. Бессознательное связывает или объединяет понятия, которые обычное мышление помещает на разные полюса.

Логическое мышление устанавливает отношения между элементами. Как правило, ассиметричные: «Джон – отец Питера» или «А – часть Б». Если поменять местами элементы этих высказываний, смысл нарушится. Однако бывают и симметричные отношения: «Джон отличается от Питера» или «А – то же самое, что Б». Элементы этих высказываний можно менять местами, не нарушая смысл.

 

Принцип симметрии

 

Частично сознательное мышление проходит в бессознательном и неминуемо попадает под его влияние. В бессознательном действует принцип симметрии, и ассиметричные отношения, характерные для сознательного мышления, оказываются «симметричными». Эта «симметрическая» логика руководствуется собственными законами. Самый важный из них – принцип равенства целого и части. В рамках обычной бинарной логики действуют свои типичные симметричные отношения: равенство, сходство и подобие. В бессознательном ассиметричная бинарная логика оказывается перевёрнутой с ног на голову. Например, аналогия становится полным тождеством.

Под влиянием симметрической логики целое и часть становятся взаимозаменяемыми. На место классов приходят совокупности, которые постоянно расширяют свои границы – до тех пор, пока не превращаются в «Неделимую Реальность». В этой реальности бесконечное множество сущностей загадочным образом сводится к единой сущности. «Неделимая Реальность» – это абсолютная симметрия.

 

Двойная логика

 

В бессознательном сходятся обычная, бинарная, и симметрическая логики. Матте-Бланко называл их совокупность двойной логикой. Он считал, что сознание состоит из нескольких пластов: чем глубже погружаешься в бессознательное, тем сильнее действует принцип симметрии. Получается спектр. Одна полярность, верхний предел спектра, - единоличное царство чистой бинарной логики. К этому пределу близка чистая математика и все рациональные составляющие нашего сознания.

Другая полярность спектра – уже упомянутая нами «Неделимая Реальность». Мы ничего не можем о ней рассказать. Ведь привычные нам бинарные оппозиции здесь не действуют.

Психика человека находится в плену антиномии между бинарной и симметрической логикой. Между полярностями находится бесконечное число промежуточных вариаций. Для бессознательного характерна высшая степень симметрии.

Лично я сомневаюсь в существовании симметрической логики. Ведь её законы тоже формулируются в терминах бинарной логики. Поэтому я бы скорее говорил об антиномии между «существованием» – Неделимой Реальностью, не искажённой психическими процессами – и дифференцирующим сознанием.

 

Дифференцирующее сознание

 

Дифференцирующее сознание – неотъемлемая черта человеческой психики. Я не знаю, как и почему оно появилось. Но убеждён, что его влияние на нашу жизнь трудно переоценить. Набор чувств, с помощью которых мы постигаем окружающий мир, весьма ограничен. Более того, наш мозг обрабатывает считываемую информацию очень избирательно, хотя мы можем этого не замечать. Дифференцирующее сознание заставляет нас автоматически фильтровать и классифицировать поступающую информацию. Избавиться от этого шизоидо-параноидального паттерна очень непросто, даже если он слабо выражен.

Наше ассиметричное дифференцирующее сознание нарушает целостность «О». Из-за этой антиномии, которая затрагивает основы основ, психологи, изучающие бессознательное, сталкиваются с серьёзной методологической проблемой: как рассказать о бессознательном внятно, не скатываясь ни в параноидальные, ни в шизофренические крайности? Попытки психоаналитиков найти для теории Фрейда серьёзное научное обоснование обескровили его блестящие идеи. Они стали слишком гладкими, слишком рациональными. Грандиозная мысль о бессознательном затерялась среди второстепенного. Матте-Бланко тоже приводит примеры  шизофренических провалов Фрейда (хотя называет их иначе). В формулировках Мелани Кляйн то и дело появляются намёки на бессознательное, однако бинарные «научные» обобщения исследовательницы оставляют желать лучшего. В бессознательном аналогия часто воспринимается как тождество. Стремление к симметрии – характернейшая черта бессознательного, но в теоретических рассуждениях оно кажется несколько странным. В трудах Юнга много симметрии. Они отдают должное Неделимой Реальности, но при этом зачастую попирают законы аналитического мышления. С помощью такой симметрии легко запутать читателя: например, обманчиво представить желание избежать кастрации – болезненного принятия границ и различий – как возвращение в блаженное «О».

Процесс классификации, осуществляемый сознанием, вовсе не обязательно разрушает Реальность. Если человеку удаётся свести дифференциацию к минимуму, границы в итоге будут скорее связывать, чем разделять. Но это достижимо, только если человек находится в депрессивной позиции. Занять депрессивную позицию – вот доступный нам максимум в каждый момент бытия.

Благодаря симметрии мы ощущаем неделимость реальности. Но это вовсе не означает, что реальность действительно такова. Правды не знает никто. Это вопрос метафизического характера. Быть может, мир состоит из фактов, как считал Витгенштейн. А может, он един и неделим. Как бы мы ни воспринимали Реальность, мы никогда не знаем наверняка, какая она.

 

Трёхмерность

 

У нашего сознания – в лучшем случае – три пространственных измерения; четвёртое измерение – время – линейно. Всё «возникшее из безвидной пустоты безмерной» оказывается в предельно жёстких рамках.  Эти ограничения накладывают сильный отпечаток на наше сознательное и чувственное восприятие. Мы склонны отождествлять Реальность с тем образом Реальности, который мы воспринимаем. Мы привыкли к трёхмерной структуре восприятия, и потому считаем, что Реальность тоже трёхмерна.

Если предположить, что Реальность многомерна, то нам придётся радикальным образом пересматривать привычное представление о превосходстве человеческого сознания. И это будет невероятно сложно. У нас нет архимедовой точки опоры, чтобы взглянуть на собственную ограниченность как бы извне.

С другой стороны, трёхмерность сознания гарантирует нам психическое здоровье. Мы привыкли считать психику человека неким «внутренним пространством». Иначе немыслимы важнейшие психические функции: например, хранение информации. Ведь эти пространственные метафоры подразумевают трёхмерность. Пациенты психоаналитиков годами пытаются достичь такого уровня. Нам кажется, что это вершина. На самом деле, это только начало.

Наша психика весьма ограничена. «Коллективная» психика ещё может быть многомерной и бесконечной, как и сама Реальность, но на нашу психику не могут не влиять ограничения, наложенные восприятием.

 

Психоанализ и аналитическая психология

 

Фрейд подчёркивал различия. В основе его подхода лежал конфликт. Фрейд работал преимущественно с невротическими расстройствами пациентов, с персональным опытом отдельных личностей, пострадавших от превратностей судьбы, то есть из-за внешних факторов. Юнг, напротив, придавал большее значение общности. Его больше интересовали психотики. И это логически подводило Юнга к исследованиям психики эмбриона, единой для всего человечества. Он был уверен в существовании общего набора черт, характерных для психики каждого.

Фрейд стремился вписать свои психоаналитические концепции в жёсткую парадигму западного «научного» подхода. В своих теоретических построениях Фрейд был предельно догматичным и бескомпромиссным. Юнг же постоянно говорил, что не имеет права делать теоретические заключения. Он отвергал классический «научный» поход. Идея о том, что высказывание либо истинно, либо ложно, его не устраивала. Юнг всегда с неприятием относился к закону исключённого третьего.

Фрейд, вопреки собственным провидческим открытиям, одно время надеялся, что ему удастся покорить бессознательное и даже окончательно от него избавиться с помощью грамотно проведённого анализа символов, снов и проч. (Позже основатель психоанализа отказался от своих грандиозных амбиций.) Мне кажется, что такая преувеличенная ограничительная осознанность как раз и ведёт к невротическим расстройствам. Юнг предложил в ответ другую крайность; его намеренное усиление осознанности – прямая противоположность фрейдовскому ограничению – выносит за скобки ограниченность человеческой психики. Такой подход точнее отражает многомерную Реальность как таковую, но без учёта ограниченности психики человека сводится к всесилию и всеведению, если не к безумию. Согласно этому подходу, психотики остаются в контакте с «О». Разумеется, при таком раскладе они откажутся терять «прямой» контакт с Неделимой Реальностью. Но тогда они не смогут взаимодействовать с ней, как люди.

Психоаналитиков долго считали – особенно в среде юнгианцев – склонными к упрощению Реальности. Аналитическую психологию Юнга обвиняли в туманности и излишней «мистичности». Но время оспаривать эти карикатурные противоречия давно прошло. Это уже сделали многие авторы, причём как юнгианцы, как и фрейдисты.

После разлада с Юнгом Фрейд постепенно перенял некоторые идеи бывшего друга. Например, «Id» Фрейда явно включает элементы коллективного бессознательного, а его «филогенетическое наследие», сопровождающееся «первичными фантазиями», тесно переплетается с юнгианскими архетипами. Однако сам Фрейд не осознавал этих параллелей. Его последователи будут деликатно закрывать глаза на досадные аберрации.

Мелани Кляйн открыла направление, которое шло вразрез с психологической мыслью тех времён. Ещё в 1950 году Эдвард Гловер обвинил Кляйн в пропаганде ереси, близкой к учению юнгианцев. И он был прав. Впрочем, чтобы это осознать, последователям Кляйн понадобилось ещё как минимум лет двадцать. Бион, вводя понятие «О», тоже развивал идеи Юнга. Постоянные призывы отказаться от памяти, желаний и понимания фактически подразумевают переход от сознания к «О».

Винникот резко осуждает стремление психоанализа дифференцировать реальность. Он подчёркивает значимость процесса бытия и, занимая промежуточную позицию, соединяет учения юнгианцев и фрейдистов. Его игра с потенциалами помогла отыскать точки соприкосновения с «О».

Уже в 1962 году Матте-Бланко писал, что синхроничность Юнга – главный принцип непричинных отношений. Учёный видел в синхроничности проявление Неделимой Реальности.

Позже теоретики психоанализа стали подчёркивать важность интерсубъективности в отношениях между клиентом и терапевтом. Они решили сбросить с корабля современности рекомендации Фрейда по поводу терапевтической нейтральности. Наконец миф о белом экране был разрушен. Подзаголовок книги Томаса Огдена «Мечтание и интерпретация» немного сбивает с толку. «Ощущая человеческое». Как будто до сих пор человечность гнали из терапии поганой метлой! Как бы то ни было, в этих последних работах очевиден возврат к «О».

Юнгианцы очень активно изучают фрейдистскую, особенно кляйнианскую, литературу. Большую роль в этих процессах сыграл Майкл Фордэм: он первый начал говорить о «я» ребёнка и описал его психологическое развитие с точки зрения архетипических структур и окружающей среды. В рамках клинического подхода Фордэма особое место отводится переносу и контрпереносу. Но коллеги-юнгианцы раскритиковали и книгу Фордэма, и его коллег из Лондонской группы. Юнгианцы-«клиницисты» потом будут часто удивляться: как это они их угораздило оказаться по разные стороны баррикад с коллегами-«символистами», которые громят их теории в пух и прах?

 

Развитие психики

 

Архетипические структуры пре-концепций (термин Биона), хранящиеся в ДНК, проявляются постепенно, в постоянном взаимодействии с окружающей средой. В первые месяцы жизни самый важный опыт для младенца – адаптация окружающей среды к его потребностям. Чтобы обеспечить существование младенца, другой человек, саморегулирующийся организм, обычно мать, лезет из кожи вон, лишь бы исполнить любую его прихоть.

Мне кажется, что психическая жизнь начинается задолго до появления младенца на свет. В течение первых месяцев существования зародыш окружён Неделимой Реальностью; его окружающая среда идеальна. Это самый важный период для развития психики.

И психоанализ, и аналитическая психология связывают зачатки психики с появлением различий. Мне кажется, появление этой аксиомы связано с двумя особенностями развития психологии как науки: 1) теоретические предположения, как правило, делаются на основе патологических феноменов, а причина патологии – как раз слишком раннее появление различий; 2) даже сторонники аналитической психологии часто путают психику с сознанием и языком. Неделимая Реальность, которую невозможно описать с помощью привычного нам научного аппарата, базирующегося на бинарной логике, ускользает, как песок сквозь пальцы, и предаётся забвению.

 

Позиция «О»

 

Многие теоретики психоанализа утверждали, что параноидо-шизоидной и депрессивной позиции по Мелани Кляйн предшествует ещё одна позиция. Я предложил термин « », но затем предпочёл термин «позиция О». Давая определения, практически невозможно избежать дифференцирования и закона третьего исключённого. А предложенный мной термин неоднозначен: он означает одновременно уникальность и похожесть (что входило в мои намерения), и в то же время единство и постоянство «я» (что может запутать читателя).

Отсутствие дифференцирующего сознания не означает, что на этом этапе младенец не осознаёт реальность, самого себя и окружающую среду. Обычное состояние ребёнка – недифференцирующее осознавание. Особенно когда ребёнок отдыхает: не находится ни в состоянии сна, ни в состоянии возбуждения. Для этой стадии характерно зачаточное самосознание, а также зачатки связей (Стерн, 1985). Это значит, что ребёнок осознаёт себя и соотносит с объектами внешнего мира, но при этом пока никому себя не противопоставляет. Очевидно, акцент смещён в сторону подобия. «Другой» занимает промежуточную позицию между субъектом и объектом, он отделён от младенца, но не отличен от него. Или, по крайней мере, отличия уходят на второй план.

Архетипические структуры (пре-концепции) содержат потенциальное знание. Активизируясь, они подталкивают ребёнка к поиску соответствующего объекта во внешнем мире (например, материнской груди). Если поиск успешен, ребёнок переживает непосредственный опыт.  Этот опыт фиксируется. Архетипический опыт становится индивидуальным опытом младенца, с характерными особенностями.

Повторяясь, опыт постепенно закрепляется. Стерн ввёл понятие «генерализированные репрезентации взаимодействия». Они составляют основу репрезентации человеческого «я».

Преждевременное, навязчивое дифференцирование среды на этом этапе может запустить механизмы самозащиты, которые приведут к развитию аутизма. Если первый опыт травматичен или младенец слишком чувствителен к вмешательствам, он может стать аутистом. Если воздействие было не очень сильным, на этом этапе будут наблюдаться шизоидные феномены.

 

Параноидо-шизоидная позиция

 

Отдельные островки (дифференцирующего) сознания (противоположности недифференцирующего осознавания) появляются вслед за оппозициями. Разделение Мелани Кляйн, скорее всего, относится к первым проявлениям сознания. Главная функция этого разделения, которое, как правило, считают защитным механизмом, – структурирующая. Опыт человека делится на два полюса. Это разделение (которого нет в наблюдаемой нами вещи в себе; результат работы сознания) – отправной пункт теорий как юнгианцев, так и фрейдистов (особенно кляйнианцев).

На сцену выходят «плохое» и «хорошее». Вероятнее всего, восприятие «плохого» в нашем сознании предшествует восприятию «хорошего», поскольку в начале бросаются в глаза отличия, а уже потом сходство. Это вовсе не означает, что до этого момента младенец не имел представления о «хорошем». Уделяя большое внимание сознанию (и, соответственно, бессознательному), психоанализ упустил из виду осознавание, в особенности – осознавание «хороших» чувств. Для психики взрослого человека остановить сознание и «просто быть с хорошими чувствами» – очень непростая задачка. На помощь взрослым приходит медитация, которая заново учит осознавать.

 

Психопатология

 

Я уверен, что дифференцирующее сознание – всегда потенциальный источник патологии. Самый щадящий для человека вариант – здоровый невроз, при котором психику постоянно раздирают противоречия, причина которых – асимметрия. Психическое здоровье – это сontradictio in terminis, оксюморон, нечто невозможное. Странно то, что с тех пор, как человек вкусил плод от Древа Познания Добра и Зла, мы уже не можем обойтись без этих защитных механизмов. Эта концепция, конечно, слегка задевает самолюбие тех, кто считает себя нормальными.

Непохожесть не всегда травмирует. Когда младенец сталкивается с непохожестью, а жёсткой дифференцированности при этом нет, то ощущение целостности сохраняется. Частично эта непохожесть остаётся после того, как запустится дифференцирующее сознание (и параноидо-шизоидная позиция), благодаря переходным зонам (по Винникоту). Частично эта непохожесть из внешнего мира будет восприниматься младенцем как аналогия его внутреннему миру.

Дифференцирующее сознание, напротив, очень жёстко разграничивает, и в этом случае раскол разводит оппозиции по разным полюсам, которые никогда не сойдутся. Появление таких оппозиций всегда будет очень травматичным. Но, как мы уже сказали, без асимметрии не обойтись. Вред может быть небольшим, приемлемым, если всё произойдёт в своё время. Преждевременное же расщепление и поляризация, ещё на первой позиции, когда связи с Неделимой Реальностью очень сильны, приводит к глубинным нарушениям  психики.

 

Психотерапевтическая ситуация

 

Изложенные нами представления несколько смиряют амбиции психотерапевта. Цель аналитической терапии – не водворить клиента в призрачное состояние психической «нормальности» (как хотел Фрейд). Наша цель уже достигнута, если клиент перешагнул «порог депрессивной позиции» (Мельтцер). Мы должны взаимодействовать со страдающими людьми: вылечить их мы не можем, зато можем о них заботиться, как отмечали Юнг и Винникотт.

И психоанализ, и аналитическая психология очень пристально изучали и теории, и практические методы работы. Психоаналитики стараются изо всех сил – вот уже целый век – вычислить факторы, которые работают на исцеление клиента. Было выдвинуто много гипотез, в том числе догматичных (например, избавление от младенческой амнезии), но на сегодняшний день ни одной удовлетворительной так и не найдено. Что же касается техник, которые, соответственно, тоже развивались, то здесь хочется отметить один курьёзный факт: многие теоретики психоанализа (Фрейд, прежде всего) гораздо больше времени посвящали описанию техник, чем собственной практике. Как это ни комично, боюсь, причина всему – слишком жёсткое (и дифференцирующее) психоаналитическое суперэго, которое передаётся от одного поколения терапевтов к другому.

 

Теория и техника

 

Теория – это всегда ассиметричная конструкция. Мы уже видели, что аналитические теории рискуют всякий раз оказаться либо слишком рациональными, либо слишком симметрическими. Вероятнее всего, идеальная теория – диалектическое  взаимодействие обоих типов логики. Мы должны использовать всю доступную и ассимилированную нами теоретическую информацию, не забывая при этом, что окончательных, исчерпывающих теорий не бывает.

А что же техника? Некоторые аспекты этого вопроса, конечно, дифференцирующие. Например, терапевтический сеттинг (время и место встреч, их частота, оплата и т.д.) – самый очевидный пример асимметрии. Психоаналитики, начиная с Фрейда, настаивали на асимметрии терапевтических отношений и предлагали использовать медицинскую модель. Юнг же, с самого начала, активно выступал против фрейдистской отчуждённости и нейтральности. Мне кажется, что асимметрия между клиентом и терапевтом выражается не в том, что один здоров, а другой болен, и не в том, что один умный, а другой – дурак. Асимметрия заключается в том, что терапевт работает для клиента и на клиента. Терапевт обязан создать для клиента пространство, где тот сможет самым полным образом представить терапевту свой внутренний мир. Терапевт не должен мешать клиенту, приплетая собственные проблемы и предпочтения, рассказывая о своей жизни.

Тем не менее, каким бы человечным ни был сеттинг, всё равно для некоторых клиентов асимметрия окажется травмирующей. Сеттинг может стать повторением травматического опыта общения с требовательной матерью, которая настаивала на соблюдении расписания и соответствии ожиданиям. Подобный опыт у клиента может привести к сложным техническим проблемам. Возможности психоаналитика не бесконечны, поэтому ограничения неизбежны. «Интерпретации» пациенту не помогут. Здесь терапевту придётся включить всю свою изобретательность. К сожалению, зачастую такие проблемы не решаются.

Инструментарий языка – ещё одна асимметрия в терапевтических отношениях. Некоторые пациенты очень страдают от этого ограничения. Никогда не забуду ответ одного моего пациента, шизофреника. Я попросил рассказать, о чём он думает, а пациент ответил: «А что, если я не готов выразить это словами?». Как бы то ни было, нельзя забывать, что когда необходимо выразить что-то относящееся к Неделимой Реальности, язык оказывается плохим помощником. Это знание предостерегает от слишком глубоких или решительных интервенций.

Довольно об асимметрии. Памятуя об этих структурах, мы можем, как советовал Юнг, спокойно отдаться процессу. Неделимая Реальность проявится в терапии сама по себе, не в терапевте, не в пациенте, а в общем интерсубъективном поле. Нам остаётся держать ухо востро и по возможности пытаться ухватить эту Реальность за хвост – с помощью наших ограниченных и асимметричных аппаратов восприятия, естественно переходя от чувств к мыслям, стараясь заглушить голос Реальности избытком рациональности. Только в самом конце мы придём к конфронтации (Auseinandertzung). Немецкий термин означает дифференциацию и противопоставление взаимосвязанных элементов. Этот этический – и асимметричный – шаг очень важен, однако он не должен предшествовать рассмотрению более симметричных аспектов нашего бытия.

 

«Дальше – тишина»

 

Наше путешествие подошло к концу. Слова, слова, слова! А вывод напрашивается один. Перефразируя классика, есть многое на свете, о читатель, что аналитикам ученым и не снилось!

 

© Перевод с англ. Семенова О.Ф.,2009