Пути к блаженству. Мифология и трансформация личности

Джозеф Кэмпбелл

(М: Открытый мир, 2006)

 

Об авторе: Джозеф Кэмпбелл (1904 – 1987)  окончил Нью-йоркский университет, профессор литературы, культурологии и сравнительной мифологии. Увлекался историей религий и юнгианской психологией, опубликовал "Герой с тысячью лиц" (1949), "Маски бога" в 4 томах (1959-1967) и др. книги. Явился вдохновителем Джорджа Лукаса на создание «Звездных войн». Хорошо знал К.Г.Юнга и многих его первых учеников, написал биографию Юнга.

Глава пятая.

Личный миф

 

 

Юнг: По какому мифу я живу?

 

Вот уже в течение многих лет я говорю о мифологии в довольно абстрактном ключе — как оно выглядит там, как оно выглядит тут итак далее. Кажется, настало время принять вызов и поговорить о ней более конкретно, рассказав, что такое миф для вас и для меня. Сама эта тема, жизнь по своему личному мифу — то, как его можно найти, изучить и научиться ездить на нем верхом, — впервые возникла в моем поле зрения, когда я прочитал автобиографическую работу Юнга «Воспоминания, сны, размышления». Там он, в частности, описывает кризис, который постиг его самого в 1911—1912 годах, когда он работал над своей ключевой книгой «Символы трансформации».

В то время его крайне удручало то обстоятельство, что все его ранние работы основывались на довольно поверхностном понимании психологии глубоко психотических пациентов. Свою профессиональную карьеру Юнг начинал в клинике Бергхольцли под руководством Эйгена Блейлера^[1]. Именно Блейлер ввел в обиход термин «шизофрения», и многие из пациентов его клиники действительно были шизофрениками.

Проработав там какое-то время и уже получив докторскую степень, Юнг познакомился с Фрейдом. Фрейда больше всего интересовали невротики, а не психотики. Невротик представляет собой человека, который все еще функционирует в обществе и осознанно ориентируется в жизни, но чьи отношения с собственным подсознанием неадекватны. У психотика же, напротив, эти отношения окончательно нарушены. Работая с психотиками, Юнг стал настоящим специалистом в области архетипологии бессознательной образности.

Он стал читать книги по компаративной теории мифа — Фробениуса, Бастиана, Фрезера. Вскоре он понял, что образы, которые его пациенты извлекали из глубочайших тайников души, в точности соответствуют тому, о чем пишут господа сравнительные мифологи в своих студиях по истории религий. Бредовые фантазии его пациентов обнаруживали поразительные параллели с основными темами и сюжетами мифов. Далее Юнг обнаружил, что эти параллели проявляются не только у психотиков, но также и у невротиков, и у сравнительно уравновешенных индивидуумов.

Это открытие потрясло его до глубины души и заставило со всем рвением погрузиться в изучение мифологии. «Символы трансформации», в которых идет речь о связи между снами и мифологическими видениями, стали именно той книгой, после которой Фрейд отказался работать с Юнгом. Этот труд со всей очевидностью прояснил, что Юнг больше не верил в секс как альфу и омегу подсознательной символической системы, а также в регрессивный психоанализ как единственно возможную форму терапии. Для Фрейда и его последователей это было равносильно публичной анафеме.

Окончание работы над книгой не означало для Юнга закрытие столь интересовавшей его темы. «Едва я закончил рукопись, — рассказывает он в "Воспоминаниях, снах, размышлениях", — как я со всей отчетливостью осознал, что такое жить с мифом и что такое жить без оного...»[2]. Он спросил себя, по какому мифу он сам живет, и понял, что не знает ответа на этот вопрос. «Итак, я принял решение узнать свой миф и рассматривал это как главную свою задачу»[3].

Я твердо верю, что в любой отдельно взятой стране больше не существует единой для всех мифологии, не говоря уже о западной цивилизации в целом. Социальный порядок в наши дни принял совершенно светский характер и не претендует более на то, что его установления ниспосланы свыше. Мы больше не объясняем свои законы с точки зрения мифологии, В прежние дни законы вручались лично богом общественным деятелям вроде Моисея, а затем фиксировались в Книге Чисел, Второзаконии и Левите. Больше такого нет. Даже законы физической вселенной, как я уже говорил, более не считаются незыблемыми. Мы продолжаем ежедневно узнавать что-то новое о мире, но больше не располагаем его продуманной и обоснованной картиной, которая была бы в состоянии просуществовать более или менее долго.

Принимая во внимание особенности индивидуальной психологии, у нас сейчас есть столько разнообразнейших источников возникновения жизни на Земле и столько всевозможнейших путей ее развития, что единой для всех мифологии просто не может быть. Мне думается, что в рамках светского общества, где обстановка достаточно нейтральна, чтобы позволить людям жить своей собственной жизнью, не слишком надоедая соседям, у каждого есть свой собственный миф, ведущий нас по жизни, знаем мы о том или нет. Вот суть юнговского вопроса: что такое миф, по которому я живу?

Я не думаю, что у человечества когда-нибудь надолго установится что-то вроде унифицированной мифологии, даже если предположить, что такое в принципе возможно. Я полагаю, что наша социальная жизнь — которая имеет отношение к третьей функции мифа — сейчас устроена иным, лучшим образом. Однако в общении друг с другом люди остались без сознательных и бессознательных ориентиров.

Посредством мифологических образов сознание вступает в контакт с бессознательным, где они и обитают. Если у вас нет этих образов или сознание их по тем или иным причинам отвергает, вы оказываетесь отрезанными от своей глубинной природы. Мне думается, предназначение мифологии как раз в том и состоит, чтобы мы могли по ней жить. Нужно только отыскать ту, по которой мы живем на самом деле, и узнать, что она собой представляет, чтобы иметь возможность уверенно править своим кораблем в море образов.

Многих из нас в жизни направляют мифы — мифы, которые оказываются для этого вполне адекватной моделью. Для тех, кто так живет, трудностей в этом мире не существует. Они знают, что такое их миф; он может содержаться в одной из великих религиозных традиций, унаследованных нами от предков. По всей вероятности, миф этот окажется вполне способен провести их дорогой жизни.

Однако есть и другие, для кого эти указатели никуда не ведут. Таких можно чаще всего обнаружить среди университетских студентов и профессоров, среди жителей больших городов, короче, для тех, кого русские зовут интеллигенцией. Для них старые модели и старые правила просто не работают и потому во время кризиса оказываются совершенно бесполезными.

Иногда люди полагают, что живут в соответствии с определенной системой, но на самом деле это не так. Они ходят в церковь по воскресеньям и читают Библию, но символы с ними не говорят. Эти люди черпают силы откуда-то еще.

Задайте себе вопрос: если бы моя жизнь внезапно рухнула, если бы я вдруг лишился всего, что любил и ради чего жил, что бы у меня осталось? Если бы, придя домой, я обнаружил, что моя семья убита, адом сожжен, или если бы моя карьера вдруг оказалась пущена под откос, что могло бы поддержать меня? Мы читаем об этом каждый день в газетах и думаем, что такие вещи всегда происходят с кем-то другим. Но что, если это произойдет со мной? Что помогло бы мне не сломаться, не погибнуть и жить дальше?

Я знаю верующих, у которых случались в жизни такие ситуации и которые всегда говорили: «Это Божья воля». Для них поддержкой служила вера.

А есть ли в вашей жизни что-то такое, что могло бы сыграть такую же роль для вас? Есть ли в ней нечто великое, ради чего вы не раздумывая принесли бы себя в жертву? Что заставляет вас жить так, как вы живете? Чего хочет от вас жизнь — знаете ли вы это? Древние традиции оказывали людям эту мистическую поддержку, цементируя собой культуру. Любая великая цивилизация выросла на мистическом базисе.

В наши дни кругом царит полная неразбериха. Нас бросили на произвол судьбы; мы сами должны найти то, что будет нам опорой и поддержкой. Как же это сделать?

Я думаю, одно из величайших бедствий современной жизни заключается в том, что религии, унаследованные нами от предков, настаивают на бесспорной историчности своих символов. Непорочное зачатие, к примеру, или вознесение на небеса — эти символы присутствуют во всех мифологических системах мира. Несомненна их связь с глубинами человеческого бессознательного, откуда они и явились. Они говорят нам о чем-то, что кроется в нашей собственной душе и не имеет отношения к историческим событиям. Одна из самых серьезных проблем, стоящих сейчас перед нами, заключается в том, что авторитет социальных институций, выступавших блюстителями символов, — всех тех религий, в которых мы выросли, — оказался подорван именно их манерой говорить о стоящих за традицией мифах как о реально имевших место исторических событиях. Рождение младенца девственницей — что это за символ? Имеет ли он отношение к истории и биологии? Или это все-таки духовная, психологическая метафора?[4]

Я по-настоящему восхищаюсь психологом Абрахамом Маслоу[5]. В одной из его книг я обнаружил что-то вроде шкалы ценностей — ценностей, ради которых, как показали его психологические эксперименты, живут люди. Список этих ценностей таков: выживание, безопасность, человеческие взаимоотношения, престиж и, наконец, личностное развитие. Я смотрел на список и пытался понять, почему он кажется мне столь странным. В конце концов я понял, в чем тут дело: это именно те ценности, по отношению к которым мифология является трансцендентной.

Выживание, безопасность, человеческие взаимоотношения, престиж и личностное развитие... Мне думается, что человек, живущий мифом и согласно мифу, как раз не станет жить ради подобных ценностей. Они имеют отношение к первичным биологическим потребностям человека в том виде, в каком их понимает наше сознание. А мифология начинается там же, где и безумие. Человек, в жизни которого есть место призванию, вере, религиозному рвению, подлинной преданности, с легкостью пожертвует ради них безопасностью, отношениями, престижем, даже собственной жизнью, и уж подавно не станет и думать о личностном развитии; он целиком и полностью отдаст себя мифу. Ключ к такому состоянию дал нам Христос, когда сказал: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее»[6].

Пять ценностей Маслоу суть ценности, ради которых люди живут, когда им не для чего жить. Ничто не захватывает их, ничто не очаровывает, ничто не ввергает их в духовное безумие, им не о чем рассказать друг другу. Все это невыносимо скучно. (В замечательных комментариях к «Дон Кихоту» Ортега-и-Гассет однажды написал: «Скука — это то, что лишает нас одиночества, но не составляет компании»[7].)

Ключом здесь служит ощущение благоговения, которое Лео Фробениус, замечательный специалист по африканским культурам, называл Ergrijfenheit,состоянием захваченное чем-то, которое буквально выдергивает вас из привычной реальности.

Не всегда легко или даже в принципе возможно понять, что именно так вас захватило. Вы вдруг обнаруживаете, что делаете какие-то глупости, и вот — вы попались, только пока не знаете, какова ловушка. Вас охватывают священный трепет, ощущение тайны, очарования — вы чувствуете счастье. Параллельно с этим и разум тоже оказывается в вашем полном распоряжении. Разум может, к примеру, побудить вас основать собственное дело, чтобы поддержать семейное благосостояние и повысить социальный престиж; задайте ему правильное направление, и он будет делать свое дело очень хорошо. Но разум же может подтолкнуть вас и бросить все это к чертовой матери, ибо некая тайна предъявила на вас свои права.

Одним из самых ярких примеров подобного явления я бы назвал жизнь французского художника Поля Гогена. Он был весьма преуспевающим бизнесменом, обладателем роскошного дома и нормальной семьи. И вдруг его полностью захватила живопись с ее открытиями и тайнами. Стоит вам начать что-то черкать на бумаге, и это напрочь вычеркнет вас из нормальной жизни — именно так все и случилось с Гогеном. Он позабыл про семью и все свои дела, с головой кинулся в омут приключений и оказался в результате на Таити, где и написал большинство своих прекрасных картин. Он откровенно наплевал на все жизненные ценности по Маслоу и жил себе счастливо до конца своих дней.

Когда Юнг говорил, что хочет отыскать миф, по которому живет, на самом деле он жаждал понять, что за бессознательная или подсознательная структура в его собственной психике заставляет его делать все эти иррациональные глупости и создавать самому себе проблемы, которые несчастное сознание затем вынуждено решать. Все вышесказанное позволяет нам сделать вывод, что предмет нашего изучения начинается там и только там, где кончаются жизненные ценности Маслоу и происходит пробуждение осознания.

Я уже упоминал кундалини-йогу — индийскую систему саморазвития, которая связывает духовное развитие с движением змеиной энергии, поднимающейся по позвоночнику и проходящей последовательно через семь центров, или чакр. Три нижние чакры представляют как раз стремление к выживанию, стремление к удовлетворению сексуальных потребностей и стремление к власти.

Иерархия ценностей, предложенная Маслоу, соответствует трем нижним чакрам. Эти ценности можно считать общими для человека и животных. Да, мы обладаем телом животного — разумеется, это не тело собаки или газели, но, вне всяких сомнений, тело животного под названием «человек разумный», — и в соответствии с этим ведем животную жизнь с поправкой на особенности вида. Давайте не будем льстить себе мыслью, что даже в этом мы остаемся необычайно высокоразвитыми существами. Мы держимся за жизнь точно так же, как это делают животные. У нас бывают сильные сексуальные импульсы — в точности как у животных. И, конечно же, нам свойственно желание побеждать, подавлять сопротивление и сметать с пути то, что мешает нам двигаться дальше, — и в этом мы тоже не одиноки. Все это идеально соответствует иерархии ценностей Маслоу.

Когда змей кундалини поднимается до четвертой чакры, в душе просыпается священный трепет, что для индусов означает способность слышать священный слог Ом, недоступный слуху животных. Восприятие этого звука открывает перед нами новое измерение, даря ощущение тайны вселенной, а желание постичь эту тайну знаменует начало духовной жизни. Четвертая чакра, согласно воззрениям индусов, располагается на уровне сердца. Именно в сердце, как они говорят, руки верующего с любовью касаются стоп божества. На этом уровне духовного постижения можно достичь только стоп бога — если мы хотим большего, нужно продвигаться выше. Но начало положено, и тайна уже поселилась в нашем сердце.


Давайте, однако же, отдадим дань уважения животным: им это стремление тоже до некоторой степени свойственно. Увидев свет в ночи, любое животное подойдет поближе, чтобы узнать, что это такое. Это только начало, и в следующем воплощении они придут в мир людьми. Так пробуждается священный трепет на их уровне. Тот же свет, за которым пытаемся следовать мы с вами, в один прекрасный момент приведет нас к чистому недифференцированному свету трансцендентного. Вот в чем смысл и значение священного слога Ом.

Итак, давайте оставим позади первую, вторую и третью чакры, работающие с повседневным, рациональным уровнем жизни. Ничего сказать против них нельзя, ибо кто будет наслаждаться звуком Ом или ощущением священного трепета, если прежде не будут удовлетворены базовые потребности выживания? Однако следует помнить, что они служат всего лишь основанием для верхних этажей, на которые нам еще предстоит подняться.

В системе кундалини-йоги подлинный духовный опыт начинается только после того, как вы обретаете способность слышать звук Ом. Тогда дух получает импульс предпринимать новые усилия к познанию трансцендентного, пытаться приблизиться к нему; это стремление ассоциируется уже с пятой чакрой, находящейся на уровне горла, где рождается слово и куда животные уже не могут подняться, ибо речь им недоступна. Да, они могут издавать звуки, но — насколько нам на настоящий момент известно — у них нет ни вербальной ни понятийной коммуникации.

Там, где появляется коммуникация, начинается переживание мистического[8].

Мифологическая традиция, равно как и сам мир мифа, начинается с некоего события, которое захватывает вас и выбрасывает за ваши пределы, за пределы всех рациональных умственных построений. Именно на таких событиях взращиваются цивилизации. Достаточно взглянуть на самые выдающиеся их памятники, чтобы понять: это самое ненормальное, что когда-либо приходило в голову человеку. Возьмем египетские пирамиды. Попробуйте оценить их с точки зрения здравого смысла и экономической целесообразности; представьте себе, что означала стройка таких масштабов для общества Древнего Египта с его уровнем развития технологии:! Великие соборы и храмы мира, да и вообще произведения любого художника, целиком посвятившего себя своему искусству, — источником всего этого являются мифологические образы, а отнюдь не ценности Маслоу. Пробуждение священного трепета, пробуждение религиозного рвения — вот начало духовной жизни и вот, что любопытно, фактор, сплачивающий людей.

Все, кто живет ради пяти ценностей Маслоу, остаются за бортом. Две вещи сплачивают людей — высокие порывы и ужас. Это раствор, скрепляющий кирпичи общества. Возьмем мифологическую базу общества средневековой Европы: великий архетипический сюжет об изгнании из рая, об искуплении на кресте и о Церкви, призванной служить единственным сосудом благодати Божьей и источником спасения всего рода человеческого. У нас получится целое общество, основанное на представлении о том, что все мы от рождения запятнаны первородным грехом и что единственный способ очистить душу от этой скверны — через таинства церковных институций, основанной, как она сама провозглашает, лично Иисусом Христом, который есть воплощение Бога, создавшего весь наш мир. Ну не забавная ли культура, чьей главнейшей целью провозглашается очищение каждой индивидуальной души от последствий ужасной ошибки, совершенной некогда в саду Эдема ослушниками бога?

Кажется, первым, кто свел все эти разрозненные идеи воедино, был святой Павел. Сама структура средневекового общества была основана на мифе о высоких побуждениях и страхе, которые единственно и могут объяснить нам феномен средневековой культуры. Да, экономика тоже играла свою роль, но она не имела никакого отношения к возведению собора в Шартре. Как раз об этом и говорит Генри Адаме в своей книге «Мон-Сен-Мишельи Шартр»[9]. Все величайшие соборы Европы были построены в это сумасшедшее столетие между И 50 и 1250 годами. У людей тогда не хватало денег даже на пару коров — не говоря уже о паре автомобилей. Чем же они жили? — спросите вы.

Не думайте о погонщиках рабов — не они построили соборы. Массовая одержимость, жажда мифа — вот в чем было дело. Что же произошло потом? Рвение исчезло. Когда в самую основу мифа внедрился червь сомнения — сомнения в исторической правде легенды о творении, — общество просто развалилось. И высокие стремления, и страх увяли, а вместе с ними исчезли и мифические идеалы.

К сожалению, в наши дни подобных мощных стимулов уже не осталось. Нет ни высших ценностей, ни сколько-нибудь сильного страха, которые могли бы сплотить нас. Однако не след беспокоиться об обществе. Что нас действительно интересует, так это как собрать воедино самое себя.

Как отыскать в глубине себя то, что по-настоящему важно? Как я уже говорил, мифологические системы всего мира говорят в общих чертах об одном и том же. Следовательно, мифологические образы не связаны с историческими событиями. Они приходят из глубин души и с душою говорят; с ней они прежде всего связаны — с душой и с духом, а вовсе не с материальной историей мира.

Нет сомнений, что определенные эмоции вызывают в человеческом теле спонтанные реакции. Мне нет нужды рассказывать вам, что такое сексуальные сигналы; иногда не сказано ни слова, но биологический императив включается как бы сам собой, и все получается просто отлично, а родителям остается только гадать, что происходит. Инструкции здесь не нужны.

Подобным же образом некоторые запахи активизируют деятельность слюнных желез. Сон наступает, когда вы находите место, где можно прилечь. Есть ряд сигналов, на которые реагирует человеческий организм, и это тоже объединяет нас с животными: смена периодов оцепенения и активности, сексуальное поведение, материнская любовь к новорожденным детенышам, агрессия по отношению к носителю угрозы и так далее.

Есть и другие уровни сознания или, если угодно, феномены человеческой психики, которые ассоциируются со следующими чакрами — от сердца до темени. Когда пробуждаются священный трепет, религиозное рвение и жажда познания, возникает новое понимание того, что это такое — быть человеком. Точно так же, как все мы обладаем одинаковыми физическими телами, которые похожим образом реагируют на запахи, так и наши сознания откликаются на одни и те же образы; сама концепция архетипов человеческой психики, в свою очередь, базируется на допущении, что в нашем мозгу и симпатической нервной системе есть структуры, готовые отвечать на определенные сигналы сходным образом. И эти структуры являются общими для всех представителей нашего вида, с теми или иными индивидуальными вариациями на главную тему, которые, тем не менее, не особенно отклоняются от магистрального направления. Задев их с помощью соответствующего раздражителя, вы получите автоматическую реакцию, как, например, на запах бананов — не важно, откуда этот запах исходит: из обеденного горшка где-нибудь в Африке или из корзины с фруктами в моем номере в отеле. На протяжении тысячелетий мы наблюдали за тем, как люди реагируют на духовные символы и как созерцание этих символов способствует перемещению сознания на тот или иной уровень, активизируя глубочайшие духовные силы человеческой души. У каждого есть свои излюбленные знаки; каждого может ожидать опыт, недоступный всем остальным. Ваша душа ответит именно тому символу, к которому она готова. И однако же в нашей традиции эти символы с упорством, достойным лучшего применения, всегда пытались связывать с историческими событиями. Наша религия рассматривает образы рождения девственницей младенца, смерти и воскресения, а также вознесения на небеса как явления, имевшие место во времени и пространстве. Если вы позволите себе усомниться в реальности этих эпизодов, ваша вера может оказаться под вопросом. Отвергнув символ, вы его потеряете. Вы получили его, словно какую-нибудь газетную статью с информацией о том, что где-то случилось то-то и то-то; в свое время в школе вы изучали биологию и не станете даже обсуждать, может ли в природе случиться девственное рождение и при каких условиях. Где же тайна? Неужели она сводилась именно к научной нелепице? Нет и еще раз нет; тайна не имеет ни малейшего отношения к тому, что могло или, наоборот, не могло случиться в определенное время в определенном месте. Это тема или мотив, который можно обнаружить в сюжетах мифов по всему миру, и потому она сообщается с нашей душой совершенно иным, неисторическим образом.

С исчезновением символов мы утратили средство коммуникации между бодрствующим сознанием и глубинными уровнями духовной жизни. И теперь нам нужно возродить символы, вернуть их в нашу жизнь, заново открыть их подлинное значение и тем или иным способом наладить с ними добрые взаимоотношения.

Что же стал делать Юнг, когда решил отыскать свой миф? Его подход представляет для нас особый интерес — прежде всего потому, что он был восхитительно ребяческим. На тот момент Юнгу как раз стукнуло тридцать семь, и он спросил себя: «Что мне больше всего нравилось делать в детстве, когда меня оставляли в покое и позволял и играть во что угодно?» Как выяснилось, больше всего ему нравилось играть с камешками и строить из них целые маленькие города.

Тогда он сказал себе: «Теперь я уже большой дядя и буду играть с большими камешками», — и купил участок земли в прекрасном месте на берегу озера как раз напротив Цюриха. В этом местечке под названием Аскона он затеял планировку и строительство дома, работая своими руками и вовсю используя воображение.

На самом деле использовать воображение — это очень и очень хорошо. Выполняя чьи-то чужие указания, сделать это довольно трудно. Вы должны сами найти нечто такое, за что зацепится ваше бессознательное. Активировав свое воображение, Юнг получил лавину новых образов, нашедших отражение в снах, которые он и принялся подробнейшим образом записывать, а затем препарировать при помощи всевозможных ассоциаций.

Именно так он и приступил к поискам своего внутреннего мифа. Вскоре он обнаружил, что сны его стали очень богатыми и приобрели особую важность; он даже начал вести особый дневник, целиком и полностью посвященный снам. Он тщательно записывал каждую мелкую глупость, каждую тему, хотя бы мельком возникавшую в сновидениях. Целью этих записей было вывести глубинные образы снов наверх, в бодрствующее сознание. Далее он стал рисовать картинки к некоторым из этих образов — всегда в очень мрачной манере. Надо сказать, дневник этот получился из тех, которые ни за что не захочешь опубликовать, — иными словами, он оказался весьма личного свойства. По сути дела, он представлял собой ритуальное знакомство с той удивительной страной, откуда родом была сокровенная тайна его жизни.

Если вы удосужитесь завести дневник снов, то быстро обнаружите, что они от этого как будто становятся ярче и многочисленнее. Вам будет все время хотеться уснуть и посмотреть еще один сон. И там, в сновидениях, словно бы сама собой начнет разворачиваться некая таинственная история. Разумеется, если у вас хватит на все это свободного времени.

В 1954 году мы с моей женой Джин нанесли визит господину и госпоже Юнг в их поместье в Асконе. Вот это, я вам скажу, был дом! Он представлял собой не просто конструкцию; это было скорее нечто органическое. Он словно бы рос из земли. Господин Юнг являл собой швейцарца до мозга костей. Он родился в этой прекрасной гористой стране и был изначально близок к ее земле. Его предки, особенно по материнской линии, были родом из деревни. Другой дедушка, врач по профессии, приехал из Германии, но и Германия в те времена была страной аграрной. Крестьянский мир и его ценности были в нем очень сильны. Однако для большинства из нас это не работает, потому что мы вышли из совершенно иной культуры. Нам предстоит найти свою собственную родину.

Начав вести свой дневник снов, Юнг вскоре обнаружил, что его ночные видения в точности соответствуют крупным мифологическим темам, которые он изучал в процессе работы над «Символами трансформации». В них начали появляться мандалы — Юнг был первым, кто обратился к мандале как символическому инструменту психологического самопознания.

У Юнга было два добрых друга, которые немало сделали для разработки и дальнейшего развития его идей: выдающийся индолог Генрих Циммер[10],ставший впоследствии моим другом и учителем, и Рихард Вильгельм[11], знаменитый синолог. Эти два джентльмена были великими специалистами по мифам соответственно Индии и Китая. Именно они помогли Юнгу осознать связь между символическими образами снов, которые он зарисовывал в своем дневнике, и восточными мандалами, а также китайской медитацией Золотого Цветка. Получив столь богатую пищу для воображения, Юнг постепенно пришел к выводу, что сны бывают двух порядков: большие и малые.

Малые сны имеют своим источником так называемое сонное сознание, наполненное образами повседневных проблем и трудностей персонального характера. Они приходят из области бессознательного. Малые сны совершенно автобиографичны, и в них практически нет элементов, которые были бы общими для вас и других людей, — вся образная информация просеивается через систему ваших личных запретов и всевозможных «ты не должен» периода младенчества и раннего детства.

Далее имеется другой класс снов, в которых вы сталкиваетесь с проблемами, не имеющими прямого отношения к вашей личной жизни, возрасту и социальному положению. Скорее они похожи на величайшие вопросы, когда-либо стоявшие перед человечеством. Эти-то сны Юнг и называл большими.

Вот, например, возьмем вопрос, который я уже задавал вам некоторое время назад: что могло бы поддержать вас перед лицом настоящей большой беды? В такие моменты психика и эго вынуждены сражаться с двумя величайшими тайнами мироздания, чья природа непостижима, — с космосом и смертью. Никакое другое животное, кроме человека, не осознает своей трагической беспомощности перед этими могущественными силами. А кроме того, в глубине вашей души скрыта тайна вашего собственного бытия, и с ней тоже нужно разобраться. Эго оказывается в одиночестве перед тремя великими противниками: космосом, смертью и собственной глубиной. Когда вы сталкиваетесь с подобными вопросами (вместо того чтобы решать, стоит или не стоит вам отправляться в постель с тем или иным человеком), это говорит о том, что вы находитесь в сфере глобальных проблем человечества. По счастливой случайности великие мифологические системы мира тоже занимаются именно этими вопросами.

Как я уже говорил, эти темы носят универсальный характер. Разумеется, в зависимости от времени и региона они встречаются с теми или иными историческими вариациями; более того, в вашей жизни они будут выглядеть совсем не так, как в чьей-то еще. У каждого мифологического символа есть две характерные особенности, два аспекта, по которым ему можно дать определение: универсальный и локальный. Для обозначения этих двух аспектов Адольф Бастиан ввел термины Elementargedanken и Vylkergedanken соответственно.

В Индии, как мне удалось обнаружить, выделяют эти же два аспекта. Там их называют соответственно марга и деши. Слово «марга» происходит от корня, обозначающего звериную тропу, и буквально означает «путь». Под маргой индийцы подразумевают путь, которым символ может привести вас к личному просветлению; это путь личной духовности. «Деши», в свою очередь, означает «из такой-то области». Все мифологические символы, следовательно, работают одновременно в двух направлениях: в направлении марги и в направлении деши. Деши, или локальный аспект символа, ведет индивидуума не к личному просветлению, но к культурному контексту, связывая человека и общество.

Хорошо укорененная в мифологии культура содержит символы, немедленно пробуждающие в вас сопричастность: они представляют собой живые связи, позволяющие вам одновременно наладить контакт с внутренней тайной и с внешним культурным контекстом. Однако, когда культура использует символы, в которых больше нет жизни, которые больше не работают, она обрывает эту связь. Марга, или Elementargedanken, указывает путь назад, к самой сути вопроса. Рассматривая символ скорее с универсальной точки зрения, нежели с локальной, вы получаете смысловые коннотации, которые приведут вас на путь самопознания и просветления.

Чтобы найти свой миф, нужно определить, на какие традиционные символы отзывается ваша душа, и использовать их как основу для медитации. Дайте им поработать на вас.

Ритуал есть не что иное, как драматичное, зримое, активное представление мифа. Принимая участие в ритуале, вы попадаете внутрь мифа, и миф начинает работать на вас — при условии, разумеется, что лично для вас его образы значимы.

Но если вы просто выполняете формальные действия без подлинного погружения и живого отклика, ожидая, что они волшебным образом отправят вас на небеса, — потому что вы совершенно твердо знаете, что крещеные детки попадают на небеса, — то используете ритуалы и образы абсолютно неправильно.

Прежде всего вспомните, подобно Юнгу, свое детство. Символы, внедренные в вашу душу в ту пору, остаются наиболее мощными и по сей день. Думайте не о том, как они связаны с социальными институциями, которые, скорее всего, давно уже мертвы и не вызывают особого уважения. Подумайте о том, как символы работают для вас. Позвольте им подействовать на ваше воображение. Соединив силу воображения с древними знаками, вы получите маргу — символическую энергию, открывающую путь в самое сердце тайны.

Мое твердое убеждение, подкрепленное богатым жизненным опытом, состоит в том, что изучение компаративной мифологии — самое лучшее средство для того, чтобы постичь символический образ во всей его полноте и узнать, как можно к нему приблизиться. Символы необычайно красноречивы сами по себе; они охотно говорят с теми, кто умеет слушать. В своих попытках объяснить суть образа, разум никогда не сможет исчерпать все оттенки его смысла, все предоставляемые им многочисленные возможности. Образы на самом деле ничего не означают; они простоживут, как живем вы и я. И говорят они с тем зерном личности, которое тоже просто живет.

Спросите художника; «Что означает ваша картина?» Если он в достаточной степени презирает вас, вы услышите ответ.

Суть в том, что, если вы просите автора рассказать вам, что означает его картина, это говорит только об одном: вы ее даже не видели. Что означает закат? Что означает цветок? Вы готовы объяснить мне тайный смысл коровы?

Будду еще называют Татхагата — «так пришедший». Он таков, каков он есть. Вот и вселенная тоже «так пришла». Все ее элементы зависят друг от друга и друг друга порождают. В буддизме это называется доктриной взаимного порождения.

С особой остротой я ощутил это, когда побывал в Японии, в Нагасаки, на который мы сбросили вторую атомную бомбу. Если первая была трагедией, то вторая — просто непристойностью. Там есть большая площадка как раз под эпицентром взрыва, а на ней — огромнейшее изваяние, указующее пальцем в небеса, ровно в ту точку, откуда упала бомба. А еще там есть музей всего того, что случилось в Нагасаки и с его жителями в результате взрыва. Там есть настенные росписи, и картины, и обломки того, что некогда было городом, а потом оказалось сметено с лица земли. Потом, конечно, Нагасаки отстроили заново — новый, современный город, за исключением этого вот места, которое превратили в парк, в место для воспоминаний и размышлений.

И вот я, американец, один из тех, кто сбросил на них эту бомбу, — однако в моих отношениях с японцами не было ни чувства вины, ни обвинений. Ибо то, что, по вашему мнению, свалилось вам на голову, вы же сами и создали. То, что вы сделали с другими, случилось с вами. И японцы знают это совершенно твердо. Поверьте, для меня это было подлинное потрясение.

Все эти догматичные разглагольствования о смыслах и моральных ценностях не имеют никакого отношения к сущности тайны. Это бытие, и единственный способ ощутить свою собственную бытийность по отношению к тайне тайн — это работа с базовыми мифическими образами.

Есть такой уровень сонного сознания, который связан непосредственно с вашей глубинной природой, а не с личной биографией. Глубинная же природа двойственна по самой своей сути. Сначала идет животная составляющая, система инстинктов, общая для всех представителей человеческого рода. Далее на сцену выходит духовная жизнь: то, что происходит от шеи и выше.

Ни у одного другого животного нет там, наверху, этой замечательной штуки, которая называется разумом. Когда доктор Фрейд начал рассматривать идеи и побуждения верхнего конца позвоночного столба через понятийную систему его нижнего конца, он совершил кардинальную ошибку. Поскольку назначение всей мифологической образной системы состоит как раз в том, чтобы помочь нам подняться в царство духовного, ее интерпретация в чисто физическом, биологическом ключе сбрасывает нас назад, на землю; она попросту убивает символ. Мы разделяем с животными желание жить, стремление к выживанию и к безопасности. Мы, как и они, испытываем потребность в сексуальном удовлетворении и жажду победы и престижа. И тем не менее мы несем в себе потенциал для совершенно иного уровня восприятия — уровня, достичь которого можем в мгновение ока.

Данте описал этот момент просветления в своей «Vita Nuova» — момент, когда он обрел Беатриче и превратился из обычного человеческого животного в поэта. Можно было бы рассматривать ее как эротический объект, но Данте видел в ней манифестацию красоты; он воспринимал ее на принципиально ином уровне.

Его постигло то, что Джеймс Джойс называл эстетическим шоком[12]. Вот оно, начало духовной жизни. Как сказал Данте на первых же страницах этой пленительной книги: «Дух моих глаз изрек: "Обрел ты наслаждение свое". Дух жизни в сердце произнес: "Владыку ты обрел". Дух тела возопил: "Отныне страданья твой удел!"» [13]

Престиж, безопасность, социальные взаимоотношения — все эти потребности исчезают. Ее образ блистал на конце луча тайны, исходившего из самой глубины вселенной. Последовав по этому лучу, поэт приблизился к средоточию мировой тайны (в том виде, в каком она являла себя во времена Данте), а именно — к Святой Троице.

Итак, прежде всего вы должны найти внутри себя то, что вами движет. Разумеется, это что-то будет работать именно на человеческом уровне. И работать оно должно таким образом, чтобы это было адекватно той стадии жизненного пути, на которой вы находитесь. Вы должны понять, под знаком какого архетипа проходит эта стадия, и в полной мере прожить его. Попытки жить по архетипу уже пройденной стадии служат одной из основных причин неврозов. Я уже говорил о сорокалетних младенцах, рыдающих на кушетке психоаналитика. Им недостает веры в собственные оценки и суждения, и потому они всегда ищут внешних авторитетов.

То же самое происходит и когда человек пытается удержаться в наивысшей точке жизни. Путь уже идет под уклон, но он продолжает думать, что находится на самом верху. И, как мы уже видели, отправляется на рыбалку. Мужчина под семьдесят уже должен научиться подцеплять на крючок что-то получше форели. Хотя бы русалку... или двух. И он сам это знает.

Когда маска, которую вы носили большую часть жизни, трескается, когда вы теряете веру в нее, вне зависимости от стадии жизни может наступить психическая регрессия. Когда целое сообщество лишается своих мифологических представлений, оно оказывается в ментальном тупике. Именно это и происходило с нами на протяжении последней пары веков. Ничто уже ничего не означает, ибо образы нашей религии связаны с тем, что происходило тысячелетия назад, и не в силах пробудить мир, в котором мы с вами живем. Это задача наших современных поэтов и художников.

Один из наиболее ярких примеров того, что происходит, когда система символов оказывается уничтоженной, можно найти в истории американских индейцев. На протяжении второй половины XIX века их культура была практически стерта с лица земли. Духовная жизнь и религиозные культы охотничьих племен Великих равнин центральной части североамериканского континента основывались на поклонении бизону и связанных с этим обрядах. Бизон был главным символом этой культуры. Животное, которому предстояло быть убитым, предлагало себя в добровольную жертву ради нужд человеческого сообщества с условием, что будет проведен специальный обряд, долженствующий вернуть его кровь и его жизнь земле, после чего оно сможет возродиться. Мы уже встречались с этим сюжетом в легенде племени сиу о девушке, вышедшей замуж за вожака стада бизонов. Это был договор о взаимопонимании, заключенный между человеческим и животным сообществами; в этом и заключалась суть бизоньего культа, распространенного среди всех равнинных племен. Все общинные представления о мире были так или иначе задействованы в этом ритуальном цикле.

В последней трети XIX века происходило массовое избиение американских бизонов. Причин тому было две: во-первых, чтобы они не попадали под поезда, которые пересекали континент во всех направлениях; и во-вторых, что более важно, чтобы индейцам стало не на кого охотиться и они были вынуждены уйти жить в специально для этого отведенные резервации. Ба-бах! Мифология целого социума лишилась своего центрального образа. Ритуалы, песни и танцы — все они утратили реальность, ибо восходили к тому миру, которого больше не существовало.

Что же случилось дальше? Как раз в это время с юго-запада проник культ пейота, распространившийся по равнинам наряду с ритуальными танцами духов. Индейцы утратили внешний образ своего сообщества и обратились внутрь, чтобы обрести в его формах содержание, которого они были, увы, лишены.

То же самое происходит сейчас и в нашем мире. Когда внешний мир не в силах вызвать у вас чувство психологической сопричастности, вы естественным образом обращаетесь внутрь. Можно уйти внутрь при помощи пейота, мескалина, ЛСД или тому подобных вещей; можно использовать для этого медитацию иного свойства.

Лучший метод медитации — взять какой-либо религиозный символ, нимало не беспокоясь о том, реален ли он с исторической точки зрения, и помня, что он указывает исключительно на внутренний план реальности. Выберите образ, на который собираетесь медитировать. Наша теперешняя культура представляет собой ледниковые отложения останков мифологических традиций. Все мифологические образы человечества собраны в наших музейных экспозициях. И наши современники берут египетские, ацтекские или любые другие символы и используют их как ресурс для внутренней работы. Что может быть лучше?

У Уильяма Батлера Йейтса есть потрясающая работа «Видение»[14]. Он был уже порядком в летах, когда женился на молодой женщине по имени Джорджи Хайд-Лиз. Вскоре после замужества она стала писать автоматически —то есть записывать то, что само собой сходило с пальцев, не пропуская информацию через голову. Так она умудрилась записать всю философскую систему Йейтса, о которой он сам покамест не имел ни малейшего понятия. Вот это, я понимаю, девушка, на которой стоит жениться!

А писала она вещи весьма таинственные — вернее, позволяла им самостоятельно выходить из-под ее пера. Йейтс воспринимал эту информацию как ниспосланную духовными сущностями — он был в своем роде оккультистом. «Видение» — книга весьма сложная, но есть в ней одна система образов, которая представляется мне весьма важной ввиду темы нашей сегодняшней беседы. Она имеет отношение к тому, что Йейтс называет маской — маской, которую мы вынуждены носить, чтобы жить[15]. Эта идея очевидным образом пересекается с юнговским понятием персоны. Вы должны надевать маску; вы должны носить костюм; вы должны что-то собой представлять или, по крайней мере, чем-то казаться. Но и это еще не все.

В «Видении» Йейтс выделяет два типа маски — первичную и антитетическую[16]. Первичная маска представляет собой роль, которую общество вынуждает вас играть. Когда вы рождаетесь на свет, ваши родители начинают передавать вам жизненные модели, определяющие общественный порядок, к которому они принадлежат, надеясь при этом, что усвоенные в детстве доктрины смогут провести вас по тернистым путям жизни. Первая половина жизни обычно посвящена налаживанию отношений с миром. Здесь работает деши — образная система локальной культуры, привязывающая вас к миру и побуждающая стать его частью. Общество и родители ожидают, что вы станете жить в соответствии с теми представлениями, которые они имеют на ваш счет.

Когда я был маленьким, мы играли в такую забавную игру с пуговицами: «Богач, бедняк, нищий, вор». «А ты кто будешь?» «А я буду мусорщиком!» Вот они, жизненные перспективы, сиречь первичная маска, которую вы принимаете от общества.

Существует и вторая разновидность маски, которую Йейтс и его жена называли антитетической. Здесь начинается самое интересное. В конце отрочества, когда вы приближаетесь к зрелости, перед вами начинает брезжить иная жизненная перспектива, весьма отличная от той, что предлагает вам общество. «Они меня совершенно не знают! Я уникален. Во мне скрыты великие таланты, и, черт возьми, я намерен выяснить какие!» И тут-то вы и оказываетесь перед проблемой поисков своего личного мифа.

Мистер и миссис Йейтс метафорически передали этот конфликт между первичной и антитетической маской через образ двадцати восьми дней лунного месяца. В первый день цикла, когда совершенно темно, вы рождаетесь на свет. Ваш рост начинается в темноте. Природа и общество заставляют вас надеть первичную маску и идти вперед. В конце первой недели—то есть на восьмой лунный день — наступает первая четверть, время отрочества и, что более важно, пробуждение потенциала полной луны, или антитетической маски. Внезапно в вас разгорается желание узнать свою судьбу, отыскать собственный путь и пройти его до конца. Возникает чувство отторжения первичной маски и протеста против общества, которое ее на вас надело. Вас охватывает стремление вырваться из его тенет: «Дайте мне бытъ!» Вы вступаете в битву — а дальше все зависит от удачи.

На пятнадцатый день цикла наступает полнолуние. Антитетическая маска достигает полной реализации: пик карьеры, середина жизни. Если вы намеревались чем-то стать, знайте: сейчас вы в зените.

Далее тьма начинает прибывать снова. К двадцать второму дню снова берет верх первичная маска; природа вступает в свои права. Проявления индивидуальной жизни все уменьшаются и уменьшаются; вы все больше времени тратите на докторов, на сон и тому подобные почтенные занятия.

А на двадцать восьмой день нить обрывается. Такова тайна жизни и ее маски. Что делать, когда вершина пройдена и дорога начинает петлять по склонам вниз? Превратитесь ли вы в старика, который просто потихоньку дряхлеет, прислушиваясь к тому, как медленно разрушается его организм? Или в момент полнолуния вы успели совершить качественный скачок и обратиться к свету солнца?

На Великих равнинах центральной части североамериканского континента такое происходит каждый месяц. Ровно в пятнадцатый день лунного цикла солнце садится на западе в тот самый момент, когда луна восходит на востоке. Они примерно одного размера, почти одинаковы по цвету, и видеть их можно одновременно. Это момент полноты всех жизненных сил, наступающий в середине пути; в нем стремление жить своей собственной жизнью достигает апогея. Отныне фокус начинает постепенно перемещаться в сторону духа, сознания. Луна символизирует жизнь тела, которое несет внутри себя свою смерть. Только чистый дух может с любовью и состраданием созерцать, как ваше тело повторяет судьбу прочих земных тел, прозревая в этом великий цикл жизни, общий для всех живых существ.

Я часто прошу своих студентов во время лекции поднять глаза и посмотреть на источник освещения в классной комнате. Источник света может быть один или несколько. Так или иначе, все они описываются общим термином «свет».

Когда лампочка перегорает, никто не станет причитать: «Ах, бедная лампочка, мы так ее любили! Это трагедия, подлинная трагедия!» Если лампочка вам особенно нравится — если у нее какая-нибудь особенная форма или что-то вроде того, — вы не станете вворачивать ее в плафон, а положите на каминную полку, но так или иначе особых проблем это вам не доставит; на ее место вы просто ввернете другую.

О мире можно думать двумя разными способами: или как об отдельных лампочках, или как о свете в целом, являющем себя через посредство этих лампочек. Теперь, если перевести взгляд на людей в комнате, вы увидите не лампочки, а головы. Что находится в головах? Сознание. Каждая голова есть вместилище сознания. Тогда я задам вам вопрос: с чем вы идентифицируете себя — с лампочкой или со светом? С телом или с сознанием? Я сейчас говорю о базовых мифологических мотивах. Задача юности — достичь к зрелому возрасту полного осуществления возможностей вместилища (то есть тела) наилучшим для сознания образом. И вот в точке зенита внутренний центр тяжести переносится от забот о состоянии вместилища сознания к идентификации с самим сознанием. Когда средоточием вашей жизни станет сознание, вы с удивлением обнаружите, что можете спокойно отпустить тело. И это — великое испытание полнолуния.

Это тот кризис, который испытал Данте на тридцать пятом году жизни; это видение «Божественной комедии», в котором вся вселенная предстает в виде манифестации не столько сознания, сколько, словами Данте, любви. Он идентифицировал себя с этой трансцендентной любовью, проистекающей от высших престолов и являющей себя в прекраснейших формах, одной из которых и была для него Беатриче. Ни одна культура, за исключением современной и той, что бытовала в Европе в эпоху позднего Средневековья, не позволяла индивидуумам развивать антитетическую маску. В западном мире все мифологические образы нацелены на то, чтобы пробудить в человеке именно йейтсовскую антитетическую маску. Это поистине замечательный мир, потому что в определенном смысле он по природе своей антитетичен — антитетичен по отношению к первичной маске. Антитетическая маска, так же как и бессознательное «я» в юнговской модели устройства сознания, представляет возможности вашего развития и самоосуществления.

Все ориентальные культуры ожидают от человека, что он будет жить согласно тем моделям, которые предлагает ему общество. Иными словами, они предполагают идентификацию с первичной маской, которую Фрейд называл суперэго. В Индии ее именуют дхармой, или долгом; в Китае — дао, или путем. В любом случае концепция подразумевает отождествление себя с культурным образом.

Таким образом, если продолжить логическую линию до конца, в восточной культуре нет того, что люди Запада могли бы назвать человеческими существами в полном смысле этого слова, а есть лишь повторения того, что было до них. Одни умирают, и им на смену приходят другие, делающие все то же самое: совершенно статичный социум, достигший своей полной реализации. Сущность и характер западной культуры побуждают нас, напротив, идентифицироваться с антитетической маской.

Нам все время и со всех сторон твердят о революции. Революция подразумевает не столько разрушение чего-то старого, сколько привнесение чего-то нового. Если вы будете все время думать о том, что ненавидите, оно возьмет вас в плен, и вы окажетесь связаны своими негативными мыслями. Найдите внутри себя подлинное стремление и достаньте его наружу. Это то, что вам дано: одна-единственная жизнь, которую нужно прожить. Маркс учил нас винить общество в своей слабости и недолговечности; Фрейд настаивал, что вина за них лежит на наших родителях; астрология считает, что во всем виновато мироздание. Но единственное место, где на самом деле можно искать виноватых, — это внутри; это у вас кишка оказалась тонка, чтобы воплотить свое полнолуние и прожить жизнь, на которую вы были способны. 

 

Функции мифологии в традиционном обществе и в наши дни

 

Позвольте мне еще раз очень кратко охарактеризовать те функции, которые исполняла мифология в традиционном обществе. Давайте попробуем выяснить, осталось ли что-нибудь от этой мифологии (и ее функций) в нашем теперешнем мире.

Первой функцией, напомню, является пробуждение в индивидууме чувства священного трепета и глубокой благодарности перед лицом великой тайны бытия. В старых традициях — я хочу сказать, в самых древних, — делался акцент на приятии мира таким, каков он есть. Это вовсе не легко: вы смотрите на мир, видите, как одни создания убивают других, и понимаете, что жизнь вечно пожирает самое себя. У вас может появиться чувство, как появлялось оно у многих до вас, что подобный каннибализм слишком ужасен, чтобы его можно было вынести; «Я в этом участвовать не буду. Я так не играю!» Эту перемену в образе мышления я называю Великим Переворотом. В истории человечества он произошел в VI веке до н.э., когда Будда заявил: «Вся жизнь — страдание». А от страдания всегда можно спастись.

— Я так не играю.

— Отлично. Выходи из игры. Забирай мяч и биту и отправляйся домой.

Итак, перед нами два основных подхода к той ужасающей тайне, что лежит за пределами добра и зла: принятие и отрицание.

Зороастризм предложил третий способ обращаться с загадкой бытия, введя идею о двух равноправных божествах: злом и добром. Один бог представлял свет и истину, а другой — тьму и ложь. Хороший бог создал хороший мир, а плохой его испортил. То есть мир, в котором мы с вами живем, есть мир испорченный, искаженный. Между силами добра и силами зла идет непрерывная борьба, и каждый приглашен принять в ней участие на стороне первых и помочь восстановить первоначальный хороший мир. Здесь нет ни безоговорочного приятия, ни огульного отрицания жизни, а есть некий компромиссный — своего рода прогрессивный — взгляд на мир.

Насколько я могу судить, таковы три основных способа мировосприятия. Можно жить в абсолютном приятии. Как изумительно сформулировано в одном буддийском афоризме: «Этот мир — со всеми его ужасами, тьмой и жестокостью — есть золотой лотос, исполненный всяческого совершенства». Если вы не в состоянии увидеть его таким, мир в этом не виноват. Невозможно улучшить то, что итак совершенно. Можно лишь созерцать это и через созерцание прийти к осознанию своего собственного совершенства. Другими словами, можно в себе самом обрести невиданную доселе глубину, лежащую за пределами боли и страданий, В буддизме есть божество, именуемое бхайравананда и воплощающее «блаженство и экстаз ужаса»[17]. Да, такова жизнь — поистине ужасное испытание.

Те, кто отрицает жизнь, взыскуют чистоты: «Я исполнился духа; я пройду сквозь врата солнца и не стану пятнать себя тьмой лунного цикла. Прощайте все. Я не вернусь».

Прогрессивный или, лучше сказать, мелиоративный подход утверждает: «Пошли туда, мы все исправим». Это похоже на брак с целью исправить своего супруга, и такой подход, как правило, ставит вас в позицию превосходства: «Если бы Господь спросил меня, я бы дал ему парочку советов».

Вторая функция мифологии — представить вам стройную картину мира, проникнутую священной тайной в том виде, в каком вы ее понимаете.

Задача художника — представить для вас реальность так, чтобы она излучала свет. Пропущенный через призму взгляда мастера предмет, мимо которого вы прошли бы, не заметив, озаряется внутренним смыслом и повергает вас в эстетический шок.

Наша сегодняшняя космология предлагает нам образ невероятно богатой и разнообразной вселенной, не имеющей ничего общего с тем детским садиком, о котором говорится в христианском Писании. Взять хотя бы полет человека на Луну. По мне, так высадка астронавтов на Луну была самым главным мифологическим событием XX века. На глазах у всего человечества одно-единственное событие полностью перевернуло все наши тысячелетние представления о вселенной и о нашем в ней месте. Раньше господствовало представление, что эти небесные огоньки — Луна, Марс, Венера, Меркурий и все прочие — являют нам свет иного уровня бытия, гораздо более высокого, чем мы можем себе представить на этой несчастной маленькой Земле. Когда Галилей распознал в наших земных законах баллистики те же великие законы, что движут солнце и светила, он первым вступил на путь, завершившийся вот этими следами гусениц на лунном грунте.

Помню, перед тем как была произведена посадка «Аполлона-10» на Луну, я услышал по радио удивительную, потрясающе глубокую с космологической точки зрения фразу. Когда астронавты обогнули лунную орбиту — как раз после того, как они прочитали первые строки Книги Бытия, — их спросили, кто в данный момент пилотирует корабль. И ответ был: «Ньютон!»

В своем введении к «Метафизике» Кант задал вопрос: «Как так получается, что мои математические вычисления, сделанные здесь, внизу, являются абсолютно верными там, наверху, причем я могу это утверждать с аподиктической точностью?»[18] Как я могу быть уверен в целостности пространства и знать при этом, что те законы, которые рождает моя мысль, действуют повсюду в мыслимой вселенной? Когда дело дошло до высадки на Луну, никто и представить себе не мог, насколько глубоким там окажется слой пыли. Я никогда не забуду тот ужасный момент, когда нога человека в первый раз должна была ступить на лунную поверхность: кто победит — человек или Луна? Никто не знал, на что это будет похоже, зато все знали, сколько топлива сожгут двигатели, чтобы доставить все оборудование назад, на корабль, ждущий на Земле в Тихом океане.

Иными словами, законы пространства, массы и энергии были уже в точности известны человеку; он носит эти законы в собственной голове. Законы пространства, времени и причинности заключены в нас самих, и все, с чем мы можем столкнуться в окружающей реальности, будет действовать по этим законам. Что такое вселенная? Пространство. Из пространства когда-то образовалась туманность, а из туманности — миллионы галактик, в одной из которых оказалось наше Солнце с носящейся вокруг него маленькой планеткой, на которой мы все живем. Потом на планетке появились мы — глаза, уши и сознание, дыхание самой Земли. Мы — дети Земли, а поскольку она образовалась из окружающего пространства, стоит ли удивляться, что законы этого пространства живут внутри нас? Между внешним и внутренним миром наблюдается потрясающее согласие, и это вовсе не похоже на то, как если бы некий Господь что-то такое в нас вдохнул; наоборот — все известные нам боги суть проекции наших фантазий, нашего сознания, глубочайшей сути нашего бытия. В чем-то боги — ровня нам.

Из моих речей вы можете понять, что у нас с вами сейчас есть другая, не похожая на прежнюю мифология, выраженная языком других космологических представлений. Всякий раз, глядя на луну, попробуйте думать о ней в этом ключе, и, уверяю вас, ощущения будут совершенно другими.

Третья, социологическая функция мифологии дает нам законы, по которым нужно жить в обществе. Разумеется, ни одно общество в наши дни не осмелится заявить, что в точности знает, каковы будут эти самые законы на ближайшие десять лет. Все, что мы считаем хорошим, рано или поздно превращается в свою противоположность. Вследствие этого мы сейчас оказались перед лицом экологической катастрофы. Каждый день мы снова и снова убеждаемся в том, что законы должны меняться вместе с образом жизни. Мы больше не знаем, что такое безопасность. И должны сами ее себе обеспечивать.

Последняя, педагогическая функция мифологии предоставляет индивидууму возможность связать внутренний психологический мир с внешним, феноменальным. Мне представляется, что педагогические системы унаследованных нами от предков традиций просто не в состоянии работать для всех, так что перед каждым встает задача разработать свою собственную педагогику. А теперь позвольте мне сделать краткий обзор того, как, согласно воззрениям Юнга, мифологические образы работают в нашей жизни.

Однажды мне довелось читать лекцию на северо-западе Тихоокеанского побережья. Я говорил о том, как Данте воспринимал возрасты человека, — у него была своеобразная астрологическая схема великого цикла жизни.

В отличие от четы Йейтс с их лунными метафорами, он уподоблял человеческую жизнь дневному пути солнца. Он выделял четыре основных возраста, или периода жизни, соответствующих четырем частям дня, для каждого из которых был определен должный набор добродетелей. Первым из них считается детство, которое продолжается — вы не поверите! — до двадцати пяти лет. Свойствами детства являются послушание, чувство стыда, привлекательная внешность и приятность в обращении. Это, так сказать, утро жизни.

С двадцати пяти и до сорока пяти следует период зрелости. Это вершина жизни, и для нее Данте определяет добродетели, достойные средневекового рыцаря: умеренность, храбрость, любовь, учтивость и верность. Если вы живете так, как того требует от вас общество, то в возрасте примерно лет тридцати пяти вы уже прожили и избыли все, чему вас учили, и, следовательно, сами обретаете способность учить. Это, собственно, день.

Промежуток от сорока пяти до семидесяти лет Данте называет возрастом мудрости. В Индии мудрецы в обязательном порядке удаляются в лес, но не у нас, на Западе. Здесь пожилые остаются в обществе, наблюдая за ним критическим взглядом и делясь с молодыми своим опытом. Для этой стадии пути должны быть характерны мудрость, справедливость, щедрость, жизнерадостность и юмор. В конце концов, вам уже нечего терять; в жизни наступил вечер.

Период от семидесяти и до конца Данте зовет дряхлостью. Ее качества: умение смотреть назад, на жизнь, с благодарностью, а вперед, на смерть — как на возвращение домой. Наступает ночь.

Это маленькое расписание, эта модель — пример чистого мифа.

И вот, когда моя лекция в Сиэтле завершилась, ко мне подошла одна молодая леди и очень серьезно заявила:

— Ах, мистер Кэмпбелл, вы ничего не понимаете в современной молодежи. От детства мы теперь переходим прямиком к мудрости.

— Отлично, — ответил ей я. — Единственное, что вы при этом упускаете, — это сама жизнь.

Итак, суммируем: чтобы найти свой миф, нужно постичь свои подлинные стремления, отыскать источник силы и поддержки и четко знать, на какой стадии жизни вы находитесь. Проблемы юности и проблемы старости — вещи разные. Не пытайтесь прожить свою жизнь слишком быстро. Если слишком много слушать всяких гуру, вы перепрыгнете ее одним махом в попытке обрести мудрость, минуя опыт. Мудрость должна быть собственной, а не заимствованной, и приходить постепенно.

Наш мозг состоит из восемнадцати миллиардов клеток или что-то около того. На свете нет двух одинаковых мозгов; нет двух одинаковых рук; нет двух одинаковых людей. Можно принимать советы и наставления от других, но ищите свой собственный путь, подобно рыцарям короля Артура в темном лесу.

Именно это свойство западного духа, столь глупое и романтичное, поражает людей других культур. Чего мы ищем? Реализации неповторимого потенциала, скрытого в каждом из нас. Этот квест вовсе не игрушка для эго; это настоящее приключение, цель которого — в том, чтобы принести миру великий дар — самого себя.

В жизни нет ничего важнее самореализации. Через нее вы превращаетесь в знак, в символ, проницаемый для трансцендентного; именно так вы отыщете и проживете свой личный миф и сами станете его воплощением.

 

---

 

 

[1]  Блейлер Эйген (1857—1939) —- швейцарский психиатр и психолог, изучавший сферу бессознательного на основе методов психоанализа. Ввел в научный оборот термины: «аутизм», «шизофрения» (которую называют болезнью Блейлера), «амбивалентность чувств». — Примеч. перев.

 

[2] В оригинале цит. по: C.GJung, The Portable Jung, Ы. Joseph Campbell (New York: Viking, 1971), p. xxi.

[3] The Portable Jung, pp. xxi—xxii. — Примеч. издателя

[4] См.: Joseph Campbell, The Inner Reaches of the Outer Space: Myth as Metaphor and as Religion. — Примеч. издателя. 

 

[5] Абрахам Маслоу (1908—1970) — американский психолог и психоаналитик, один из основателей гуманистической психологии. — Примеч. перев.

 

 

[6] Мф., 10:39.

[7] Хосе Ортега-и-Гассет (1883—1955) — испанский философ, антропологи и публицист, представитель школы философии жизни, теоретик модернизма как эстетического течения. Подлинную реальность, придающую смысл человеческому бытию, он видел в истории, толкуя ее как духовный опыт непосредственного переживания. — Примеч. перев. 

[8] Больше информации о кундалини-йоге и священном слоге Ом можно найти в книгах: Joseph Campbell, Myths о/Light: Eastern Metaphor of the Eternal,pp. 27—38; The Inner Readies of the Outer Space, pp. 36—37,71—72; атакже The Mythic Image (Princeton: Princeton University Press, 1981), pp. 331—387. — Примеч. издателя.

[9] Henry Adams, Mont-Saint-Michel and Chartres (New York: Penguin, 1986). Примеч. издателя.

[10] См. примеч. 30. — Примеч. ред.

[11] Рихард Вильгельм (1873—1930) — немецкий синолог, переводчик множества канонических философских книг, в т.ч. знаменитой «Книги перемен» («И цзин»). — Примеч. ред.

 

[12] Этот вопрос рассматривается в книге Joseph Campbell, Mythic Worlds, Modern Worlds; Joseph Campbell on the Art of James /oyce, Edmund L. Epstein,PhD, ed. (Novato, Calif.: New Wbrld Library, 2004), pp. 19—25. — Примеч. издателя.

[13] Перед нами свободный перевод Кэмпбелла фрагмента из второй главы «Новой жизни» Данте Алигьери. В оригинале он выглядит так:

In quelio punto dico veracemente che lo spirito de la vita, lo quale dimora ne la secretissima camera de lo cuore, comincio a tremare si ...   fortemente, che apparia ne li menimi polsi orribilmente; e tremando disse queste parole: «Ecce deus fortior me, qui veniens dominabitur michi». In quelio punto lo spirito animale, lo quale dimora ne I alta camera ne la quale tutti li spirit! sensitivi portano le loro percezioni, si .., comincio a maravigliare molto, e parlando spezialmente a li spirit! del viso, si disse queste parole: «Apparuit iam beatitudo vestra». In quelio pimto lo spirito naturale, lo quale dimora in quella parte ove si ministra lo nutrimento nostro, comincio a piangere, e piangendo disse queste parole: "Ней miser, quia frequenter impeditus его deinceps.¹"— Примеч. издателя.

Русский перевод этого фрагмента, выполненный И.Н. Голенищевым-Кутузовым, таков: «В это мгновение — говорю поистине — дух жизни, обитающий в самой сокровенной глубине сердца, затрепетал столь сильно, что ужасающе проявился в малейшем биении. И, дрожа, он произнес следующие слова: "Ессе deus fortior me, qui veniens dominabitur mihi" (1). В это мгновение дух моей души, обитающий в высокой горнице, куда все духи чувств несут свои впечатления, восхитился и, обратясь главным образом к духам зрения, промолвил следующие слова: "Apparuit iam beatitudo vestra" (2). В это мгновение природный дух, живущий в той области, где совершается наше питание, зарыдал и, плача, вымолвил следующие слова: "Ней miser, quiafrequenter impeditus его deinceps"(3)».

(1) «Вот пришел бог сильнее меня, дабы повелевать мною».

(2) «Ныне явлено блаженство ваше».

(3)  «О, я несчастный, ибо отныне часто буду встречать препятствия». — Примеч. перев.

[14] Уильям Батлер Йейтс (1865—1939) — ирландский поэт, драматург, мистик, лауреат Нобелевской премии, член герметического ордена Золотой Зари. — Примеч. перев.

[15] Здесь и далее Кэмпбелл неправомерно смешивает йейтсовскую маску с юнговской персоной, что концептуально неверно. У Йейтса маска, представляющая собой одну из четырех Способностей (Воля, Маска, Творческий ум и Тело судьбы), есть объект приложения воли, цель устремлений индивидуума. — Примеч. перев.

[16] Первичными у Йейтса называются все рациональные, объективные, «солнечные» качества; антитетическими — природные, субъективные, «лунные». — Примеч. перев. 

[17] Бхайравананда — один из эпитетов Шивы. Также одна из степеней посвящения в некоторых тантрических сектах. — Примеч. издателя.

 

[18] Emmanuel Kant, Prolegomena zu einerjeden kiinftigen Metaphysik, die als Wissenschaft wird aufireten konnen, par. 36—38. — Примеч. издателя.