ПостЧеловек* - жизнь после травмы. Отсутствие родителей и родительские комплексы.
автор: Мягченкова Мария Александровна, частнопрактикующий аналитический терапевт, клинический психолог, преподаватель"
*на основе разбора главного персонажа книги Ханьи Янагихары «Маленькая жизнь»
("По материалам доклада на II видеоконференции МААП «От родительских комплексов к собственной идентичности» 10 сентября 2017 г)
Родительские комплексы формируются у каждого человека, независимо от того, присутствовали в его жизни реальные родителиили же он воспитывался в специальном учреждении для детей-сирот.
Я попробую разобрать то, как вне реальных родительских фигур формируются родительские комплексы и каким образом они оказывают влияние на повседневную жизнь и отношения с окружающими людьми. Примером для разбора послужила история главного героя романа Ханьи Янагихары, Джуда, молодого человека, героя нашего времени, без пола, расы и возраста, проживающего в Нью-Йорке и строящего свою карьеру юриста, который по факту является сиротой.
В качестве метафоры наследования комплексов, я предлагаю рассмотреть биологическую схему наследования признаков, с которой многие из вас сталкивались на курсе биологии старших классов школы.
Глядя на схему наследования, можно заметить, как предкимогут внезапно «выстрелить» в виде наследуемого признака в следующем поколении или даже через несколько поколений. Это наследование не является линейным, вариантов сочленения очень много.
Также и с комплексами: и отцовский и материнский комплекс достанутся нам в какой-то пропорции, характеризующей их влияние на психику.
Всегда есть доминантные и рецессивные признаки. Т.е. есть определенное преобладание одних наследуемых признаков над другими.
Отцовский комплекс передается по наследству, однако преобразуется учитывая темперамент и характер унаследовавшего, а также с учетом требований культуры и эпохи. т.е. можно сказать, что ребенок является постОтцом, или постмодернистом отцовской истории.
Материнский комплекс наследуется по такой же схеме. Однако его влияние более всепоглощающе. Ведь материнское первостепенно для ребенка любого пола, и любые нестыковки и сложности контакта между матерью и младенцем на этом этапе оказывают масштабное влияние на психику. Если проводить аналогию с наследованием признаков, то Х хромосома есть и у мужчины, и у женщины, и дефекты в ней влияют на оба пола наследуемых.
В статье я предлагаю рассматривать историю молодого человека по имени Джуд как виньетку, как случай из практики.
Это длительная работа с молодым человеком, который, вероятно ходит на терапию порядка 15 лет.
Итак, молодой человек пришел на прием в возрасте 23-25 лет, недавно окончив учебу в университете и переехав из общежития в собственное жилье - квартиру на Лиспенард-стрит (Нью-Йорк), которую он делит вместе со своим близким другом.
А вообще, это конечно же молодой человек, который на прием не пришел. Он не доверяет психотерапевтам, и вообще, никому не доверяет. Его личность оставалась бы далеко за пределами кабинета.
Если бы он оказался в кабинете, то на протяжении долгих лет вы могли бы о нем ничего не знать. Он бы рассказывал вам про текущие события, про своих друзей, их проблемы и трудности, восхищался бы ими, или описывал свои рабочие неурядицы. Очень налаженным механизмом он уводил бы вас от себя и своих личных переживаний.
Если мы не знаем наших родителей, значит мы заменяем пространство личного опыта взаимодействия с ними пространством архетипов, формируя вместо реальной семьи пару божественных фигур, которые выполняют эту роль.
- Выбор этой пары из пантеона богов очень индивидуален, и обусловлен тем, что человек знает, а еще больше тем, чего он не знает о себе.
- Если личность самого человека мало проявлена, то это позволяет другим видеть через нее свою личную историю.
- В это пустое пространство невоплощенности персонального каждый вкладывает свое содержание. Личность же без родителей позволяет это вложить в себя, т.к. нуждается пусть в чужой, но истории. Любые проекции на личность сироты являются питающей средой для такого человека, и позволяют быть кем-то в глазах другого, но в то же время продолжать скрывать свое истинное Я.
- Таким образом, не только архетипические родители сироты, но и проекции находящихся рядом людей формируют определенное представление о своей личности (не только свой комплекс, но и чужой).
Юнг вырезал на камне слова об архетипе Сироты:
***
Я никогда не знал ни отца, ни матери,
потому что я был вынут из глубин,
как рыба
или белый камень, упавший с небес.
В лесах и горах меня можно найти,
но я спрятан внутри, в душе человека
Я смертен для каждого,
хотя меня не касается бесконечный цикл жизни
***
Опыт сиротства на уровне архетипа, безусловно, знаком каждому из нас. Это опыт отсутствия опоры и поддержки, ощущение себя брошенным на произвол судьбы. Невозможность опереться на родительские фигуры и внешние источники безопасности.
У данного архетипа есть две стороны: одна - это отверженный, брошенный ребенок; другая - это божественный ребенок, находящийся в связи с источником роста и развития в бессознательном, с Самостью.
Попытка установления связи с внутренним источником силы предлагает возможность пережить отсутствие внешних источников опоры. Однако для того, чтобы не упасть в пропасть небытия, необходим обращение к некоему положительному опыту, который позволит жить без связей снаружи. Это зависит от того, насколько интенсивна была травма и насколько удалось заполучить внутрь психики этот положительный базис.
Самой сложно задачей для Сироты является возможность почувствовать всю внутреннюю боль, признать ее как проблему и обратиться за помощью к окружающим.
Вернемся к нашему пациенту:
Вы бы видели, как он прихрамывает, и что он всегда носит одежду с длинными рукавами. Любые попытки поговорить отом, почему так происходит, наталкивались бы на сильное сопротивление.
Он либо сбегал бы посреди сессии (т.к. чувствовал бы себя разоблаченным и ужасно напуганным), либо говорил бы что с ним все в порядке, что он справляется, что он поговорит об этом в другой раз, сейчас он не готов…
Все описанное выше уже отсылает нас к травме, полученной, вероятно, нашим пациентом. Про которую нельзя говорить.
В контрпереносе мы бы буквально кожей ощущали, что сюда лучше не соваться, что эти темы (самые важные и необходимые) лучше обходить стороной, иначе произойдет что-то ужасное и если начать конфронтировать слишком рано, то мы рискуем так и не вступить в терапевтические отношения доверия, что альянса так и не случится. И в таком вот ограничительном положении, тоже немного инвалидом, нам придется находиться на протяжении многих лет. Все время задаваясь вопросами: «Насколько я хороший терапевт?», «Не делаю ли я хуже своим молчанием?».
Мы уже давно догадались, что длинные рукава намекают нам на порезы, которые наносит себе наш пациент, делая это регулярно, с целью снижения тревоги и напряжения.
Мы ничего не знаем о его сексуальной ориентации, его расовой принадлежности и его родителях.
Мы видим перед собой интеллектуально высоко развитого мужчину, успешного в карьере, который планомерно и все качественнее наращивает защиты. Он уже успешный юрист, который выигрывает процессы. В суде он безжалостный и холодный, в жизни - мягкий и добрый. Когда он говорит о друзьях, то видно как он любит их и заботится об их благополучии.
Также мы видим очень талантливого человека, который плохо к себе относится, не уважая себя и нанося себе повреждения. Это рождает у нас досаду, злость - как мало про себя хочет знать этот пациент и как мало он себе позволяет жить.
Находясь в этом замкнутом одиночестве и некоторой парализованности нашего контр-переноса, мы можем понимать, что родителей, скорее всего нет, либо те, кто были ими, причинили мужчине очень сильную травму. Мы не знаем, что с ним произошло, почему он хромает, почему режет себя. У нас очень мало информации - какая-то автомобильная катастрофа в подростковом возрасте. Попытка суицида? Для нее должны быть очень тяжелые обстоятельства детства…
Все, что есть в нашем распоряжении, это наши чувства от контакта с таким пациентом, то, что происходит с нами, когда он находится рядом. Он выжил, он адаптировался, он создал броню очень хрупкой нормальности. Но она как стекло, от которого все отскакивает. Эмоциональная жизнь этого пациента уже давно поставлена на рельсы травмы.
Там нет места для помощи третьего, для поддержки со стороны невозможно найти пространство. Терапевт может быть только наблюдателем. Однако, если наш пациент все же на приеме, то есть какая-то надежда на исцеление. Ведь для чего-то он пришел?
Если есть друзья - значит есть надежда на связи. Если есть люди, которые очаровываются им - то есть надежда на жизнь.
Постепенно, путем множества крупиц информации вырисовывается расплывчатая, но картина:
Родителей либо нет, либо умерли. Скорее всего рос в детском доме, о своей жизни там он не рассказывает ничего.
Жизнь этого человека поделена на ДО и ПОСЛЕ. И этот ПОСТчеловек ничего не рассказывает о том человеке, который был до.
И где же здесь родительские комплексы? Где здесь влияние родителя?
Отсутствие реальных родителей и знания о них, не мешает создавать их образы. Такие образы являются очень архетипическими и карающими. Они гораздо хуже любого реального живого человека. Каким образом эти родители могут влиять на пациента?
Внутри он переживает себя отвергнутым и проклятым. С одной стороны, это хромающий Гефест, сброшенный с Олимпа (мужчина весьма талантлив и разносторонен). С другой, это Сизиф, который толкает камень в виде себя же самого, своего тела, корчащегося от боли, чтобы вновь скатываться вниз. ОднакоСизиф обманул Богов и не раз, похоже и наш пациент обманул их. Он выживает, несмотря ни на что. Его страсть к жизни также велика, как и страсть к смерти.
Если мы мало про себя рассказываем, то становимся теми, на кого много проецируется своего, личного. Однако какие-то вещи, наоборот, становятся видны более отчетливо, благодаря нашему молчанию.
Этого пациента усыновили во взрослом возрасте его преподаватель с супругой, юрист, восхищавшийся его талантамии потерявший собственного сына. Таким образом, отсутствие слов притягивает тему сиротства и усыновления, т.к. на пациента можно спроецировать сыновний комплекс. Это сын, нуждающийся в родителе. Но очень закрытый, не позволяющий к себе прикасаться.
Казалось бы, случилось чудо, он обрел семью. Но внутри этот пациент все также отвратителен для себя, все также наносит себе увечья. Если его новые родители узнают о нем все, то конечно же они от него откажутся, ведь они выбрали ПОСТчеловека.
Однако, чем больше рядом новая семья, а возможно, и терапевт (т.е. чем дальше продвигается анализ, в котором, узнавая новые крупицы информации, от пациента не отворачиваются), тем больше в нем просыпается жажда человеческого, возможно и отрицаемая им самим. Например, жажда отношений. О них, безусловно, спрашивают все вокруг и он уже привык отшучиваться. Но вдруг….
Об отношениях этого пациента мы можем узнать благодаря сводке новостей или благодаря звонку друга, который скажет, что на этой неделе пациент не придет. Попал в аварию.
Мы можем наблюдать заживающие фингалы на лице, которые не похожи на аварию, но ничего не знать про отношения. Но видеть регресс, сильную тревогу, увеличивающуюся замкнутость и напряжение.
Отношения Джуда повторили опыт насилия и актуализировали его травматичные воспоминания о прошлом. Повсюду его стали преследовать видения в виде стаи гиен, «и каждый день он тратит все силы, убегая от них, пытаясь не попасть в их зловещие, вспененные пасти». Нанесение себе порезов, ходьба, физические нагрузки - все это больше не помогало. Образы преследовали его.
Сон Джуда:
«Вернувшись из Парижа, он увидел сон; в этом сне он бежал по растрескавшейся красной равнине. Его преследовала темная туча, и хотя бежал он быстро, туча надвигалась быстрее. Когда она подступила вплотную, он услышал жужжание и понял, что это рой насекомых, жутких, маслянистых и шумных, с клешнеобразными наростами под глазами. Он знал, что если он остановится, то умрет, но даже во сне понимал, что скоро не сможет бежать; потом он больше не мог бежать и заковылял, подчиняясь реальности даже во сне. А потом он услышал голос, незнакомый, но спокойный и властный, который обращался к нему. Остановись, сказал голос. Ты можешь это прекратить. Ты можешь остановиться. Слова принесли ему огромное облегчение, и он резко остановился и повернулся лицом к туче, которая отстала на считанные секунды, на считанные шаги, измотанный, в ожидании конца»
А дальше - дальше может случиться суицид. Суицид - что это для терапевта? Крах его практики, ведь он и так чувствовал себя недостаточно способным оказать поддержку такому пациенту? Расписка в своем бессилии помочь? Сильный гнев?
Однако, парадоксально то, что попытка суицида случается часто тогда, когда размораживаются чувства, когда их невозможно больше контролировать.
Страх перед чувствами, которые могут захлестнуть слишком велик. Однако чувства все равно захлестывают, и готовится четкий план по уходу из жизни.
Но план терпит крах, потому что все же есть друзья, потому, что человек не совсем одинок и кто-то может случайно заглянуть к нему в квартиру. Невовремя - или вовремя? Наличие стремления к жизнидает шанс быть спасенным.
Пришлось выжить, быть обнаженным. Если мы - терапевт, то нам тоже пришлось столкнуться с той силой боли, которую все это время испытывал пациент. И увидеть все множество шрамов, исполосовавших его тело.
И, тогда, он начинает говорить. И он рассказал нам самую малость, а мы уже в ужасе и плачем, слушая все те кошмары, через которые ему пришлось пройти. Это очень больно, практически невыносимо физически, это вызывает острое желание убить тех, кто причинял ему боль, кричать на пациента: какого черта ты молчал все это время?!.
А это только начало…. Быть нейтральным очень непросто, но важно не становиться слишком сочувствующим. Это тоже непереносимо.
Узнавая историю пациента, мы можем понять то, каким образом его комплексы родителей вплелись в его жизнь.
Удивительным образом, будучи избиваемым и насилуемым своими церковными настоятелями, и будучи похищенным одним из них, ради сексуальных утех и проституции, именно этот похититель вместил в себя хорошую часть отцовского комплекса: он учил его математике и другим наукам (позволяя диссоциироваться и улетать в мир фантазий), и защищал его от побоев со стороны клиентов, которых он ублажал (брат Лука-сутенер-настоятель выбегал из туалета и прогонял тех, кто причинял ему боль). Все негативное, что получил наш клиент, также связано с этим человеком, который, на фоне постоянных унижений вначале переживался как спаситель, который поведет его доверчивую душу, ведь вначале он доверился этому человеку, и пошел за ним, т.к. тот хвалил его и все время указывал на его таланты. И этот же брат Лука научил его резать себя, чтобы снимать боль.
Друзья возникли в жизни Джуда как следствие возможности хвалить и видеть таланты других. Порезы - как способ справиться с эмоциями, которые не должны тут быть. Единственные отношения пациента, которые были связаны с фигурой взрослого, запутанны. Этот человек и отец, и насильник, и сексуальный партнер, и учитель.
Смотря за судьбой пациента, мы можем видеть как эти образы возникают в его отношениях с миром. Как ПОСТотец и ПОСТмать влияют на его связи: он «соблазняет» учителя на усыновление, он вступает в интимные отношения лучшим другом, и только таким образом он может впустить в себя другого человека. И это попытка исцеления, после долгих лет избегания может выглядит извращенно, однако на фоне всей его жизни, это самое нормальное, что может происходить. И каждый человек, который встречается на его пути, отыгрывает и свои комплексы. Его лучший друг, который в итоге становится его любовником, потерял брата-инвалида, за которым ухаживал. Именно поэтому он так много готов был терпеть делать и для пациента. Каждый может что-то спроецировать на него, его фигура тоже сильно охватывает архетипами, но именно эта охваченность позволяет ему выживать при столь деструктивной истории.
Отношения, какими бы целительными они ни были, даже если в них эта травма будет наконец озвучена в слова и разморожена, не могут исцелить до конца.
Идея полного исцеления является очень ограничивающий и даже насилующей героя. Ведь, в каком-то смысле, после всего, что с ним произошло, он не может быть «нормальным».
Сама Ханья Янагихара говорит, что одним из прообразов для создания ее романа послужил фотопортрет мужчины, выполненный Дианой Арбус. На этой фотографии мужчина стоит в гостиничном номере, в приличной одежде, в костюме и хороших ботинках. Но одна часть его туловища повернута на 180 градусов. Это метафора того, что очень приличное снаружи может иметь внутри базовый изъян.
Секс никогда не доставит этому пациенту удовольствия, в отношениях он всегда будет пребывать только частью своей личности, а отвратительное чудовище - смотреть в сторону смерти.
Какое-то количество боли можно облегчить признанием факта того, что нуждаешься в заботе и поддержке. Но, такой человек все равно останется в чем-то крайне эгоистичным и нежелающим выздоравливать, т.к. знает про себя больше, чем кто либо другой. Снаружи это выглядит как сопротивление исцелению, а изнутри - как способ жить.
Только в конце пути мы обычно можем видеть то, что несли комплексы в жизнь нашего пациента, и каким образом они трансформировали отношения. Конец терапии позволяет описать случай целиком.
Так и конец жизни дает возможность понять ее смысл и предназначение. О любой жизни можно написать книгу.
Эта книга про наше время и про наш способ справляться. Приятен он или нет, целителен или нет.
Литература:
- Ханья Янагихара «Маленькая жизнь»
- Верена Каст «Отц и дочери, матери и сыновья»
- Карл Юнг «Душа и миф. Шесть архетипов»
- Ольга Виноградова «Юнгианские Архетипы. Сирота». https://ola-vinogradova.livejournal.com/590972.html
Изображения:
- Генетика - автор не найден
- Камень в Боллингене, автор не найден
- Вулкан в своей кузнице,1750 Помпео Батони
- Сизиф, 1545. Тициан
- Man amongst desert locust swarm, Alain Beignet
- Человек‑«задом наперед» в отеле. Нью‑Джерси. 1961 Музей «Метрополитен», Нью‑Йорк