Юнг  и  Райх

 

Джон Конгер

Опубликовано в John Conger, Jung & Reich. The Body as Shadow, Berkeley: North Atlantic Books, 2005

 

(об авторе: международный тренер по биоэнергетическому анализу, экс-редактор International Journal of Bioenergetics Analysis, автор книги «Тело в выздоровлении», директор Института юнгианских и райхианских исследований, ведет частную практику в Беркли, Калифорния.)

 

 

Глава 13

 

Чему К. Юнг и В. Райх могли бы поучиться друг у друга?

 

Юнг и Райх никогда не встречались. Юнг принадлежал к старшему поколению и покинул ригидное гнездо психоанализа раньше, чем Райх, будучи еще  молодым, присоединился к фрейдовской группе в 1920-е годы. Насколько я знаю, Юнг никогда не упоминал Райха, а Райх до 1950-х полностью отклонял работы Юнга, не вникая в них. Тем не менее, в своем воображении я представляю, что именно Юнг и Райх могли бы, повстречавшись, сказать друг другу. Я представляю, что сначала это могли быть отвлеченные теоретические дискуссии, смех и, может быть, спор, но со временем мог бы возникнуть, к общему удивлению, глубокий уровень взаимопонимания. Будучи известными психотерапевтами, они были склонны к самоанализу, но не сумели найти адекватных терапевтов для самих себя. В моей фантазии о них как терапевтах друг для друга я представляю Юнга, удерживающего Райха от безуспешной борьбы с миром. И я вижу Райха, разрушающего интеллектуальную стену недоверия, которая защищала Юнга от более близкого контакта с мужчинами.

Юнг был более осторожным, более скрытным и менее погруженным в контакт с миром. Благодаря своим интеллектуальным способностям он, конечно, был одним из самых блестящих психологов своего времени. Более того, он обладал упорством, которое помогло продвинуться в наименее изученных областях знаний. С другой стороны, Райх был человеком огромной энергии и однонаправленной компульсивной воли, менее способный к юмору и игре метафор. И, тем не менее, его прямота вела его в самое ядро человека. Он настаивал, чтобы пациент присутствовал, был в контакте. И он разрушал любые защиты, которые мешали спонтанному проявлению внутренней жизни.

В своих фантазиях я хотел бы  уберечь Райха от его ригидных интеллектуальных построений и его терминологии. Он освоился в биологической терминологии, но не в глубоких психологических метафорах. Тем не менее, опыт его вел далеко за рамки даже психологического языка, который он в конце концов отверг ради того, что, по его мнению, было наукой. Я не присоединяюсь к тем, кто дискредитирует эту его науку, я хотел бы только взглянуть на нее с другой перспективы. Его «функционализм» так же мертв, как старая физика. Природа больше не может быть изучена объективно, потому что наблюдатель и наблюдаемое явление взаимосвязаны. Новая физика –  теория относительности и квантовая теория –  выразила новое отношение человека к миру математическими формулами, так что Райх опирался только на кусочек правды, который является явно недостаточным.  У современной науки есть достаточная красота противодействовать эгоцентризму отдельных ученых  строгими требованиями доказательства. Райх развивался изолированно от других и был самоучкой, подобно Пер Гюнту Ибсена. Без обмена идеями  развитие современной науки приводило бы к дублированию идей. Райх брал в пример Фрейда – великого человека, одинокого мыслителя и пионера с его старой моделью науки, развивающейся умеренными шагами

Я обнаружил, что многие писатели не любили Райха. Колин Уилсон, например, был разочарован, восприняв Райха как ригидного человеком, который хочет всегда быть правым. Моя коллега, прочитав рукопись этой книги о Райхе, сказала, что ей больше нравится Юнг. Я спросил ее: «Может, ты не видишь, что стоит за этой резкостью личности Райха?». Я думаю о ней  как об одежде, которую нужно сбросить, когда мы в панике покидаем корабль нашего детства. Райх, будучи очень чувствительным внутри, нуждался в агрессии для выживания в ситуации ранней трагической смерти его родителей. Он нуждался в защите в ситуации непрямого политического давления венской психоаналитической группы. По меньшей мере, он был смелым  и использовал возникающие шансы. Он выставлял себя напоказ и делал это с упорством. Он двигался по направлению к миру. У него было огромное сердце, едва прикрытое его амбициями, и направляющее его чувство судьбы. Так что мне нравится Райх как человек, и я сожалею, что он саботировал свое собственное более счастливое будущее.

Он был великим учителем. В период социальных беспорядков 1920-х годов, будучи социалистом и сталкиваясь с нуждой в своей собственной жизни, он шел в народ, работал с бедными, распространяя идеи сексуального просвещения. Благодаря своей сердечности и обаянию, тратя свои собственные средства, он помог сотням людей почувствовать тело и понять свободу.  Будь он слишком ригидным  и слишком уверенным в своей правоте, разве смог бы он научить самоотдаче, необходимой для настоящего сексуального опыта? Почему Фрейд принял и защищал Райха от завистливых обвинений, впечатленный его талантом? Еще в 1928 году в письме Лу Андреа-Саломе Фрейд  упоминал Райха с уважением, хотя порицал его упрощенное понимание, свойственное молодости:

У нас есть доктор Райх –  стоящий, хоть и импульсивный молодой человек, страстно преданный своему увлечению, который приветствует генитальный оргазм в качестве антидота любому неврозу. Возможно, он должен научиться из вашего анализа пациента К. некоторому уважению к сложной природе психики.

 

В отличие от Юнга, Райх никогда не искал защищенной жизни для самого себя, даже в самом конце, когда ему угрожала тюрьма. В отношении Райха мне приходит на ум произведение Уильяма Блейка «Пословицы ада»: «Лиса заботится о самой себе, но о льве заботится Бог». Эта позиция «алмаза в грязи»: если человек видит чужие ошибки вне себя, тогда он избавлен от отвратительного внутри себя. Я пожелал бы Райху терапии, которая ослабила бы его напряжение в отношении мира, не разрушая ту силу, благодаря которой его слышали. Он боялся, что может закончить жизнь как простой мечтатель вроде Пер Гюнга, если не будет усердно работать. Я убежден, что внутри Райха произошло алхимическое превращение, которое подняло его на высший уровень духовного понимания.

Райх бессознательно знал, как изолировать себя от других. У него был инстинкт чувствовать тень в любой ситуации. Он бросал вызов любой группе, затрагивая темы, которые они отвергали. Венские аналитики в 20-е годы были успешными новаторами, защищенными от социальных беспорядков, творившихся вокруг. Короче говоря, они были элитным клубом. На профессиональном уровне Райх указывал им на технические недостатки в психоаналитической практике, а политически он был приверженцем социализма. Будучи социалистом, он нападал на лидеров коммунистической партии за то, что они держатся подальше от насилия. И он нападал на их бессознательные буржуазные предрассудки, призывая к открытому сексуальному образованию молодежи. Он был сторонником «пути левой руки» – инстинктивного погружения в темную часть жизни.  Будучи в контакте с тенью, Райх интуитивно схватывал латентное сопротивление своих пациентов, но его бессознательный дар нарушителя спокойствия мешал стабильным социальным отношениям. Юнговское теоретическое понимание тени было бы полезно для Райха в плане защиты себя, если бы он принял это знание и более внимательно относился к свои собственным процессам.

Райховская концепция характера на том уровне, на котором она была разработана, была недостаточно содержательна. Ему нужно было задать вопрос, который Юнг задавал себе в трудный период своего кризиса в 1912-1917 годах: каков мой миф? Райха, конечно, направлял его миф. Его миф сначала был позаимствован у Фрейда, который видел себя отважным пионером, противостоящим сопротивляющемуся миру, ученым-борцом, использующим разум в качестве меча против тьмы бессознательного.  Райх разделял образ фрейдовского одинокого величия, чувствуя, что история будет его помнить, о нем будут писать, и люди увидят, насколько он был прав. Что-то вроде Дарвина XX  века – революционера в науке о жизни. В своем наивном бессознательном следовании этому мифу Райх был подобен ребенку Пер Гюнту.

Юнг справлялся с мифом, который руководил им. Он изучил его и овладел им, и когда он пришел к пониманию неистовства эго в отношении репутации и славы, то сумел себя сдержать. Посетив Ярмарку Тщеславия, Юнг не стал завоевывать что-либо, а удалился и стал жить как тот, кто чувствует себя частью большего мира. В молодости Юнг защищал себя и наживал врагов, проявляя силу, задирая своих противников, но в поздние годы он однажды сказал: «Я ничто, я старик, я больше не лгу. Когда-то, возможно, я делал это, будучи молодым ученым без репутации, но теперь я больше не лгу». Он покинул мир после разрыва с Фрейдом и психических проблем, начавшихся после 1913 года. Юнг больше никогда не включался во внешний мир так прямо, как раньше. Он спрятался и проводил месяцы преимущественно в одиночестве, сначала в своем доме в Кюснахте, а позже в своей башне в Боллингене, в размышлениях и написании книг. После тридцати Юнг удалился из мира и даже при своей интроверсии имел мирную и успешную практику. Райх попытался найти уединение в Рангли (штат Мэн) ближе к концу жизни, когда был утомлен преследованиями внешнего мира, но его уединение было грубо прервано.

В моей фантазии Юнг и Райх могли бы поговорить про отношения с миром, про то, как быть знаменитым и признанным. Райх был противоречивым человеком, он был признан небольшой группой последователей, но не имел такого широкого признания, как Фрейд и Юнг. Райху не присваивали почетные степени университеты и не приглашали его выступать с лекциями. Фрейд и Юнг знали, как быть великими  людьми и получать от окружения то, что им нужно. А Райх не смог  построить подобные отношения для себя, прежде чем понял, что необходимо все разрушить. Возможно, его вел творческий процесс, но если бы он понял свой миф, то переписал бы свою жизнь. Его финальный миф – распятие Христа – был разыгран самым болезненным образом. Ему советовали, как можно избежать тюрьмы, но Райха вел миф о Христе.

Юнг знал об опасности идентификации с архетипом. Когда «мудрый старик» актуализируется в нас, когда в нас просыпается голос великого пророка, то мы – только инструмент. Ницше идентифицировал свое эго с Заратустрой – пророческим голосом, которым был одержим. Идентификация с архетипом приводит к инфляции эго и угрожает нам серьезными психическими нарушениями. К сожалению, у Райха в его системе не было представления об этом феномене. Он страдал от идентификации эго с архетипом великого человека. Временами в его текстах он позерствовал, проявляя склонность к новым самовозвеличивающим лозунгам, но в них было, тем не менее, наивное и детское качество: он пытался встряхнуть себя этими аплодисментами самому себе, поскольку был в изоляции. В этой глупости Райха проявляется его трогательная уязвимость, ведь он действительно был великим человеком. Веря в силу терапевтических интервенций, я представляю, что путаница Райха могла быть магически устранена. Многие люди разрушаются страданиями, но некоторые облагораживаются ими, внутренне вырастают и очищаются. Идентификация Райха с Иисусом была в некотором роде оправданной.

В 1950-е временами Райх был довольно параноидальным в результате всех нападок, которые он перенес. Возможно, в его сердце содержалось убеждение, что  он убил свою мать и, следовательно, приговорен, подобно Каину, скитаться без дома, пока не упокоится в земле, будучи неспособным наслаждаться человеческой теплотой и близостью.  Очень трогательно, что в последние годы жизни Райх,  планируя бежать с помощью самолета, рассчитывал, что ВВС о нем позаботятся. Он был очень конкретным. В 1930-е годы он, чтобы увидеть энергетические потоки жизни, разрабатывал оптику для микроскопа – а лучшим способом для Райха как для ученого было бы выйти за рамки и двигаться  в направлении более интуитивного видения. Будучи неспособным адаптировать свой духовный словарь для выражения своей потребности в защите, он рассчитывал на полубожественную заботу со стороны ВВС.

Юнг говорил, что бессознательная психика содержит образ Бога, который легче всего проецируется на то, чего сознательный ум не понимает. Осознавание своих проекций является целью восточных религий, и Юнг считал это осознавание целью своей психологической работы. Но Райх, отчаянно держась за детскую потребность в конкретности, верил в самолеты.

В последние дни, после периода ярких открытий, Райх выстроил бредовые умопостроения вокруг летающих тарелок. В книге его сына Питера Райха «Книга снов» живо описано, как Райх увлекался внеземной жизнью. Юнг же считал, что наблюдения за НЛО являются проекциями Самости и бессознательного.   Большие магические диски с других планет воплощают круг – символ целостности, в котором люди нуждаются и проецируют его на внешний мир. Только в поздние годы он стал признавать возможность их реальности за рамками бессознательных проекций.  Райху, который наблюдал НЛО своими глазами, пригодились бы размышления Юнга, а Юнгу помогло бы неослабное внимание Райха к внешнему миру.

Райху также помогло бы знакомство через Юнга с даосизмом и другими восточными религиями, в которых сексуальность и духовность переплетены, и духовность не отделена от тела. Он смог бы научиться новому языку, признающему духовную реальность, восточной научной модели.  К 1950-м годам размышления Райха в духовной области были вульгарными и всегда воинственными, как если бы он завоевывал новую территорию. Он относился к науке так же, как первые переселенцы завоевывали Дикий Запад – с чувством собственной правоты, как если бы индейцы были невежественными и не имели ни культуры, ни разума. Хотя Райх говорил, что каждый по-своему прав, он не всегда терпел чужие точки зрения.

Юнг был более социально адекватен, он мог понимать чужие взгляды интеллектуально, хотя нет свидетельств того, что ему нравились оппоненты. Он окружил себя женщинами, а мужчин он посылал проверить свою силу в мир. Юнг был гораздо более мудрым в политике, чем Райх. Он знал, как маневрировать, отходить и одерживать победу. Райху помогла бы мудрость Юнга в обращении с миром. Райх также мог бы позавидовать финансовой свободе, которая позволяла Юнгу делать то, что он хотел.

В идеале Юнг разрушил бы эго-инфляцию Райха и его защиты, но Юнг также получил бы пользу от терапии с Райхом. Ощущения были низшей функцией Юнга, его слепым пятном, его невыраженные чувства были блокированы в его теле в виде хронического напряжения. Райх был буквальным, конкретным и ригидным в своих взглядах, но также был очень уязвимым, естественным и присутствующим всем сердцем. Юнг, обладая харизмой, привык жить в одиночестве, из-за непрерывного переноса других людей на него образа волшебника, мудрого старца. Райх, блестящий терапевт, мог бы разрушить этот шарм, холодный блеск юнговских глаз, и очистить его. Райх помог бы Юнгу выразить гнев и разочарование и поколебал бы его позицию контролируемой дистанции. Юнг не настолько осознавал свое раздражение и гнев, насколько мог бы это делать. В старости это периодически прорывалось, и он иногда не мог простить забывчивость и промахи своей прислуги. Что-то вроде непримиримого духа время от времени вырывалось из клетки, и он терял выдержку. Это проявляется в его книге «Ответ Иову» -  не столько в содержании, сколько в грубом саркастическом тоне, который порой сквозит в тексте.

Райх, как никто другой, смог  бы бросить вызов юнговской прочной позиции – держать дистанцию и контролировать контакт, и тогда он добился бы на телесном уровне, чтобы Юнг стал мягче. Юнговская паранойя и рана смогли бы выйти на поверхность. Сердце Юнга, такое страстное, но защищенное, стало бы более открытым. Он смог бы больше делиться с другими и чувствовал бы себя лучше в компании. Возможно, его зависимость от женщин потребовала бы нескольких терапевтических часов, и его анима вышла бы на новый уровень интеграции, несмотря на то, что Юнг много лет посвятил теме анимы. Методом вегетотерапии Райх подтолкнул бы Юнга к большей открытости и чувствованию тела. Нити непроработанных гомосексуальных страхов, вскользь упомянутых в письмах Юнга к Фрейду, могли бы наконец раскрыться. Будучи для многих символическим отцом, Юнг, наконец, позволил бы себе  найти отца – то, что не удалось с его собственным отцом и с Фрейдом.

Юнг позволил бы чему-то произойти, а чему-то разрушиться. На телесном уровне он должен был научиться подчиняться. Он всегда был сильным учителем. Окруженный учениками, он не мог избежать направленного на него переноса. Годами Юнг сдерживал себя из страха стать психотиком. Даже после своей конфронтации с бессознательным он  все еще сомневался, что случилось бы, если бы он ослабил защиты. Он отправился в Африку в 1920-е годы не только как ученый, изучающий примитивные  народы, но также в поисках ответа на вопрос: что должно случиться с Юнгом-психологом в дебрях Африки? Он уехал из Африки сразу после того, как увидел сон, который предупреждал его, что первобытный человек внутри него пробудился и угрожает захватить власть. Согласно юнговским текстам, древний человек в каждом из нас был потерян в ходе развития цивилизации. Древний человек – витальный, неинтеллектуальный, прямо и эмоционально реагирующий, не различающий внутренние и внешние явления и, следовательно, живущий в магическом нуминозном мире природы. Райх помог бы Юнгу пробудить латентного древнего человека внутри него, хоть и угрожающего цивилизованному эго, но управляемого и выражаемого драматически в телесно-ориентированной терапии. Будучи физическим и земным по своей природе, Юнг никогда не искал прямого пути к этому человеку. И это примитивное телесное выражение (с жестами и подавленными чувствами) принесло бы ему исцеление в присутствии опытного терапевта-мужчины.

И Юнг, и Райх надеялись, что Фрейд воплотит их мечту о заботливом и эмоционально доступном отце. В 1926 году Райх был глубоко разочарован, когда Фрейд отказался его анализировать. Юнг еще раньше пытался исцелить свой разрыв с отцом через отношения с Фрейдом. Несколько недель Фрейд и Юнг путешествовали вместе в Америку по приглашению Университета Кларка в 1910 году. Позже Юнг описал свое недовольство Фрейдом в тот период. Когда они рассказывали друг другу сны, Фрейд редуцировал значение снов Юнга до такой же узкой упрощенной системы верований, какая была у отца Юнга. Когда же Юнг просил больше информации по поводу снов Фрейда, тот уходил, чувствуя, что его авторитет подвергается опасности. Выбор позиции сохранения авторитета вместо самораскрытия величайшим сторонником правды и честности в XIXвеке огорчал Юнга. Отец Юнга также поддерживал свой авторитет, отстраняясь. Мог ли Юнг продолжать видеть Фрейда героическим отцом, достойным его искренней лояльности?

Юнг хотел исцелить  утрату веры его отца, но ригидный и раздраженный человек не хотел этого. Юнг и Фрейд – два великих человека – имели возможность поговорить друг с другом, исцелить друг друга, снять покровы ради правды, отбросить защиты и настороженность и не бояться за свой имидж. И в моем воображении Юнг с Райхом имел бы еще один шанс довериться равному себе. С кем бы еще Райх мог поговорить про свое обидное отвержение со стороны Эйнштейна? Юнг встречался с Эйнштейном и работал с Паули. В 1941 году, когда Эйнштейн был в Принсетоне, Райх попросил о встрече с ним. Великий гений заинтересовался райховской теорией оргона и намеревался проверить его аккумулятор. В письме Райху Эйнштейн объяснил разницу температуры в аккумуляторе оргона Райха таким образом, что прекратил дальнейшую дискуссию. Подобным же образом Фрейд отбросил объяснение психических явлений, которые Юнг продемонстрировал ему в марте 1909 года. Сидя в библиотеке Фрейда, Юнг почувствовал сильное жжение в диафрагме. Минуту спустя Юнг и Фрейд были напуганы резким звуком в книжном шкафу. Юнг сказал, что это пример «каталитической экстериоризации», но Фрейд ответил: «Вздор!». Юнг каким-то образом знал, что этот звук повторится, и точно предсказал следующий момент его появления. Позже в переписке Фрейд отказался давать объяснения этому случаю, это просто не укладывалось в его систему верований.

Юнг направил бы внимание Райха внутрь, от открытой раны отвержения миром, в конце концов показав Райху его предков и предшественников в поиске универсальной жизненной энергии. Он рассказал бы ему об алхимических истинах, и Райх провозгласил бы, что нашел доказательства с помощью счетчика Гейгера, измеряя оргон и открывая  наконец-то философский камень. Юнг показал бы Райху в саду большой каменный куб с надписями, который появился у него случайно при строительстве башни в Боллингене. Этот камень был отвергнут строителями в качестве углового, потому что имел неправильные размеры. Символически Юнг и Райх идентифицировали бы себя с этим камнем, потому что они оба были отвергнуты в своей профессии.  Двигаясь по воле волн своей культуры, они, подобно Христу, несли откровение и исцеление, но были отвергнуты. Их истины угрожали другим.

Возможно, после взаимного анализа Юнг и Райх провели бы семинары по расщеплению тела и ума в западной культуре. Они говорили бы про Иисуса и Гермеса. Юнг видел неестественное расщепление в христианской доктрине между добром и злом, между Христом и Дьяволом. Поскольку темная сторона человеческой природы не принимается, она перемещается под землю. Нам необходим интегрирующий символ для тьмы и света. Иисус, который отдал себя из-за этой темной стороны в жертву за грехи мира, стал символом церкви и был вознесен над человеческой ситуацией. Но Гермес – посланник богов, фаллическая фигура, дружественная человеку, - остался тени. Юнг из-за ригидного христианского образования в раннем возрасте имел трудности в использовании Иисуса в качестве объединяющего символа без помощи Гермеса. Райх, с другой стороны, видел Иисуса как в значительной степени земного, сексуального, здорового генитального мужчину, свободного от брони защит, чья исцеляющая сила беспрепятственно текла из его целостного бытия, свободного от капканов этого мира и в контакте с энергией космоса. Юнг и Райх говорили бы о силе невербальных техник, телесной терапии и символах, мифах и характере, переносе и НЛО, даосизме, коллективном человеке и индивидуации, результативности терапии, силе дыхания, внутреннем пути, йоге, потоке энергии в теле и в небесах. Они говорили бы о ночном небе.

И они говорили бы о Вене. У Юнга и Райха было бы общее видение последователей Фрейда. Они оба говорили бы о фрейдовском отказе и огорчении, не позволившем ему принять их психологические убеждения. Юнг приписывал бы отказ Фрейда его неспособности прорваться в духовное измерение. Райх – его окружению и генитальному характеру, не способному пробиться и прояснить его сексуальность на личном и теоретическом уровне. Так что каждый проецировал на отвержение Фрейдом то, что было близко к их собственному сердцу.

В моей фантазии между Юнгом и Райхом могла бы вырасти великая связь – вряд ли дружба, но что-то неожиданное и трогательное. Они смягчились бы в присутствии друг друга и считались бы с мнением другого – качества, которые ясно свидетельствуют об успешном анализе и индивидуации. Так как они нашли бы друг в друге свои собственные стратегии изоляции и в конце концов стали бы доверять друг другу, не уходя в защитную позицию авторитета. Их занимало бы так много общих тем, и так многого они могли бы достичь вместе. Каждый человек с сильным мышлением часто чувствует опасность в присутствии другого сильного ума. Им понадобилась бы тишина, чтобы выйти из хрупкой паутины своего воображения. Как долго они могли бы оставаться друзьями? Как долго Гоген и Ван Гог работали вместе? Но встреча дала бы замечательные результаты. Кто еще был бы терапевтом великому терапевту? Можно только мечтать о том, что Юнг почувствовал бы освобождение в сердце и в теле, а Райх почувствовал бы лучше свою великую душу.

 

 

© перевод с англ. Лев Хегай, 2008г.