Наливая старое вино в новую бутылку. Современная алхимическая интерпретация древнего герметического сосуда

Розен Стивен

Наливая старое вино в новую бутылку. Современная алхимическая интерпретация древнего герметического сосуда

 

Стивен Розен

 

Опубликовано в The Interactive Field in Analysis (Ed. by M.Stein), vol.1, Wilmette: Chiron Publications, 1995

 

Об авторе: профессор психологии городского университета Нью-Йорка, автор многочисленных статей по психологии, философии, парапсихологи, образованию, экологии и теории науки, автор «Наука, парадокс и принцип Мебиуса» и «Идея Мебиуса»

 

 

Последние два десятилетия я занимался феноменологическими исследованиями в области топологии - разделе современной математики, описывающим характеристики поверхностей. В частности, я изучал свойства двух парадоксальных и в высшей степени интегративных структур - ленты Мебиуса и бутылки Клейна, которые дают холистические образы для некоторых идей науки и философии (Розен 1975, 1980, 1987, 1988). В процессе тех исследований я еще слабо понимал связь с древней герметической наукой алхимией, но недавно я увидел эту связь конкретно и живо.

Летом 1990 г. я обратил внимание на четвертичность в структурах природы и психики, и это привело меня к трем томам Юнга по алхимии. По мере чтения текстов я был поражен явным соответствием между парадоксальной бутылкой Клейна и таинственным сосудом алхимиков, в котором производилась работа алхимиков.

Эта статья представляет собой  детальный отчет о такой связи. Я описываю свойства герметического сосуда, особенно в понимании Юнга, затем описываю бутылку Клейна и свою алхимическую интерпретацию ее. Если поместить эти две структуры рядом, становится ясно, что их сходство - не простая случайность; совпадение идет дальше внешнего сходства двух, в сущности, различных вещей. Статья посвящена важности алхимического разливания «старого вина» в «новую бутылку».

 

Древняя бутылка и алхимическая традиция

 

Широко  распространено ошибочное мнение, что алхимия  - не более чем абсурдные попытки превратить металлы в золото. Обширное исследование Юнгом алхимических идей во многом способствовало развенчанию  этих предрассудков. Его исследование показало, что многовековая работа алхимии заключалась в серьезных попытках трансформировать не только материю, но  и человеческую психику.

Давайте обратимся к уникальному виденью алхимиками отношений между психикой и материей. Словами Юнга:

Алхимический опус занимался главным образом не химическими экспериментами как таковыми, но чем-то вроде психических процессов, описываемых на псевдохимическом языке… В алхимии есть два …гетерогенных течения, идущих бок о бок, совместимость  которых даже трудно представить. Алхимический принцип tam ethice quam phisice (то этичное – т.е. психологичное – что природное) непонятен для нашей логики. Если алхимик воспринимает химические процессы символически, то зачем ему работать в лаборатории с тиглями и перегонными кубами? И если, как постоянно утверждается, он описывает химические процессы, зачем затуманивать их мифологическим символизмом? (Юнг 1944, пар.342.) 

 

Конечно, алхимия (и Юнг хорошо это понимал) «непостижима нашей логикой», которая отделяет «прочную реальность» от «лишь символического», разделяя психику и природу, объект и субъект. В отличие от этого алхимический объект является одновременно и субъектом. Юнг попытался раскрыть эту связь, говоря об алхимии и как  о лабораторной процедуре, и как о медитации, ссылаясь на «алхимическое воображение» как на «гибридное явление… полу-духовное и полу-физическое» (Юнг 1944, пар.394). «В ту эпоху не было или-или», - пишет Юнг, - «но существовала промежуточная реальность между умом и материей… Только такой подход имеет смысл к алхимическому мышлению, которое в ином случае видится бессмысленным» (там же). Фактически, Юнг идет дальше к исследованию таких дисциплин, как современная физика и трансперсональная психология, каждая из которых «касается непроницаемой темноты», снова открывая «промежуточную реальность тонких тел, где физическое и психическое еще в нераздельном единстве» (там же).

Именно там имеет место уникальная работа алхимии – в сосуде с особыми свойствами. Юнг предваряет обсуждение герметического сосуда следующими словами:

Это понятие относится не просто к аппарату. Для алхимика это нечто истинно волшебное: vas mirabile. Мария Пророчица  говорит, что знает: секрет целиком в герметическом сосуде. «Сосуд един» - повторяется у нее снова и снова. Он должен быть полностью круглым… (сферической или круглой колбой) (Юнг 1944 пар.338).

 

В другом месте Юнг говорит о «сферической колбе» как о «vas rotundum, чья сферичность представляет космос» (Юнг 1955-56, пар.373), где «округлость» символизирует реализацию целостности; очевидно, округлость должна относиться к «простому и совершенному» (Юнг 1944, пар.116). Но я считаю, что эта «совершенная округлость» не может быть постигнута, если представить целую поверхность сферы, т.к. Юнг открыл, что «округлость» герметического сосуда является парадоксальной по своей природе.

Одним из проявлений этого является факт, что сосуд не был bene clausum, хорошо закупорен, «герметично запечатан» (Юнг 1944, пар.219). Поддерживая абсолютную закрытость сосуда, невозможно сохранить простоту и совершенство округлости. Ведь сосуд также замышлялся как решето (Юнг 1944, пар.338), т.е. как прибор, позволяющий мельчайшим веществам проходить через него. Таким образом,  сосуд должен быть закрытым и открытым одновременно!

Эта установка может быть выполнена, если принять во внимание ключевой символ алхимии: уроборус, древнее изображение змея или дракона, пожирающего свой хвост (рис.1). Согласно Юнгу, «снова и снова алхимики повторяли, что опус … похож на круг, подобный дракону, кусающему себя за хвост» (1944, пар.404). Учитывая, что герметический сосуд - не просто оборудование для алхимической работы, но само обозначение этой работы, можно предположить, что округлость носит уроборический характер. Поэтому при виде символ змея на сосуде (см. Юнг 1944, пар. 404; Метнер 1971, с.96; Рид 1966, рис.35) нужно понимать, что он означает уроборическую структуру сосуда. Тогда поверхность такого сосуда - не простая сфера, а какая-то открытая форма. Поскольку, когда дракон съест самого себя, он будет внутри своей собственной кожи (как в закрытом сосуде) и в то же время экстатически вне самого себя, снаружи своей же кожи.

Свидетельством экстатической структуры герметического сосуда является ее связь с символом пеликана. Рид иллюстрирует сосуд под названием «двойной пеликан» (рис.2а), который «мистически связан с процессом конъюнкции» (союза противоположностей) (1966, с.149). И Юнг, описывая вариант Парацельса алхимической трансформации как retorta distillatio, приводит другую иллюстрацию алхимического контейнера в форме пеликана. Согласно Юнгу, retorta distillatio предположительно «означает дистилляцию, которая каким-то образом замкнута на самой себе.  Это может происходить в сосуде, называемом «пеликаном» (рис. 2b), в котором дистиллят возвращается назад в колбу» (1942, пар.185). Ранее в том же томе Юнг ссылается на алхимика Джеральда Дорна, назвавшего герметический сосуд vas pelicanikum, и  отмечает:

Анонимный автор пишет: «Этот сосуд является истинным философским пеликаном, и никакого другого в мире не найти». Это сам ляпис (философский камень), и  в то же время содержащий ляпис - то есть его же контейнер.  Эта формулировка появляется в частом сравнении ляписа с … драконом, который сам пожирает себя и сам себя порождает (Юнг, 1954, пар.115).

 

Поэтому любопытная округлость герметического сосуда отражена и в уроборосе, и в пеликане – в созданиях, изображаемых как проникающих в самих себя, так что они и внутри, и вне себя одновременно.

В своей финальной работе по алхимии Юнг развивает тему пеликана дальше:

В том же трактате существует четвертичность, состоящая из верхнего/нижнего, внешнего/внутреннего.  Они объединяются в единое целое посредством циркулярной дистилляции, называемой пеликаном. Поскольку когда пеликан прикладывает клюв к своей груди, его шея и клюв сворачиваются в форме круга… «И все будет одним, в круге или в сосуде». «Этот сосуд есть истинный философский пеликан, и никакого другого в мире не найти» (Юнг 1955-1956, пар.8).

 

В завершении этого параграфа Юнг приводит диаграмму циркулярной дистилляции - из оригинального текста, который он изучал (рис.3). Он объясняет, что:

«B, C, D, E представляют внешнее, А есть внутреннее «первоначало и источник, из которого проистекают все остальные буквы, и финальная цель, к которой они возвращаются». F и G означают верхнее и нижнее» (Юнг 1955-56, пар.9).

В более раннем томе Юнга появляется подобная иллюстрация вместе с цитатой из герметического трактата, описывающего циркулярную дистилляцию:

Внешнее во внутреннее, внутреннее во внешнее, и таким же образом происходит с нижним и верхним. Они встречаются в одном круге так, что вы больше не можете распознать, где внешнее, где внутреннее, где нижнее, где верхнее. Они становятся единым в этом круге или сосуде. Этот сосуд есть истинный философский пеликан, и никакого другого мире не найти (Юнг 1944, пар.167).

 

Так в третий раз мы находим у Юнга ссылку на герметический сосуд  как на истинный философский пеликан - теперь в сопровождении текста, который позволяет легче понять его самопроникающий и экстатический характер. Ссылаясь на этот рисунок, Юнг комментирует, что «маленький круг внутри и внешний круг, разделенный на четыре части, означают четыре реки, которые вытекают и втекают во внутренний океан» (1944, пар.167).

В главе, посвященной исследованию парадоксов алхимии, Юнг предлагает еще один взгляд на сосуд. Согласно Юнгу, алхимический парадокс достигает кульминации в так называемой загадке из Болоньи, которую он назвал «совершенной парадигмой общего метода алхимии» (Юнг 1955-56, пар.88).

На древнем монументе, найденном около Болоньи, есть надпись, которая завершается пассажем:

Это гробница, в которой нет тела.

Это тело, вокруг которого нет гробницы.

Но тело и гробница есть одно и то же (там, же, пар.51).

 

Этот на первый взгляд бессмысленный текст привлек внимание многих алхимиков, которые медитировали над ним и пытались его расшифровать. Таинственная персона, к которой предположительно относилась эта гравировка, -  женщина по имени Аэлия Лаэлия. И, согласно алхимику Майклу Майеру, Аэлия является «контейнером, который превратил в себя содержимое, и поэтому она есть гробница, в котором нет тела или содержимого, как говорится о жене Лота, которая стала своей собственной гробницей без тела, и телом без гробницы» (там же, пар.64)

Юнг считает таинственную гробницу из Болоньи герметическим сосудом. Здесь мы снова обнаруживаем у сосуда экстатическое свойство: внешнее (гробница) и внутреннее (тело) переходят одно в другое.

Особый интерес для наших целей представляет сосуд из стекла. Как уже говорилось, это относится к стеклянному сооружению («сосуду из прозрачного стекла»  (Юнг 1955-56, пар.261)), «стеклянному сосуду, созданному перед и позади глаз, и являющемуся всей вселенной» (Юнг 1954, пар.114). Символическое значение стекла проясняется ассоциацией Юнга герметического сосуда со сказкой братьев Гримм «Дух из бутылки» (Юнг 1948, пар.239-246).

В юнговском понимании эта история «содержит квинтэссенцию и глубочайший смысл герметического таинства»: могущественный дух держится в земле под дубовым деревом, заключенный внутри запечатанной стеклянной бутылки (Юнг 1948, пар.239). Услышав крики этого духа «Помоги мне освободиться!», проходящий мимо молодой человек открывает бутылку, и тогда дух вырывается наружу, оказываясь могущественным Меркурием, который угрожает своему освободителю. Но мальчик хитростью загоняет дух назад в бутылку, и покоренный Меркурий обещает, что после освобождения будет служить на пользу мальчика.

Юнг связывает стеклянную бутылку из сказки братьев Гримм с герметическим сосудом:

Эта бутылка является искусственным человеческим изобретением и поэтому означает целенаправленные интеллектуальные усилия и искусство алхимии, чьей целью является изолировать этот дух от окружающей среды. Подобно vas hermeticum алхимии, он герметично запечатан… Он должен быть сделан из стекла, быть по возможности круглым, поскольку это означает космос, из которого Земля была создана (Юнг, 1948, пар.245).

 

В юнговской интерпретации дух Меркурий представлял для алхимиков изначальное бессознательное, дикую иррациональную силу инстинкта, воплощенной природы. «Заключенный в бутылку Меркурий» означал необходимость достижения интеллектуального контроля над природой. Но юнговский взгляд на проблему освобождения Меркурия (Юнг 1944, пар.250-251) кажется далеким от завершения, и я хочу развить эту тему дальше.

Изобретение герметической бутылки символизирует процесс очищения, который дает unio menalis (см. Юнг, 1955-1956, пар. 465), состояние интеллектуальной зрелости, т.е. вершины ментального развития. Это вызов, на который ответил мальчик из сказки братьев Гримм, и задача, над которой бились алхимики. До «заключения в бутылку» Меркурий всегда может убежать, т.е. может произойти регрессия к прошлому состоянию, которая захлестнет алхимика. Поэтому алхимик должен удерживать этот дух плененным настолько хорошо, насколько это возможно.

Юнг отмечал, что «алхимики правильно признавали ментальное единство, преодолевающее привязанность к телу как только первую ступень конъюнкции или индивидуации… В целом, алхимики боролись за тотальное единство противоположностей» (Юнг 1955-56, пар.676). Это означает, что после достижения ментальной интеграции должна быть дополнительная «дистилляция», алхимические процессы, приводящие к союзу ума и тела, т.е. природы. Но ментальное очищение должно быть первым шагом. Юнг цитировал алхимика Джеральда Дорна: «Нужно освободить себя от влияния «телесных желаний и сердечных привязанностей»… Чтобы получить впоследствии их воссоединение, ум (ментальное) должен быть отделен от тела… т.к. только отдельные вещи могут быть соединены» (Юнг 1955-56, пар.671).

Как мне кажется, тайна движения от unio mentalis к последующей стадии воссоединения с освобожденным меркурианским телом заключается в структуре герметического сосуда. Какой смысл в предварительном запечатывании сосуда? В том, что это vas pelicanum или уроборос. Следовательно,  в момент закрытия сосуда, когда меркурианский дух закрывается в нем герметически  и больше не может убежать, можно обнаружить, что дух - и вне бутылки тоже, уже в качестве полезного агента исцеления и движения к целостности. Но настоящее закупоривание сосуда достигается посредством заключения тела внутри ума таким образом, что простое содержание тела умом может быть преодолено, и тело остается свободным для союза с умом. Тело, содержащееся внутри бутылки, подобно телу Аэлии Лаэлии, будет одновременно не-содержащимся («тело, вокруг которого нет гробницы»).

Суммируя вышесказанное, совершенный герметический сосуд должен быть структурой, содержащей саму себя, проходящей через себя; он одновременно «и содержание (материнская вода), и контейнер» (Юнг 1955-56, пар. 439). Внутреннее и внешнее в этой уникальной бутылке будет парадоксальное единым как одна поверхность.

 

Вывернутая бутылка и современная топология

 

Как я отмечал во введении, моим исследованиям алхимии предшествовали работы по математике.  Бутылка Клейна - это любопытная топологическая поверхность, названная в честь ее изобретателя, немецкого математика Феликса Клейна. Для постижения ее структуры представим сначала ее более простой аналог – поверхность Мебиуса. Уникальный характер последней показан сравнением рисунков 4а и 4б.

Цилиндрическое кольцо (рис. 4а) создается отрезанием полоски бумаги и соединением концов. Поверхность Мебиуса (рис.4б) создается простым перекручиванием одного конца той ленты (поворот на 180 градусов) перед соединением.

Цилиндрическое кольцо обладает обычным ожидаемым свойством двусторонности: в любой ее точке могут быть найдены две стороны. В случае Мебиуса это тоже верно: если вы поместите указательный палец на поверхность, то вы касаетесь большим пальцем этой же точки с другой стороны поверхности. Лента Мебиуса должна иметь две стороны, как и цилиндр.  Но это справедливо только для каждой конкретной точки. Беря же во внимание всю поверхность, мы обнаруживаем, что точки противоположных сторон ленты связаны – переходят или превращаются друг в друга. Математики определяют эти пары как единые точки, а две стороны ленты Мебиуса - как одну сторону.  (Если свойства односторонности трудно представить в абстракциях, то можно провести эксперимент. Рисуя линию по всей длине ленты и возвращаясь в исходную точку, вы обнаружите, что вы охватили обе стороны поверхности).

Важно понять, что поверхность Мебиуса не является односторонней в гомогенном смысле единой поверхности цилиндрического кольца. Она односторонняя в парадоксальном смысле, одновременно и двусторонняя, т.к. локальное отделение двух сторон не сохраняется при распространении на всю ленту Мебиуса в целом. Когда стороны соединяются, их отличные идентичности не просто устраняются. Они остаются разными, но, тем не менее, также являются одним целым.

Каково значение этого топологического соединения противоположных сторон? В своей более ранней работе (Розен 1977) я исследовал отношения между структурой Мебиуса и интеграцией психики и природы (ума и материи, субъекта и объекта). Конечно, именно эта свадьба противоположностей обнаруживается в алхимии, «гибридном» «полу-духовном, полу-физическом» герметическом сосуде. Однако истинным топологическим изображением герметического сосуда не является лента Мебиуса, так как ей не хватает размерности.

Ее поверхность является двухмерной, существующей в трехмерном пространстве. Какова размерность, в которой надо наблюдать эту структуру? Наблюдающая человеческая психика сама по себе не относится к трехмерному космосу, а действует из четвертого, внутреннего, субъективного измерения. Следовательно, хотя лента Мебиуса может эффектно представлять совпадение противоположностей – парадоксальный союз объекта и субъекта, - сама по себе она является объектом, просто нарисованным перед нами в физическом мире, и не способна передать внутреннюю глубину нашей психики. Что же нужно для выполнения этой задачи? Не двухмерное тело, являющееся объектом в трехмерном космосе, а парадоксальное тело, которое само является трехмерным, а наблюдается в четвертом измерении.

Посмотрим на бутылку Клейна. Этот аналог ленты Мебиуса более высокого измерения лучше подходит для нашего рассмотрения. В качестве введения заметьте интересную черту структуры Мебиуса – ее асимметричность.

В отличие от цилиндрического кольца, поверхность Мебиуса имеет определенную ориентацию в пространстве. То есть она может быть правой или левой в зависимости от направления ее скручивания. Если обе – правую и левую – поверхности Мебиуса склеить вместе, получается топологическая поверхность, называемая бутылкой Клейна.

Бутылка Клейна (рис.3) имеет то же качество ассиметричной односторонности, как и двумерная структура Мебиуса, но находится в дополнительном измерении (Розен 1975, 1980, 1988). Заметьте, что невозможно построить правильную физическую модель этой бутылки. Т.е. правая и левая ленты Мебиуса не могут быть поставлены одна на другую в трехмерном пространстве без разрыва поверхностей. Эта невозможность объективировать бутылку Клейна в трехмерном пространстве происходит из того факта, что эта бутылка требует включения четвертого измерения.

Существует другой, но математически эквивалентный способ описать создание бутылки Клейна, который будет более последовательным. Здесь снова понадобится сравнение.

Оба ряда на рис.6 изображают усиливающееся сворачивание трубкообразной поверхности, которая вначале является открытой с концов. В верхнем ряду трубка сворачивается обычным образом в трехмерном пространстве, производя форму, известную как тор (аналог цилиндрического кольца в более высоком измерении). В отличие от этого, последний круг в нижнем ряду накладывается изнутри трубки, требуя прохождения ее через саму себя. Это приводит к образованию бутылки Клейна. Несомненно, если эту структуру разделить пополам, мы получим ленты Мебиуса, закрученные в противоположные стороны. Но в трехмерном пространстве твердая структура не может пройти сквозь себя, не сделав дыру в своей поверхности, что делает эту топологическую модель несовершенной. Так что конструкция бутылки Клейна не может быть осуществлена, если мы ограничены тремя измерениями нашей обычной внешней объективной реальности.

Математики понимают, что форма, пересекающая саму себя без образования дыры возможна, если внести  дополнительное измерение. Это мнение иллюстрировано Ракером (1977).  Он просит представить существ, населяющих ленту Мебиуса. Он показывает, что поскольку физическая, т.е. переживаемая как внешняя, реальность этих существ ограничена двумя измерениями, то если они попытаются создать структуру Мебиуса, они должны будут сделать дыру в поверхности. Конечно, такая проблема не возникнет у нас, имеющих три внешних измерения. Для нас является проблемой создать бутылку Клейна, что требует четвертого измерения. И если попытаться это сделать, то мы не найдем того четвертого измерения «вокруг нас», в котором можно выполнить эту операцию.

Теперь мы готовы исследовать отличия стандартной математической интерпретации бутылки Клейна от современного алхимического подхода. Суть отличия заключается в том, что если обычная математика отражает расщепление между психикой и природой, то целью алхимии является преодоление этого расщепления. В обычном подходе субъективность психики отрицается, и внимание ограничивается математическим объектом. Если объект требует три или меньше измерений (как в случае цилиндрического кольца, ленты Мебиуса и тора), «реальная, т.е. воспринимаемая модель объекта может быть придумана; если объект не может быть размещен в трехмерном пространстве, то объективную реальность экстраполируют с помощью абстрактного воображения, в котором допускаются дополнительные измерения». С этой точки зрения, для создания бутылки Клейна требуется четвертое измерение, которое остается внешним измерением, несмотря на его воображаемую природу. И бутылка Клейна признается в качестве воображаемого объекта. Следовательно, конкретизируется ли математический объект или постигается через абстракцию, обычная математика всегда направлена вовне, на внешний объект. Она может включать воображаемые операции, но никогда не придает им первостепенного значения.

Алхимический подход к бутылке Клейна будет иным.  Взглянем на его  отличия с исторической перспективы.

Известно, что древняя средневековая алхимия не делала категорического разделения между психологической и физической сферами человеческого опыта, а оперировала в «промежуточной» области. Этот гибридный способ понимания был преимущественно дорациональным, то есть предполагал отсутствие различений между природой и психикой, невозможность четкого разделения. Именно в этом смысле «физическое и психическое были смешаны в неразделимом единстве» (Юнг 1944, пар.394). Именно это смешение было отражено в старой алхимической метафоре  закупоривания духа Меркурия в бутылке.

По-видимому, алхимия предвидела, что необходимо для подхода к этой проблеме: изготовление герметического сосуда из стекла, т.е. дальнейшее очищение интеллекта. Как можно прийти к этому unio mentalis? Благодаря революции в мышлении, которая произошла в эпоху Ренессанса, и соответствующему росту научного рационализма и современной математики. Как недавно документально показал Берман (1989), алхимики были первыми современными учеными. С его точки зрения, можно считать, что научный проект продолжал программу алхимии, а не отменял ее. Но начальные вещи должны были быть в начале. Хотя природа и психика объединились бы снова в конце, сначала нужно выполнить процесс герметической изоляции, о котором алхимик Джеральд Дорн сказал: «Только то, что разделено, можно соединить» (Юнг 1955-56, пар.673). В сущности, это означает такое разделение природы и психики, что прежняя воплощенная психика, которая находилась прямо в природе, стала объективным научным умом, наблюдающим природу «извне», т.е. на расстоянии, отрицая в этом процессе свое изначальное происхождение. Таким образом, начиная с Ренессанса и в последующие столетия, индивидуальное сознание удалилось от своего конкретного источника, проецировалось на внешний мир – мир, видимый теперь с дистанции объективного наблюдателя. Наука, ориентированная теперь на эту задачу разделения, полностью утратила унитарный аспект своей активности, который был очевиден в ее начале.

Но теперь, в XX веке, задача науки – достижение той точки, в которой преодолевается позиция объективированной природы, наблюдаемой на расстоянии абстрактной психикой, и готовится воссоединение природы и психики. Таково было юнговское прочтение современной физики. В какой специфической форме, соответствующей нашему современному контексту, проявится интеграция природы и психики? Я считаю, что это произойдет в интеграции измерений. Т.е. природа измерения, связанная с объективированным трехмерным пространством, интегрируется с четвертым измерением. Последнее не является измерением, которое просто находится перед нами во внешнем пространстве, как в стандартном математическом подходе. Скорее, природа проявится во внутреннем измерении, которое заключено внутри нас и включает наши мысли, чувства, ощущения и интуицию – всю нашу субъективность. Это произойдет через соединение внешнего и внутреннего измерения, и эта новая алхимия будет изображать свадьбу природы и психики.

И снова встает вопрос правильно сконструированного алхимического сосуда. Эта бутылка должна быть герметически запечатана - как закрыта, так и открыта. Внешняя поверхность сосуда должна быть выполнена таким образом, что лежащее внутри остается свободным – будучи не просто отделенным от поверхности сосуда, а интегрированным с ней, производя таким образом бутылку экстатической уроборической вывернутой природы («снаружи вовнутрь и изнутри наружу» (Юнг 1944, пар.167)). Очевидно, соединенные стороны этого совершенного сосуда не будут сторонами некоторого объекта внешнего космоса - объекта, наблюдаемого субъектом, который остается отстраненным от него. Объективность и субъективность сами являются этими сторонами, которые переходят друг в друга.

Что понимает современный алхимик, и что не мог понять древний алхимик – так это то, что слияние объективной и субъективной сторон дает взаимопроникновение экстенсивной внешней трехмерности и четвертого интенсивного внутреннего измерения. Подобным образом совпадение противоположностей представлено в односторонней бутылке Клейна, понимаемой  в свете алхимии. Мы видели, что эта бутылка имеет объективную сторону  (модель, которую можно пощупать в трехмерном пространстве), но мы также понимали, что ее нельзя просто объективировать как фигуру тора, ее конструкция в трехмерном пространстве невозможна. Вот почему бутылка Клейна проникает в себя, когда ограничена тремя измерениями, и это проникновение возможно только посредством разрушения. Мы также обнаружили, что необходимо введение четвертого измерения. Если интерпретировать это измерение алхимически как внутреннее измерение психики, бутылка Клейна становится современным аналогом герметического сосуда (сравните рис. 2а и 2b и рис.5 и 6). Новое воплощение этой бутылки, созданное из «совершенного» стекла, благодаря зрелой и высокодифференцированной математике измерений, может экстатически содержать «меркурианское вино», что с прежней бутылкой было неосуществимо. Когда две стороны бутылки Клейна соединяются, они не спутываются и не теряют своих различий (как было с двумя сторонами ленты Мебиуса). Посредством бутылки Клейна внешнее и  внутреннее – природа и психика – отделяются друг от друга таким образом, что парадоксально полностью сцепляются.

Подчеркну, что бутылка Клейна как герметический сосуд отделяет внешнее от внутреннего герметично, т.е. противоположные стороны более полно дифференцированы, чем в обычной структуре. Я имею в виду, что обычное пост-Ренессансное разделение на объект и субъект не является полным разделением. Если мы смотрим на объект обычным образом, то считаем, что он завершен внутри самого себя (самодостаточен или автономен), пренебрегая нашей собственной субъективной ролью в этом процессе. В XX веке эту установку стали называть «наивным реализмом». И в современной науке, особенно в теоретической физике, и в современной философии (феноменологии Гуссерля, Хайдеггера и Мерло-Понти) наблюдатель и наблюдаемое явление так тесно связаны, что, в сущности, неотделимы.  Это делает наивным представление, что наблюдаемый объект находится просто «снаружи», автономно от наблюдающего субъекта. Если  предполагать отдельность, которой на самом деле не существует и которая не может быть реализована, то процесс истинного отделения затрудняется.

Эта идея хорошо описана в юнговской концепции индивидуации. С юнгианской точки зрения, цель развития – сделать бессознательное сознательным, преодолеть защитное отрицание и путаницу в отношении себя и двигаться к полноценному самопознанию. То, что индивидуум сознательно не понимает о себе, становится бессознательным в дефицитарной и недифференцированной форме. Здесь самым главным препятствием для индивидуации является наше ошибочное видение: мы неверно воспринимаем себя как изолированных самодостаточных индивидуумов. Для Юнга, как и для алхимии в целом, завершение развития индивидуальности возможно, только если признать полностью нашу глубинную взаимосвязь с другими, с природой, с космосом в целом. Таким образом, индивидуация означает полную интеграцию. Если конвенциональный дуализм пост-Ренессансного видения не достигает ни одной из этих целей, то новая алхимия достигает обоих.

Именно эта тщательная дифференциация и  интеграция субъекта и объекта обретается в «новом алхимическом сосуде», воплощающем взаимопроникновение экстенсивного и интенсивного измерения бутылки Клейна. Без регрессивного приравнивания каждая сторона этой бутылки выражается как другая сторона и таким образом выражает свою индивидуальность более истинно и полно, чем конвенциональная структура типа тора, которая остается в дуалистическом «разделении субъекта и объекта», не позволяя увидеть их скрытую связь. Проявляя точную истину того, чем они являются, эти стороны бутылки Клейна полностью индивидуированы. Каждая сторона является другой стороной и одновременно - полностью самой собой, полностью дифференцированной от другой стороны. Благодаря этому второму качеству бутылку Клейна можно назвать герметически запечатанной. 

Будет уместным завершить эту статью описанием общей природы той работы, которая здесь проделана. Это в первую очередь интеллектуальная работа. Если описанная идентификация старого герметического сосуда с бутылкой Клейна помогла передать unio mentalis, сама по себе она, конечно, не охватывает весь алхимический опус, так как существует более глубокий порядок психики, чем интеллект, более плотный «слой» субъективного измерения, который нужно учитывать (образы, чувства, ощущения и т.п.). В этой связи вспомним мнение Юнга, что за пределами интеллектуального развития алхимия видит дополнительные «дистилляции». Процитируем его:

Вторая стадия конъюнкции – воссоединение unio mentalis с телом – особенно важна, так как только отсюда может быть достигнута полная конъюнкция… Вторая стадия конъюнкции, следовательно, состоит в создании реальности конкретного воплощенного человека, который постиг бы абстрактное знание этой парадоксальной целостности (Юнг 1955-56, пар. 679).

 

Что это означает в отношении герметического сосуда клейнианского типа, в котором может быть выполнена алхимическая трансформация? Я считаю, что алхимик должен не только думать о  парадоксальном слиянии природы и психики на манер бутылки Клейна,  но этот способ мышления «изнутри наружу» должен в конце концов стать чувственным ощущением и интуицией.

Бутылка Клейна может быть понята как «объект», придающий контур нашей субъективности; «физическое явление», передающее точное качество психики. Соответственно, этот сосуд можно правильно создать, заполнив его дыру, только выйдя из него в нашу внутреннюю глубину, в дыру внутри нас самих. Это единственный способ запечатать бутылку Клейна «герметично». Сама форма и природа этого «объекта» Клейна как будто приглашает это «субъективное» движение, эту самотранстмутацию. Конечно, мы можем отклонить это приглашение, и тогда бутылка Клейна не будет иметь «дополнительного измерения», необходимого для выражения ее «изнутри-наружу природы». И как следствие, она останется неполной моделью, просто внешней по отношению к нам.

 

Послесловие об архетипах

 

С юнгианской точки зрения, можно считать бутылку Клейна герметическим сосудом, имеющим корни в архетипе. Фон-Франц (1975) вспоминала, что ближе к концу жизни Юнг видел необходимость в открытии более универсальных архетипов, относящихся к математике. Фон-Франц сама выполнила эту работу после смерти Юнга и опубликовала книгу «Число и время» (1974). Число в ней интерпретируется как качество и считается первичным или организующим принципом unus mundus или скрытого континуума, из которого возникают остальные архетипы.  Из последующих комментариев фон-Франс ясно, что целью ее усилий было продвинуться к финальной цели Юнга – интеграции природы и психики (1975).

Со своей стороны, я считаю, что если архетипы выражают глубинное единство природы и психики, то самый мощный из них должен выходить за простые непрямые или символические формы выражения этого единства, к его непосредственному полностью сознательному воплощению. Менее мощный архетип может хорошо символически указывать на это единство, но способом, который сохраняет разделение природы и психики, так как это расщепление между архетипом как сознательным психическим образом и архетипом как бессознательным транспсихическим психоидным потенциалом будет сохраняться (последний считается полностью непредставимым, см. Юнг 1980, пар.840). В отличие от этого, я считаю, что бутылка Клейна в своей четырехмерной реализации не будет ни психическим образом, ни материальным объектом, ни даже линейной комбинацией их обоих, но будет ими двумя одновременно – буквальным слиянием природы и психики, дающим герметически дифференцированное выражение алхимической «промежуточной области тонких тел» (Юнг 1944, пар.394).

 

 

© Л. Хегай, перевод с англ., 2007



Рис.1. Уроборос.
 


Рис. 2a. Двойной пеликан.




Рис. 2b. Пеликан как сосуд и как птица.


 

Рис. 3. Circular distillation.


Рис. 4а. Цилиндрическое кольцо.

Рис. 4b. Кольцо Мебиуса.

Рис 5. Бутылка Клейна.

Рис.6. Конструкции тора (верхний ряд) и бутылки Клейна (нижний ряд).