Некоторые аспекты материнского и отцовского комплекса в «Преступлении и наказании»

Лосева Мария
Некоторые аспекты материнского и отцовского комплекса в «Преступлении и наказании»

Мария Лосева



Литература, изучаемая в школе, возможно, наиболее важное культурное пространство, в которое каждый погружается еще в детстве и остается там навсегда. Через нее осуществляется связь поколений, потому что Пушкина, Гоголя и Толстого проходили в школе бабушки и дедушки и будут проходить внуки и правнуки. В этом плане школьная литература  – что-то вроде культурной инициации, обязательное испытание, через которое проходят все, чтобы повзрослеть. Там рассказываются именно те истории, которые разыгрываются в наших семьях, те события, которые регулярно воспроизводятся в нашем обществе, там же рецепты спасения и предсказание будущего. К тому же классики литературы знали все до нас и лучше нас: «Пушкин гениально предвидел…», «Лев Николаевич (по имени-отчеству – родной же) в таких случаях любил повторять…», «Антон Палыч Чехов однажды заметил…» и т.д. Они – наши духовные родители, пророки, культурные герои («наше все», «великий русский бытописатель», «выдающийся классик»), написавшие «энциклопедию русской жизни», «великое Пятикнижие» и т.д.
Предмет нашего исследования – подспудная, архетипическая история внутрисемейных отношений одного из самых популярных героев «великого Пятикнижия» Достоевского.
Литературный образ можно представить как барельеф, где фигура словно рождается из материи, в которой заключено все, но форма становится видимой лишь в одеяниях художественной конкретности. Схематичность сказочных героев,  скрытая в каждом художественном образе, обретает глубокий смысл в ощущении энергетики архетипа, когда обычная старуха вызывает неожиданно страстное чувство гнева, а перед проституткой  кидаются на колени. По словам Дж.Холлиса,  «…художник, обращаясь к той или иной теме, обязательно активизирует бессознательное, глубинные структуры формируют и одушевляют материал вне сознательного контроля» (Дж.Холлис. В поисках божественной обители: Роль мифа в современной жизни. М.: Класс. 2008 г. с.37).
Наше исследование – «блуждание» по тексту «Преступления и наказания» с целью соприкосновения с архетипическими образами, являющимися движущей силой сюжета.
К кому обращены роковые вопросы Раскольникова про «тварь дрожащую» и Наполеона? Ради кого он проверяет себя, совершая чудовищное преступление? Кому  доказывает, что «право имеет»?
Все делается ради внутренней женщины, одновременно прекрасной и чудовищной, чьи черты герой узнает в разных женских образах. В первую очередь это мать, требующая быть великим героем, чтобы оказывать ей поддержку и помощь, но одновременно  желающая уничтожить, унизить, поглотить. Чем ближе к психотическому состояние Раскольникова, тем яснее ощущается близость архетипа: «…он в последнее время, хоть и всегда почти был один, никак не мог почувствовать, что он один. (…) чем уединеннее было место, тем сильнее он сознавал как будто чье-то близкое и тревожное присутствие, не то чтобы страшное, а как-то уж очень досаждающее (…)» (с.413; цитаты приводятся по изданию: Ф.Достоевский.  Преступление и наказание. Роман в шести частях с эпилогом. М.: Художественная литература, 1970 г.)
Архетип Великой Матери представлен в романе намного шире и богаче, чем архетип Отца; главный герой романа – нарциссическая личность, невыросший ребенок, для которого актуальны богатые и разнообразные отношения с фигурой Матери. В романе наиболее отчетливо представлены следующие аспекты материнского комплекса: ведьма, святая, кормящая мать (ипостаси «блудница» и «роковая женщина» менее актуальны).
 
Реальная мать

То немногое, что собрано о матери Раскольникова на страницах романа, создает весьма неоднозначной образ: «Пульхерия Александровна была чувствительна, впрочем, не до приторности, робка и уступчива, но до известной черты: она многое могла уступить, на многое могла согласиться, даже из того, что противоречило ее убеждению, но всегда была такая черта честности, правил и крайних убеждений, за которую никакие обстоятельства не могли заставит ее переступить» (с.206)
О Пульхерии Александровне известно, что со своим мужем она была несчастна: «…еще когда мы с отцом жили и бедовали, ты утешал нас одним уже тем, что был с нами, а как я похоронила отца, - то сколько раз мы, обнявшись с тобой вот так, как теперь на могилке его плакали» (с.480)(обращено к Родиону). Из-за чего  «бедовали», неизвестно, но, судя по всему, имели место неудачливость и слабость отца: «Покойник отец твой два раза отсылал в журналы – сначала стихи (…), а потом уж и целую повесть (я сама попросила, чтоб он дал мне переписать), и уж как молились мы оба, чтобы приняли, - не приняли!» (с.478)
Овдовев, Пульхерия Александровна получает пенсион в 120 рублей в год, живет с дочерью очень скудно и еще из этих денег высылает в Петербург сыну. На Родю, первенца, мать возлагает надежды, что он все поправит. Эти ожидания сильнейшим образом воздействуют на Раскольникова, нагружают его виной.
По нашим наблюдениям, Пульхерия Раскольникова – мастерица двойных посланий. Во всем звучит ее недоверие тому  мужскому, что заставило ее страдать и мучиться, «бедовать» в жизни (фигура сильного отца в психике матери не представлена). 
В самом начале Раскольников получает от нее письмо, которое нагружает его виной. Ему не под силу нести ответственность за двух женщин. Чувство вины перед ними, брошенными на произвол судьбы, роднит его с Мармеладовым. Они отлично понимают друг друга, и Раскольников от души жалеет его семью, идентифицируясь с пьющим чиновником.
Иван Ермаков отмечает, что «…чувство вины существовало у Раскольникова значительно раньше убийства, и вина, которую должен был почувствовать Раскольников, вовсе не была обусловлена преступлением, наоборот, он совершил преступление благодаря постоянному, тягостному чувству вины (…)» (с.426, глава «Достоевский. Исповедь в творчестве»; далее цит. по: Ермаков И.Д. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоевский. М.: Новое литературное обозрение, 1999 (сер. Филологическое наследие)).
При получении письма: «Он медлил; даже как будто боялся чего-то» (с.55). Правильно боялся. Мать пишет совсем не то, что чувствует, прикрываясь «старушечьей» наивностью: «…ты один у нас, у меня и у Дуни, ты наше все, вся надежда и все упование наше. Что было со мной, когда я узнала, что ты уже несколько месяцев оставил университет, за неимением чем содержать себя, и что уроки и прочие средства твои прекратились!» (с.55) (мы рассчитывали на тебя, а ты не оправдал ожиданий). Дальше речь идет о расчетах – как выгадать, чтобы помочь ему. Потом мать «хвалится фортуной» - излагает историю о том, как сестра, чтобы заработать денег для брата, нанялась к Свидригайловым, и что из этого вышло.
«Если бы я написала тебе всю правду, то ты, пожалуй бы, все бросил и хоть пешком, а пришел бы к нам, потому я и характер и чувства твои знаю, и ты бы не дал в обиду сестру свою» (с.56) (именно так ты и должен был поступить).
«Подумай теперь, что могла я тебе написать в письме, в ответ на твое, полученное мною два месяца назад, и о чем писать? Сама я была в отчаянии; правду написать тебе не смела, потому что ты очень бы был несчастлив, огорчен и возмущен, да и что мог бы ты сделать? Пожалуй, еще себя погубить, да и Дунечка запрещала (…)» (с.57) (обошлись своими силами, а тебя за неучастие наказали тем, что не отвечали долго на твое письмо; ты ничем не можешь нам помочь, а Дуня главнее тебя) (а начнешь чего-нибудь делать – еще себя погубишь чего доброго).
Замечательная своей двойственностью характеристика Лужина: «…ему уже сорок пять лет, но он довольно приятной наружности и еще может нравиться женщинам, немного только угрюмый и как бы высокомерный. Да и предупреждаю тебя, милый Родя, как увидишься с ним в Петербурге (…), то не суди быстро и пылко, как это свойственно тебе (…) чтобы обознать какого бы то ни было человека, нужно относиться к нему постепенно и осторожно, чтобы не впасть в ошибку и предубеждение, которые весьма трудно после исправить и загладить» (с.59-60) (ты неспособен правильно судить о людях, я тебя научу).
«Молишься ли ты Богу, Родя, по-прежнему и веришь ли в благость творца и искупителя нашего? Боюсь я, в сердце своем, не посетило ли и тебя новейшее модное безверие? Если так, то я за тебя молюсь» (с.63) (с тебя станется попасть под дурное влияние, но я тебя спасу).
«Письмо матери его измучило» (с.64) Еще бы!
Отчасти именно оно  провоцирует Родиона на убийство, которое бессознательно планировалось как беспроигрышный способ «себя погубить». «Себя погубишь» - звучит не один раз. Пульхерия Александровна - любительница поговорить о гибели (неспроста любые паузы она заполняет сообщением о смерти Марфы Петровны, не считаясь с тем, что слушатели не знают о ее существовании).
Узнав от Настасьи, что Родион убежал от доктора в белой горячке, она проводит аналогию: «Мне как раз представилось, как трагически погиб поручик Потанчиков, наш знакомый, друг твоего отца, - ты его не помнишь, Родя, - тоже в белой горячке и таким же образом выбежал и на дворе в колодезь упал, на другой только день могли вытащить» (с.224) (и ты мог бы глупо погибнуть).
Одной фразой многое сообщается об отце Родиона и Дуни: что ж такое он был, если у него такие друзья, как поручик Потанчиков? Подобные знакомые есть и у Роди: бывший чиновник Мармеладов.
            Раскольников сообщает, что все деньги матери и сестры отдал Мармеладовым:
«Полно, Родя, я уверена, все, что ты делаешь, все прекрасно! – сказала обрадованная мать.
- Не будьте уверены, - ответил он, скривив рот в улыбку» (с.226) (Родион сопротивляется тому, что мать предъявляет требования, превышающие его возможности. Он не может все делать прекрасно).
            «Какая у тебя дурная квартира, Родя, точно гроб (…) я уверена, что ты наполовину от квартиры стал такой меланхолик» (с.229) (в такой квартире погибнешь).
            (Потом он повторяет Соне материнское наблюдение: «А знаешь ли, Соня, что низкие потолки и тесные комнаты ум и душу теснят!» (с.393))
            Реакция на Соню: «Пульхерия Александровна взглянула на Соню и слегка прищурилась. Несмотря на свое замешательство перед настойчивым и вызывающим взглядом Роди, она никак не могла отказать себе в этом удовольствии» (с.235)
В романе неоднократно упоминается, что Раскольников ощущает гнев по отношению к матери и сестре: «Заочно, кажется, так ведь любил их», промелькнуло в его голове (с.220); «Мать, сестра, как любил я их! Отчего теперь я их ненавижу? Да я их ненавижу, физически ненавижу, подле себя не могу выносить (…)» (с.269))
Невозможность расстаться с надеждами – рефрен последнего прощания матери с Родионом. Пульхерия Александровна с восторгом читает его статью, цепляясь за единственное свидетельство величия ее сына: «…как я ни глупа, но все-таки я могу судить, что ты весьма скоро будешь одним из первых людей, если не самым первым в нашем ученом мире. И смели они про тебя думать, что ты помешался. Ха-ха-ха! Ты не знаешь – ведь они это думали! (…) Я, Родя, дней шесть-семь убивалась, смотря на твое платье, как ты живешь, что ешь и в чем ходишь. А теперь вижу, что опять-таки глупа была, потому захочешь, все теперь себе сразу достанешь, умом и талантом. Это ты покамест, значит, не хочешь теперь и гораздо важнейшими делами занимаешься…» (с.477-478) (требование – быть одним из первых людей, не меньше).
После этого монолога плотина между матерью и сыном частично прорывается, но лишь на время. Конечно, Пульхерия Раскольникова с самого начала чувствовала, что пришел «час роковой»… В эпилоге выясняется, что знания правды мать не выдерживала и имела защитную историю о том, что «у Роди много весьма сильных врагов, так что ему надо даже скрываться» (с.497).
Уже в болезни Пульхерия Александровна вдруг объявила, что «скоро должен прибыть Родя, что она помнит, как он, прощаясь с нею, сам упоминал, что именно чрез девять месяцев надо ожидать его» (с.499) Как будто у нее возникла бессознательная мысль о рождении нового Роди взамен того, который не оправдал ее ожиданий.
Раскольников расщепленно воспринимает Пульхерию Александровну. Он ее идеализирует, винит себя, что живет на ее деньги, что не может одним махом сделать ее счастливой, вынашивает план, как ему это сделать. Она - «чувствительна, робка и уступчива» (см. цитата, с которой начинается главка) – такова идеальная женщина Раскольникова. Ей он и доказывает, что он особенный, «право имеет», ради нее хочет осчастливить человечество.  
Негативные черты матери – завышенные требования, властность, стремление контролировать, унижение мужского (вспомним, как она радостно помогает дочери прогнать Лужина – «Чтой-то вы уж совсем нас во власть свою берете, Петр Петрович» (с.293)) Раскольников отказывается в ней признавать, он их проецирует на других.
На кого же?
 
Ведьма

Основная проекция достается коллежской регистраторше Алене Ивановне, которая живет совершенно обычной жизнью вдовой чиновницы со своей сводной сестрой-мещанкой, ничем не отличаясь от сотен тысяч женщин своего сословия, которые вынуждены заняться каким-то делом, приносящим дополнительный доход.
«Это была крошечная, сухая старушонка, лет шестидесяти, с вострыми и злыми глазками, с маленьким вострым носом и простоволосая. Белобрысые, мало поседевшие волосы ее были жирно смазаны маслом. На ее тонкой и длинной шее, похожей на куриную ногу, было наверчено какое-то фланелевое тряпье, а на плечах, несмотря на жару, болталась вся истрепанная и пожелтелая меховая кацавейка. Старушонка поминутно кашляла и кряхтела» (с.34) Известно, что ведьмы принимают облик животных: в первом сне Раскольникова Миколка топором забивает лошадь. На символическом уровне ведьма бессмертна: под лошадь попадает чиновник Мармеладов; во втором сне Раскольников снова убивает старуху топором, но она лишь хохочет. Образ  старухи-чиновницы как ведьмы в «Преступлении и наказании» неоднократно исследовался (см. Ю.М.Лотман «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала Х1Х века),  как и ее литературные предшественницы  (напр., Германн и старая графиня в «Пиковой даме»).
Огромное впечатление производит на Раскольникова рассказ студента, который  эмоционально описывает, как Алена Ивановна жестоко унижает тех, кто приносит ей заклады и как издевается над сводной сестрой: «…Богата как жид, может сразу пять тысяч выдать, а и рублевым закладом не брезгает. Наших много у ней перебывало. Только стерва ужасная (…), злая, капризная, что стоит только одним днем просрочить заклад, и пропала вещь. Дает вчетверо меньше, чем стоит вещь, а процентов по пяти и даже по семи берет в месяц и т. д. Студент разболтался и сообщил, кроме того, что у старухи есть сестра, Лизавета, которую она, такая маленькая и гаденькая, бьет поминутно и держит в совершенном порабощении, как маленького ребенка, тогда как Лизавета, по крайней мере, восьми вершков росту... (…)» (с.85).
Процентщица Алена Ивановна вызывает у Раскольникова «непреодолимое отвращение» и до конца романа он так и не соглашается признать в ней человека, она для него - «вошь»,  воплощенный сгусток негативного материнского комплекса.  Против нее он обращает свой нарциссический гнев.
Параллельно в романе существует еще более страшная ведьма (тоже умершая не своей смертью) - домашняя тиранка Марфа Петровна Свидригайлова. Марфу Петровну и Алену Ивановну объединяет то, что обе "чужую жизнь заедают", но Алена Ивановна ограничивается мучительством безответной Лизаветы, а у Марфы Петровны более высокие запросы.
В рассказах Свидригайлова явственно проступают ее ведьминские черты: «…она была значительно старше меня, кроме того постоянно носила во рту какую-то гвоздичку» (с.441). Гвоздичка, скорее всего, против заразы и дурного запаха, но это и о знании волшебных свойств растений. Кроме того, она «…мастерица гадать была» (с.278) и являлась Аркадию Ивановичу в галлюцинациях («посещать изволит»), продолжая с того света контролировать его –  то напомнит, что забыл завести часы в столовой, то сообщит свое мнение о выборе невесты (с.278-279).
В свое время Марфа Петровна выкупила Свидригайлова из тюрьмы, предварительно поторговавшись. Таким образом, у нее образовалось ценное вложение – муж: «Сочетались мы с ней законным браком, и увезла она меня тотчас же к себе в деревню, как какое сокровище» (с.276) (напоминает «Бесприданницу»: «…я – вещь, а не человек. Наконец слово для меня найдено (…)»). Сохранность Свидригайлова обеспечивается документом: «всю-то жизнь документ против меня, на чужое имя, в этих тридцати тысячах держала, так что задумай я в чем-нибудь взбунтоваться, - тотчас же в капкан!» (с.276)
Более того – у четы Свидригайловых имелся контракт, помогающий Марфе Петровне контролировать все сферы жизни супруга, включая его чувства: «без ее позволения не отлучусь никуда; третье, постоянной любовницы не заведу никогда; четвертое. За это Марфа Петровна позволяет мне приглянуть иногда на сенных девушек (…) шестое. Если на случай, чего Боже сохрани, меня посетит какая-нибудь страсть, большая и серьезная, то я должен открыться Марфе Петровне» (с.441).
Поскольку «большая и серьезная» страсть никак не посещала в неволе Аркадия Ивановича, Марфа Петровна подыскала в дом «гувернантку» - Дуню Раскольникову. Сначала сама в нее влюбилась, без сомнения, провоцируя Свидригайлова. Наконец, началось интересное: застав объяснение Свидригайлова с Дуней, она ударила Дуню и отправила ее домой на непокрытой мужицкой телеге под дождем, да еще «разнесла всю историю в короткое время не только в городе, но и по уезду» (с.57-56). Выяснив, что Дуня не виновата, Марфа Петровна отправилась обелять ее репутацию - читать вслух ее письмо по всем домам, где раньше ее порочила.
Алене Ивановне далеко до продвинутой ведьмы-пиарщицы, чье любимое удовольствие – властвовать над уездными, умами, создавать и портить репутации,  играть судьбами людей. Следующий ход - брак Дуни с Лужиным, интрига, заботливо выстроенная Марфой Петровной, прелюбопытнейший спектакль, который она не смогла досмотреть до конца. Мы же легко можем предположить, чем это могло бы закончиться.
Ведьма – и сама Дуня Раскольникова: «Авдотья Романовна была замечательно хороша собою – высокая, удивительно стройная, сильная, самоуверенная, - что высказывалось во всяком жесте ее (…)» (с.205) «…нижняя же губка, свежая и алая, чуть-чуть выдавалась вперед, вместе с подбородком, - единственная неправильность в этом прекрасном лице, но придававшая ему особенную характерность и, между прочим, как будто надменность» (с.206)  В ее духе все решать  за себя и за других, запрещать («Дунечка запрещала» (писать о происшествии) (с.57)), обманывать  («Мы тебя тогда обманули, написали, что это из скопленных Дунечкиных прежних денег» (с.56) («…ты знаешь Дуню, как она умна и с каким твердым характером» (с.57). У нее присутствуют все признаки одержимости анимусом, она жаждет власти и контроля над мужчинами. Основной объект ее притязаний – старший брат. Она и внешне с ним идентифицируется – речь не только о физическом сходстве, но и об общих привычках: «Дунечка, ты тоже вспыльчива» (с.199) «Авдотья Романовна хоть и не пугливого была характера (…)»(с.201) «Она тоже имела обыкновение не дослушивать, что говорят» (с.215) Сходство с братом отмечает внимательный Разумихин:  «…вы сами ужасно как похожи на вашего брата,  даже во всем!» (с.215)
В дом Свидригайловых Дуня устраивается с целью взять сто рублей под будущий заработок и послать их Роде (который, кстати, не просил об этом). Там обнаруживается еще один объект для поглощения – Аркадий Иванович, которого можно перевоспитать - «спасти, и образумить, и воскресить» (с.443). Весьма характерно, что Дуня берет у него уроки стрельбы – вот чему она хочет научиться в жизни. Апофеоз их отношений –  сцена между Дуней и Свидригайловым, когда она стреляет в него из револьвера Марфы Петровны. «Не твой револьвер, а Марфы Петровны, которую ты убил, злодей! У тебя ничего не было своего в ее доме. (…) Смей шагнуть хоть один шаг, и, клянусь, я убью тебя!» (с.462) (револьвер, кстати, она «взяла» из дома Марфы Петровны – иначе говоря, украла).
Марфа Петровна немедленно признала в ней «младшую сестру» (параллель - Алена Ивановна – Лизавета) и принялась с ней активно взаимодействовать. Что мог бы принести ее брак с таким человеком, как Петр Петрович Лужин?
Лужин мечтал взять в жены девушку «непременно такую, которая уже испытала бедственное положение» (с.60). Надворный советник надеется на кроткую девушку, которую он будет мучить в свое удовольствие (надо думать, остроумная Марфа Петровна таковой ему Дуню и представила). Он не предполагает, на кого нарвался. Авдотью Романовну привлекает в нем то, что он «деловой и рациональный человек, (…) имеющий свой капитал» (с.64) и собирается открыть свою контору в Петербурге. Об этом браке  Дуня говорит, что  «…многое может перенести под условием если дальнейшие отношения будут честные и справедливые» (с.60), а справедливость для нее – это возможность по своему усмотрению пользоваться его деньгами. Пульхерия Александровна пишет сыну: Лужин «поможет нам способствовать тебе деньгами, пока ты в университете (…), тем скорее, что ты сам можешь стать его правою рукой по конторе и получать эту помощь не в виде благодеяния, а в виде заслуженного тобой жалования (с.61-62). (Лужин не в курсе этих планов).
 Трудно представить, чтобы Дунечка, сумевшая выстрелить в Свидригайлова, позволила бы себя мучить. Скорее, вышло бы наоборот.
Возможно, бывший титулярный советник Мармеладов,  женясь на несчастной Катерине Ивановне, когда она «осталась в такой нищете безнадежной», «в уезде далеком и зверском» (с.43), имел в виду, что будет получать хоть какое-то удовольствие от ее благодарности. А получилось: «Колодник! Изверг!.. А где деньги? Что у тебя в кармане, показывай!»» (с.51) (Кстати, Катерина Ивановна и Авдотья Романовна похожи внешне и по темпераменту, например, обе - любительницы ходить взад-вперед по комнате. Отдельно о ведьме Катерине Ивановне распространяться не будем).
Легко представить, как надворный советник Лужин спивается под приглядом Дунечки (кстати, согласно Табелю о рангах Мармеладов и Лужин отстоят друг от друга всего лишь на один класс: надворный советник – седьмой класс, титулярный советник – девятый класс, между ними - коллежский асессор). Послушаем, как Дуня разговаривает: «Это деспотизм, это насилие! (…) Я еще никого не зарезала!» (с.231) «А Петр Петрович негодный сплетник» (с.238) «Если Родя вас оскорбил, он должен и будет просить у вас извинения» (с.290) «…я беру на себя роль судьи» (с.291) «Петр Петрович, подите вон!» (с.294)
Подозрительна готовность Авдотьи Романовны к браку с Разумихиным: вместо объяснений в любви  обсуждается, как они сложат свои капиталы и займутся книгоизданием. В эпилоге – «…оба твердо рассчитывали через пять лет наверное переселиться в Сибирь. До той же поры надеялись там на Соню…» (с.499). Жизни без близости к Роде Дуня не представляет, она жаждет быть рядом, помогать, быть в курсе его интересов. Можно представить себе, как они будут жить вчетвером на берегу Иртыша…
 
Святая

В привязанностях Раскольникова нет ничего сексуального. Он любит маленьких и слабых, больных, безответных, мизераблей, детей и тех, кто обладает детскими чертами. Он и сам ребенок с детскими способами защит и реакций – этим и объясняется то, что большая часть героев носится с ним весь роман, словно он не убийца с топором, а мальчик с палочкой. На инцестуозных и инфантильных чувствах Раскольникова подробно останавливался И.Ермаков, говоря о любви к девушке «на основании отождествления себя с нею (благодаря кастрации – отсюда нагромождение признаков слабости для того, чтобы объект оказался особенно желанным)» (с.420)
Раскольникова глубоко трогают и поруганная девочка, и дети Мармеладовых:
 «Лизавета! Соня! Бедные, кроткие, с глазами кроткими… Милые!.. Зачем они не плачут? Зачем они не стонут?.. Они все отдают… глядят кротко и тихо…» (с.269)
Соня Мармеладова – чувствующий экстраверт - воплощает черты анимы Родиона Романыча, он безошибочно распознает ее среди прочих лиц и неизбежно приближается к ней, чтобы взвалить свой груз на ее плечи. Физическая женская красота не волнует его совсем; вот рядом портреты Сони и умершей невесты Раскольникова, дочери Прасковьи Зарницыной:
«…безответная она, и голосок у ней такой кроткий… белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое» (с.44); «…скромно и даже бедно одетая девушка, еще очень молоденькая, почти похожая на девочку, с скромной и приличною манерой, с ясным, но как будто несколько запуганным лицом» (с.233-234) «…несмотря на свои восемнадцать лет, она казалась почти еще девочкой, гораздо моложе своих лет, совсем почти ребенком (…)» (с.236) (Соня)
 «Она больная такая девочка была (…) совсем хворая; нищим любила подавать и о монастыре все мечтала, и раз залилась слезами, когда мне об этом стала говорить (…) Дурнушка такая… собой. Право, не знаю, за что я к ней тогда привязался, кажется. За то, что всегда больная… Будь она еще хромая аль горбатая, я бы, кажется, еще больше ее полюбил» (с.229) (невеста)
Отчасти чертами «святой» обладают Лизавета («Высокая, неуклюжая, робкая и смиренная девка, чуть не идиотка, тридцати пяти лет, бывшая в полном рабстве у сестры своей (…)»(с.83)) и Катерина Ивановна, последняя – своей болезненностью и абсолютной несчастностью. Обеих роднит страсть к чистоте. Катерина Ивановна постоянно скребет и моет, обмывает детей, по ночам стирает в глиняном тазу («Пол сама моет и на черном хлебе сидит, а неуважения к себе не допустит» (с.43) «не могла выносить нечистоты» (с.185)) Лизавета «держала себя чистоплотно» (с.86); подчеркивается, как чисто в квартире Алены Ивановны («Лизаветина работа!» - отмечает Раскольников).
Символическая духовная чистота этих женщин роднит их с духовной чистотой материнского, которой Раскольников восхищается и одновременно противостоит: «Труднее было более опуститься и обнеряшиться» (с.53). Его физическая жизнь – в грязи и голоде – то, что больше всего задевает его мать, которая тоже принадлежит к когорте «святых». Можно утверждать, что он «опустился и обнеряшился» назло матери.
Духовно  чистые Соня и Лизавета, которая «поминутно была беременна» (с.80), занимаются проституцией. Физическая, сексуальная любовь – Сонина профессия, а Раскольникова она любит  религиозной любовью-жалостью,  связанной с контролем и спасением ребенка (то есть с материнским комплексом) и еще с той областью духовного, где речь идет о прощении и милости. Ее отношение к убийце, да еще к убийце  близкого человека – Лизаветы, напоминает поклон старца Зосимы перед Митей Карамазовым, объясненный Фрейдом: «Старец в разговоре с Дмитрием осознает, что тот таит в себе готовность убить отца, и бросается перед ним на колени. Это не может быть выражением восхищения, а должно означать, что святой отвергает искушение презирать или гнушаться убийцей и поэтому склоняется перед ним. Симпатия Достоевского к преступнику в самом деле безмерна, она намного превосходит сострадание, на которое несчастный имеет право, и напоминает о священном трепете, с которым в древности смотрели на эпилептиков и душевнобольных. Для него преступник - почти спаситель, взявший на себя вину, которую иначе вынуждены были бы нести другие. После его преступления больше не нужно убивать, а следует быть благодарным ему, в ином случае пришлось бы убивать самому. Это не просто милосердное сострадание, речь идет об отождествлении на основе одинаковых влечений к убийству, собственно говоря, о минимально смещенном нарциссизме». (З. Фрейд. Достоевский и отцеубийство. Под ред. Р.Ф. Додельцева и К.М. Долгова, пер. Р.Ф. Додельцева; З. Фрейд. Художник и фантазирование. - М.: Республика, 1995. Цит. по сайту http://www.psyh-portret.ru/biblio/freud.htm)
Соня тоже встает на колени перед Раскольниковым, самоумоляясь до невозможность осуждать убийцу.
 
У Сони, занимающей рядом с Раскольниковым материнское место (И.Ермаков: «…Соня словно заняла место его матери, матери слабого, согрешившего ребенка, она жалеет его, как самого несчастного на свете, требующего особой любви, и она указывает, как ему поступить» (с.424)) присутствует очевидная «ведьминская» часть, которая заставляет Раскольникова периодически ее отторгать: «Чего она плачет, чего собирает меня, как мать или Дуня? Нянька будет моя!» (с.486).
 Соня способна выставлять другим рамки, хоть и корит себя за это: не захотела прочесть Мармеладову книжку («мне идти пора» (с.307)) и подарить воротнички и нарукавнички Катерине Ивановне («на что вам?» (с.307). Она расписывает Раскольникову, что конкретно он должен сделать, чтобы покаяться (выйти на перекресток, поцеловать землю), отслеживает, чтобы он дошел до конторы и не сбежал. Можно предположить, что когда Раскольников «всматривался (…) в эти кроткие голубые глаза, могущие сверкать таким огнем, таким суровым энергическим чувством, в это маленькое тело, еще дрожавшее от негодования и гнева» (с.312), то испытывал злость и раздражение. Он сразу понимает все материнское про Соню («…тут у них Соня есть, а мне самому надо» (с.52)), потому и выбирает ее для себя – она способна безвозмездно давать (привычные для него отношения).
В Сибири Соня удачно обустраивается: «…ей удалось приобресть в городе даже некоторые знакомства и покровительства (…) И так как в городе почти нет модистки, то стала во многих домах даже необходимою; не упоминала только, что через нее и Раскольников получил покровительство начальства, что ему были облегчаемы некоторые работы и прочее» (с.501). Хрупкая Соня по-своему авторитарна и не без способностей к манипуляциям.
В Сибири Раскольников мучает ее еще больше, чем в Петербурге, но каторга для того и существует, чтобы поставить человека в детскую позицию. Он «исправляется» и намерен отныне вести себя хорошо: «Он вспоминал, как он постоянно ее мучил и терзал ее сердце; вспомнил ее бледное, худенькое личико, но его почти и не мучили теперь эти воспоминания: он знал, какою бесконечной любовью искупит он теперь все ее страдания» (с.508)
 
Кормящая мать

Русская литература богата кормящими матерями, от которых больше вреда, чем пользы («Обломов»!). Если описывается еда, насыщение, пир, то рядом, значит, чума. Достоевский с пирами осторожен – у него принятие пищи обычно перерастает в такие разговоры (например, завтрак князя Мышкина у Епанчиных), что лучше бы совсем обходится без еды, что фактически и делает Раскольников на протяжении всего романа. Это часть его глобальной борьбы с негативным материнским комплексом. Во втором абзаце романа мы узнаем, что студент «задавлен бедностью» и не хочет заниматься «насущными делами своими» (с.31).  Раскольников объясняет Соне: «Принесет Настасья – поем, не принесет – так и день пройдет; нарочно со зла не спрашивал!» (с.393).
Интересно, что кормят Раскольникова в романе только три персонажа. Это, конечно, Настасья, которая его жалеет и делится собственным чаем с сахаром ("Поди, отощал!" (с.53)), выдает утаенные от хозяйки щи. Она более всех заботится о его физическом состоянии («Не замай; пущай выспится; опосля поест» (с.267)).
Во время болезни его успешно кормит с ложки Разумихин, а также переодевает, обеспечивает медицинскую помощь и прочее. Роль кормящей матери ему очень удается  (вспоминаются романы Марининой, где муж-ученый из книги в книгу кормит жену-сыщицу). На материнскую поддержку Разумихина Раскольников реагирует типичным образом – убегает от него и бессмысленно тратит деньги, затем грамотно канализирует материнскую активность Разумихина: поручает ему заботу о матери и сестре (причем до конца жизни).
 Раскольникова приглашают на поминки Мармеладова, где вина «сквернейшего качества» (с.359)), которые, как и всякое застолье у Достоевского, оборачиваются скандалом.
Максимально воплощает кормящую мать Прасковья Павловна Зарницына, домохозяйка Раскольникова. В их отношениях полно нюансов – Раскольников был женихом ее умершей дочери и пользовался неограниченным кредитом; потом она сама его провоцировала по-прежнему жить у нее «на родственной ноге». Но обстоятельства переменились: Зарницына перестала отпускать ему обед и передала полученное с него заемное письмо в сто пятнадцать рублей надворному советнику Чебарову, а тот требует взыскать долг через полицию.
Прасковья Павловна – безвозмездно дающая, но и отнимающая, причем ее логика вне понимания Раскольникова. Зато ее  отлично понимает Разумихин: едва вступив с ней в контакт, он налаживает отношения – снова возникает «бессрочный кредит».
 Пытаясь отвадить доктора Зосимова от Дунечки, Разумихин сватает ему Зарницыну: «Да нельзя так бросить (…) Тут, брат, втягивающее начало есть (…) Тут, брат, этакое перинное начало лежит, эх! Да тихое пристанище, пуп земли, трехрыбное основание мира, эссенция блинов, жирных кулебяк, вечернего самовара, тихих воздыханий и теплых кацавеек, натопленных лежанок, - ну, вот точно ты умер, а в то же время и жив, обе выгоды разом!» (с.209-210)
Нежелание иметь дело с хозяйкой (и с Разумихиным) – об отторжении материнского «втягивающего начала», о противостоянии простому, бытовому, земному, каждодневному, домашнему.
 
Деньги

В «Преступлении и наказании» речь постоянно идет о деньгах. Голова идет кругом от цифр, подсчетов, и точных сумм, символично убийство не кого-нибудь, а процентщицы (и процентщица в романе не одна). Деньгами в романе владеют преимущественно женщины, мужчины же по большей части бедны: Раскольников, Мармеладов, Разумихин. Небогат и Порфирий Петрович, хотя он носит чистое белье и пользуется казенной квартирой. (Признаки богатства – у Заметова, Лужина и Свидригайлова, и про каждого из них ясно, что деньги нажиты нечестным путем).
В шестидесятые годы позапрошлого века женщины не имели права на высшее образование  и государственную службу; выучиться можно было  на учительницу и акушерку,  но отношение к таковым было настороженным (в конце «Преступления и наказания» поручик Порох возмущается: «…ну скажите, я вот заболею, ну позову ли я девицу лечить себя?» (с.492)). Женщины содержали пансионы (мечта Катерины Ивановны), служили гувернантками, компаньонками. В 1866, когда в «Русском вестнике» впервые был напечатан роман,  Н.С. Лесков написал повесть «Воительница», героиня которого перепробовала многие области заработка городской жительницы. В основном, это обслуживание различных областей  бытовой «низкой» жизни – шитье, вязание, вышивание, продажа и перепродажа одежды, мебели, утвари; сдача помещений, обслуживание постояльцев; кулинария, торговля продуктами питания; сватовство, сводничество, проституция. Ростовщичеством занимались определенные слои населения; это занятие числилось в категории неженских, поэтому «процентщиц» не жаловали. Еще одна «мелкая процентщица» - приятельница Свидригайлова Гертруда Карловна Ресслих –попутно занимается еще менее уважаемым ремеслом (сводничесвом).
Как бы то ни было, в романе трудятся и зарабатывают почти все женщины (кроме Марфы Петровны и Катерины Ивановны, но последняя с тремя малыми детьми и без того «в работе с утра до ночи» (с.42)):
- Пульхерия Раскольникова подрабатывает к своему пенсиону («косыночки она там зимние вяжет да нарукавнички вышивает» (с.66));
- Дуня, как точно заметил Свидригайлов Раскольникову: «…живет трудами рук своих (…) у ней на содержании мать и вы» (с.445-446).
- Соня живет по желтому билету. Заработок швеи помогает ей в Сибири, но  в Петербурге для шести человек этих денег мало;
- Коллежская  регистраторша Алена Ивановна и Гертруда Карловна Ресслих («мелкая процентщица» с.288) дают деньги под процент;
- Лизавета перепродает подержанные вещи («брала комиссии ходила по делам и имела большую практику, потому что была очень честна» (с.84));
- Ресслих, Амалия Липпевехзель  и Зарницына сдают комнаты.
Не работают и находятся на содержании у женщин – Раскольников, Мармеладов, Свидригайлов.
Используя деньги, женщины унижают и мучают мужчин. Унизительные крохи, высылаемые Раскольникову из дому, приобретают смысл мучительства и контроля. Сопротивляясь, Раскольников иррационально тратит деньги матери и сестры (другой вариант - пропивать как Мармеладов). Этой иррациональности он не замечает, иногда сожалеет о деньгах и безуспешно пытается хоть как-то их рассчитать:
- В первой части, получив рубль пятнадцать копеек с Алены Ивановны за часы, он идет в распивочную, где встречается с Мармеладовым. Далее он провожает его и оставляет немного медных денег на подоконнике, пожалев при этом: «…тут у них Соня есть, а мне самому надо» (с.52).
- Получив деньги от матери (25 рублей), дает 20 копеек городовому, чтобы тот проводил  поруганную девочку.
 «Раз он остановился и пересчитал свои деньги: оказалось около тридцати копеек. «Двадцать городовому, три Настасье за письмо, — значит, Мармеладовым дал вчера копеек сорок семь али пятьдесят», — подумал он, для чего-то рассчитывая, но скоро забыл даже, для чего и деньги вытащил из кармана» (с.76)
- После удара кнутом Раскольников получает милостыню в размере двадцати копеек. Выбрасываетих в Неву, хотя на эту сумму можно, например, поесть или отдать ее в качестве милостыни.
- Во второй части Раскольников, едва вырвавшись из-под присмотра Разумихина, дает деньги уличной певичке, так много, что она прекращает петь и идет в другое место.
 - Подает Дуклиде, просившей шесть копеек на выпивку, пятнадцать копеек.
- Наконец, дразня в распивочной Заметова, платит за свой чай тридцать копеек и еще на чай подает двадцать.
За темой денег стоят власть и агрессия, а еще нарциссическое достраивание себя до желаемой фигуры. Отцу Раскольникова не удалось ни обеспечить семью, ни напечатать в журналах свои произведения. Его пример не помогает совершить великое путешествие жизни. И Родион обращается к образу архетипического отца, своему герою, Наполеону, тому, у кого было все – и слава, и деньги: «Нет, те люди не так сделаны; настоящий властелин, кому все разрешается, громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе и отделывается каламбуром в Вильне; и ему же, по смерти, ставят кумиры, - а стало быть, и все разрешается!» (с.267-268)
Ключевые слова – «забывает» и «тратит». Наполеон, по мнению Раскольникова, забывал и тратил людей, людишек, Раскольников может позволить себе проделывать это только с деньгами. Деньги из материнского пенсиона и сестринских подачек, столь ничтожны, что нет смысла обращаться с ними бережно, их малое количество умаляет его достоинство.
Тратя малые деньги, он постоянно размышляет, как осчастливил бы человечество, имея большие. Первой, кому он излагал свои величественные замыслы, была его невеста – дочь госпожи Зарницыной. Разговоры о том, как можно добыть деньги у старушки, заменяли разговоры о любви. («Деньги и секс взаимосвязаны. Нарушения нормы в одной из этих областей жизни одновременно проявляются и в  виде нарушений в другой. Причина, возможно, кроется в том, что, когда в какой-то одной области нарушаются правила этики, разрушается вся этическая структура семьи»  (Маданес Клу, Маданес Клаудио «Тайное значение денег», М, 1998 с.37-38))  Раскольников сексуализирует деньги. В своей статье, написанной в период нарциссической грандиозности, он доказал, что «право имеет», как Наполеон. Стать таким, как его архетипический отец, ему должны помочь деньги, отобранные у архетипической матери. Для этого нужно ее убить.
Наступивший затем период опустошенности описывается на первых страницах романа. Нищий, голодный бывший студент, живущий в комнатушке, похожей на гроб, обесценивает все вокруг себя настолько, что даже и в том, что он «право имеет», начинает сомневаться. Вдруг он - «тварь дрожащая»?
В один из таких моментов он и подслушивает разговор двух посетителей старухи-процентщицы Алены Ивановны:
 «…Позволь, я тебе серьезный вопрос задать хочу, — загорячился студент. — Я сейчас, конечно, пошутил, но смотри: с одной стороны, глупая, бессмысленная, ничтожная, злая, больная старушонка, никому не нужная и, напротив, всем вредная, которая сама не знает, для чего живет, и которая завтра же сама собой умрет. Понимаешь? Понимаешь?
— Ну, понимаю, — отвечал офицер, внимательно уставясь в горячившегося товарища.
— Слушай дальше. С другой стороны, молодые, свежие силы, пропадающие даром без поддержки, и это тысячами, и это всюду! Сто, тысячу добрых дел и начинаний, которые можно устроить и поправить на старухины деньги, обреченные в монастырь! Сотни, тысячи, может быть, существований, направленных на дорогу; десятки семейств, спасенных от нищеты, от разложения, от гибели, от разврата, от венерических больниц, — и всё это на ее деньги. Убей ее и возьми ее деньги, с тем чтобы с их помощью посвятить потом себя на служение всему человечеству и общему делу: как ты думаешь, не загладится ли одно, крошечное преступленьице тысячами добрых дел? За одну жизнь — тысячи жизней, спасенных от гниения и разложения. Одна смерть и сто жизней взамен — да ведь тут арифметика! Да и что значит на общих весах жизнь этой чахоточной, глупой и злой старушонки? Не более как жизнь вши, таракана, да и того не стоит, потому что старушонка вредна. Она чужую жизнь заедает: она намедни Лизавете палец со зла укусила; чуть-чуть не отрезали!» (с.85-87)
Важны ощущения Раскольникова, словно ему «кто-то подслуживается» (с.85): он слышит разговор этих студентов, только выйдя от Алены Ивановны. Как раз к этому времени он «стал суеверен»: «наклонен был видеть некоторую как бы странность, таинственность, как будто присутствие каких-то особых влияний и совпадений» (с.84).  Значительность этого подслушанного разговора, случайного для самих говоривших,  ставшего для него «предопределением», свидетельствует о начале психоза, о выплескивании психической жизни вовне, о невозможности пережить все эти чувства внутри. Именно эта невозможность и толкает Раскольникова к тому, чтобы убить во внешней, а не во внутренней реальности.
Случайное подтверждение собственных мыслей извне возвращает Раскольникова в состояние грандиозности, аффекта, придает ему силы для убийства Алены Ивановны и Лизаветы. Но сразу же после убийства снова мерцает нарциссическая диада, и Родион Романович становится «тварью дрожащей». В ужасе от содеянного и страхе, что придется за это отвечать, он прячет награбленное – сначала в дыру за обоями, затем в отхожее место.
Деньги в романе – часть негативного материнского комплекса, символически воплощенного в процентщице Алене Ивановне. Трикстерная энергия денег толкает Раскольникова на убийство. Умаленность, униженность отцовского в сознании Раскольникова делает его этически несостоятельным, позволяя пойти на тяжкое преступление.
Психоаналитик И. Ермаков считает, что источником всех деяний Раскольникова являются две противоположные бессознательные тенденции: отождествление себя с ребенком (отсюда симпатия и любовь ко всем слабым, несчастным, безответным) и агрессия по отношению к матери (отождествление себя с отцом): «Эти два начала, два образа, которые независимо от него всплывают и обусловливают особенности его поведения, вызывают в нем, во-первых, агрессивные, жестокие желания, находящие в его литературной работе свое культурное выражение и некультурное – в преступлении, убийстве старухи; и во-вторых, преклонение перед человеческим страданием в лице тихой Сони (…) Как ни старается он осознать и понять эти два противоположные начала, ему не удается этого сделать, так как в основе их лежит нечто уже совершенно недоступное для его сознания, и потому все его попытки заранее обречены на неудачу, они могут привести его только к формальному оправданию и к посильному осмысливанию поступков» (с.420-421)
 
Реальный отец

Среди героев Достоевского немало сыновей, чьи родители перед  ними в денежном долгу. В «Братьях Карамазовых» все случается из-за денег, которые Федор Павлович Карамазов должен своим сыновьям. В «Бесах» Степан Трофимович Верховенский  промотал то, что должно было принадлежать его сыну Петру.  Версилов («Подросток») «прожил в свою жизнь три состояния, и весьма даже крупные, всего тысяч на четыреста с лишком и, пожалуй, более» (Ф.М.Достоевский. Подросток. М. 1987. С.7). Во всех этих романах, помимо денежных отношений, неизменно присутствуют и любовные.
«Преступление и наказание» не вписывается в этот ряд. Читатель так толком и не узнает, отчего семья Раскольниковых так «бедовала». Отсутствует отец, проживший деньги, по праву причитающиеся сыну, и любовь-страсть тоже отсутствует. Очевидный нарциссизм Раскольникова свидетельствует о том, что эдипальных отношений для него пока не существует. Роман - о доэдиповых отношениях и о постепенном продвижении героя от диадных отношений к триадным.
По мнению философа А.Н. Исакова, деньги в «Преступлении и наказании» связаны с отцовским комплексом.  Приведем интересную достройку фигуры отца Раскольникова и  версию о преступлении, им совершенном: «(…) Если поставить в ряд пять знаменитых романов Достоевского, бросается в глаза последовательное нарастание в них фигуры Отца. В "Бесах" отношения отца и сына важная побочная линия, в "Подростке" - отец главный герой, в "Братьях Карамазовых" - магический центр всего действия. С этой точки зрения "Преступление и наказание" кажется исходной нулевой отметкой. Отца здесь как бы нет: он упоминается вскользь - "часы отца", "сослуживец отца", "друг отца", никто в романе не называет отца героя по имени, его имя - Роман - мы знаем только из полного имени Раскольникова. (…) Имя отца забыто, поскольку оно связано с преступлением [3].
(…) можно предположить, что с отцом Раскольникова случилось такое же /как с первым мужем Катерины Ивановны/ несчастье: растрата казенных денег /возможно проигрыш в карты/ и самоубийство до суда, поскольку вердикт последнего лишил бы семейство права на казенную пенсию, а мы знаем, что Раскольниковы такую пенсию получают. (…)
В целом поведение Раскольникова можно описать следующим образом. Отец Раскольникова, когда-то, возможно за восемь лет до описываемых в романе событий, совершил преступление, связанное с деньгами и, попав под суд, покончил с собой. Раскольников бурно прореагировал на преступление и смерть отца, его мать упоминает о каком-то неожиданном, отчаянном поступке, совершенном сыном именно восемь лет назад [6]. Теперь Раскольников хочет повторить преступление отца, но не с позиции загнанного в угол человека, а как ответственный член общества. Тем самым герой стремится задним числом оправдать отца, доказав на собственном примере, что можно совершить подобное преступление и не считать себя преступником (…)». (Исаков А.Н. Три аналитики иного. Цит. по сайту:http://anthropology.ru/ru/texts/isakov/crime.html).
(Процитированная статья свидетельствует о возможностях взаимодействия с романным пространством: можно достоверно достроить едва намеченный образ).
По нашему мнению, фигура отца значимо присутствует в первом сне Раскольникова, которому предшествуют его воспоминания о детстве (упоминаются бабушка и умерший меньшой брат, а также совместные с отцом прогулки). Во сне отец Раскольникова неспособен помешать творящемуся безобразию (глумлению над «саврасой клячонкой» и жестоким убийством ее) и жаждет лишь отвернуться от этого («не наше дело»). Вместе с тем он  пытается обозначить границы поведения мальчика – оттащить его от «шалящих» мужиков. Проснувшись, Раскольников тут же отождествляется с Миколкой: «…неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размозжу ей череп… буду скользить в липкой теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь залитый кровь… с топором…» (с.81) (Кстати, в заклад к старухе он приносит отцовские часы). И это важно: во сне он так или иначе находился в толпе шалящих мужиков, присоединялся к ним, пусть и жалея лошадь, а отец пытался запретить ему это делать.
Отец в первом сне Раскольникова –  тот, кто пытается вставить героя в рамки, дать оценку чужому образу действий и четко указать стратегию поведения: «пьяные, шалят, дураки: пойдем, не смотри» (с.79) (надо не вмешиваться и уйти).
 
Контора

Далее отцовская фигура символически возникает в образе «конторы» (полицейский участок), куда попадает Раскольников, когда его вызывают повесткой. Образ конторы в романе  очеловечен, чиновники предстают в виде довольно симпатичных живых персонажей (в конечном итоге именно из этого сборища «кварташек» выделится Порфирий Петрович, приходящийся дядей самому душевному герою романа – Разумихину; именно человечность пристава следственных дел  подводит Раскольникова к возможности  «официального» покаяния). Достоевский, принявший в свое время тяжкое наказание от государства (см. З.Фрейд, Достоевский и отцеубийство), не только в «Преступлении и наказании» очеловечивает архетипический образ «начальства», «чиновничества», этому есть место и в «Братьях Карамазовых». Важная для писателя тема нарушения этических норм и наказании за это, о границах, рамках, через которые нельзя переступать, принадлежит отцовскому комплексу.
В отношении конторы и населяющих ее чиновников Раскольников испытывает  ровно те же чувства, что маленький ребенок в ожидании большой порки, и соответственно себя ведет. Ужас от грядущего наказания буквально парализует его. Осознав, что его преступление не раскрыто, он начинает ребячливо дразниться.
Когда дворник приносит повестку, Раскольников, только что совершивший зверское убийство двух человек и задолжавший за несколько месяцев за квартиру, страшно удивляется: «Никаких я дел сам по себе не имею с полицией! И почему как раз сегодня? (…) Господи, скорей бы уж!» (с.110)
(Дальше он надевает носок, который ему потом по всей кровати будет разыскивать Заметов, письмоводитель из конторы,  чтобы еще больше затерлись следы крови. И позже, уже после болезни, встретив Заметова, он его вспомнит – носок искал. Носок Раскольникова символизирует ту его детскую часть, которая убегает от отца).
Идя в контору: «Войду, стану на колена и все расскажу…» (с.111)
Полицейский участок представляет собой квартиру, дверь в которую всегда открыта на лестницу, как и двери с кухонь остальных квартир: «Оттого была страшная духота. Вверх и вниз всходили и сходили дворники с книжками под мышкой, хожалые и разный люд обоего пола – посетители. Дверь в самую контору тоже была отворена настежь» (с.111). Контора близка к народу и почти сливается с ним. (Одновременно вспоминается более традиционное отношение русской литературы к образу начальства: «Душно! Без счастья и воли…»)
 «Он чувствовал во всем себе страшный беспорядок. Он сам боялся не совладеть с собой. Он старался прицепиться к чему-нибудь и о чем бы нибудь думать, о совершенно постороннем, но это совсем не удавалось. Письмоводитель сильно, впрочем, интересовал его: ему все хотелось что-нибудь угадать по его лицу, раскусить. Это был очень молодой человек лет двадцати двух, с смуглою и подвижною физиономией, казавшеюся старее своих лет, одетый по моде и фатом, с пробором на затылке, расчесанный и распомаженный, со множеством перстней и колец на белых отчищенных щетками пальцах и золотыми цепями на жилете. С одним бывшим тут иностранцем она даже сказал слова два по-французски, и очень удовлетворительно» (с.112) (Заметов –  персонный человек, а Раскольников презирает все персонное).
Под приглядом письмоводителя Раскольников начинает дразнить поручика Пороха: «(…) Раскольников, по неосторожности, слишком прямо и долго посмотрел на него, так что тот даже обиделся.
— Тебе чего? — крикнул он, вероятно удивляясь, что такой оборванец и не думает стушевываться от его молниеносного взгляда.
— Потребовали... по повестке... — отвечал кое-как Раскольников.
(…)
— А в котором часу вам приходить написано, милостисдарь? — крикнул поручик, всё более и более неизвестно чем оскорбляясь, — вам пишут в девять, а теперь уже двенадцатый час!
— Мне принесли всего четверть часа назад, — громко и через плечо отвечал Раскольников, тоже внезапно и неожиданно для себя рассердившийся и даже находя в этом некоторое удовольствие. — И того довольно, что я больной в лихорадке пришел.
— Не извольте кричать!
— Я и не кричу, а весьма ровно говорю, а это вы на меня кричите; а я студент и кричать на себя не позволю.
Помощник до того вспылил, что в первую минуту даже ничего не мог выговорить, и только какие-то брызги вылетали из уст его. Он вскочил с места.
— Извольте ма-а-а-лчать! Вы в присутствии. Не гр-р-рубиянить, судырь!
— Да и вы в присутствии, — вскрикнул Раскольников, — а кроме того, что кричите, папиросу курите, стало быть, всем нам манкируете. —Проговорив это, Раскольников почувствовал невыразимое наслаждение)» (с.113-114)
Осознав, что наказание отсрочено, Раскольников испытывает целую гамму чувств:
«Раскольникову вдруг захотелось сказать им всем что-нибудь необыкновенно приятное» (с.117) Но после своей неуместной исповеди он испытывает жуткое чувство отчужденности, отъединенности от людей, которого не было бы, прими он наказание прямо сейчас: «…если бы вдруг комната наполнилась не квартальными, а первейшими друзьями его, то и тогда, кажется, не нашлось бы для них у него ни одного человеческого слова, до того вдруг опустело его сердце. Мрачное ощущение мучительного, бесконечного уединения и отчуждения вдруг сознательно сказались душе его. (…) Не то чтоб он понимал, но он ясно ощущал, всею силою ощущения, что не только с чувствительными экспансивностями, как давеча, но даже с чем бы то ни было ему уже нельзя более обращаться к этим людям в квартальной конторе, и будь это все его родные братья и сестры, а не квартальные поручики, то и тогда ему совершенно незачем было бы обращаться к ним и даже ни в каком случае жизни; он никогда еще до сей минуты не испытывал подобного странного и ужасного ощущения» (с.119)
Здесь у него возникает желание тут же рассказать квартальному надзирателю о своем преступлении («Позыв был до того силен, что он уже встал с места для исполнения» (с.119-120)
У Юнга есть история о женщине, отравившей свою подругу, чтобы выйти замуж за ее мужа. Все получилось так, как она того желала, убийство не было раскрыто. Но ее муж рано умер, выросшая дочь прервала общение с матерью, любимые животные погибали один за другим, как будто все живое прерывало с ней связь. "Она была убийцей, но, прежде всего она убила самое себя: ведь тот, кто совершает подобное преступление, уничтожает собственную душу. Убийца выносит приговор самому себе (...) В конечном счете, преступление все равно обнаруживает себя. Иногда кажется, что это "знают" даже животные и растения". (К.Г. Юнг: дух и жизнь. Сборник. - М.: Практика, 1996. с. 129)
Именно это и происходит с Раскольниковым. Он страдает от невозможности уяснить то, что с ним произошло, в разговоре с кем-либо. Его одиночество тотально, абсолютно, он – по другую сторону, и от этого мучается безмерно. Для него непереносимо отвержение, но ничего другого не видит для себя Раскольников в других людях. Поэтому ему так тяжело с сестрой и матерью: «…Давеча я подошел и поцеловал мать, я помню…  Обнимать и думать, что если б она узнала, то… разве сказать ей тогда? От меня это станется…» (с.269).
«Совесть, зависимость от других, от которой он хотел избавиться, с которой он не желал считаться в своем сознании, над чем он издевался, запрещает ему воспользоваться всем тем, что ему дало преступление», - отмечает И. Ермаков (с.425)
Все дальнейшие действия Раскольникова направлены в сторону возвращения к людям. Сделать это ему поможет символический отец, который знает, КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ.
Первый, с кем Раскольников заговорил о преступлении, оказался  письмоводитель Заметов, подсевший к нему в трактире. Раскольников злится и дразнится, называет его «добреющий мальчик», но в контакте с ним снова проигрывает те ощущения,  которые были у него сразу же после убийства. Он заливается тем же «нервным хохотом»; «…припомнилось ему до чрезвычайной ясности ощущения одно недавнее мгновение, когда он стоял за дверью с топором, запор прыгал, они за дверью ругались и ломились, а ему вдруг захотелось закричать им, ругаться с ними, высунуть им язык, дразнить их, смеяться, хохотать, хохотать, хохотать!» (с.170)
Он дважды рассказывает «добреющему мальчику», как поступил бы на месте преступника, откровенно присоединяясь к той, к преступной стороне. Заметов, талантливый слушатель, так его расслабляет, что он почти совсем проговаривается: «А что, если это я старуху и Лизавету убил?» (с.173)
Почему так интересует Раскольникова Заметов? Это «хороший мальчик», работающий под «отцовским» крылом – в конторе. Заметов увешан колечками и цепочками, из-за которых Раскольников совершил жуткое злодеяние. «Раскусить» и «угадать» Раскольников хочет тайну, как тому удается быть при деле и состоятельным (как нынче говорят, успешным). Он завидует конторскому письмоводителю:
«Заметов сам по всем углам твои носки разыскивал и собственными, вымытыми в духах,  ручками, с перстнями, вам эту дрянь подавал» (с.138) (говорит Разумихин)
«Заметов человек чудеснейший (говорит Разумихин)
- И руки греет!
- Ну и руки греет, и наплевать! Так что ж, что греет! – крикнул вдруг Разумихин, как-то неестественно раздражаясь, - я разве хвалил тебе то, что он руки греет? Я говорил, что он в своем роде только хорош! А прямо-то, во всех-то родах смотреть – так много ль людей хороших останется? Да я уверен, что за меня тогда совсем с требухой всего-то одну печеную луковицу дадут, да и то если с тобой в придачу!..» (с.145)
(Мнение Раскольникова: руки греть – плохо, а забывать армию в Египте – можно).
Придя в первый раз к Порфирию Петровичу, Раскольников перед самой квартирой  дразнит Разумихина, чтобы отвлечь внимание и войти особым образом: «Он вошел с таким видом, как будто изо всей силы сдерживался, чтобы не прыснуть как-нибудь со смеху» (с.244)
«…Раскольников досмеивался, забыв свою руку в руке хозяина, но, зная мерку, выжидал мгновения поскорее и натуральнее кончить» (с.245)
Далее Раскольников играет с Порфирием Петровичем в психологические прятки, все время контролируя себя, пытаясь угадать, знает он или нет. Его чувства при этом:
«трепетал про себя» (с.247),
«Злоба в нем накипала, и он не мог подавить ее. «А в злобе-то и проговорюсь! – промелькнуло в нем опять. – А зачем они меня мучают!..»» (с.248)
Порфирий Петрович моментально раскручивает его на изложение своей теории. Раскольникову кажется, что ситуация у него под контролем: «Он разом понял, в чем дело и на что его хотят натолкнуть; он помнил свою статью. Он решился принять вызов» (с.254). В монологе Раскольников быстро разогревается: «Но если ему надо, для своей идеи перешагнуть хотя бы и через труп, через кровь, то он внутри себя, по совести, может, по-моему, дать себе разрешение перешагнуть через кровь…» (с.255) («…говоря это и в продолжение всей длинной тирады своей он смотрел в землю, выбрав себе точку на ковре» (с.256))
(От  «просто-напросто намекнул» (с.254) очень быстро - к трупу и крови)
В этом диалоге все и происходит – Порфирий Петрович говорит и о воскрешении Лазаря, и о муках совести, и Раскольников невольно вступает в диалог поверх диалога и сообщает (просит!): «И ищите вора! (…) Туда ему и дорога». Оттого, что его понимают, ему становится спокойнее («Он был слишком спокоен сравнительно с тем, как вошел давеча, и чувствовал это» (с.259)) И возмутивший Разумихина допрос, который за этим последовал,  на самом деле дал Раскольникову возможность обсуждать с Разумихиным тот факт, что его подозревают. Позже, перекладывая на плечи друга заботу о матери и сестре, он одним взглядом даст ему понять, кто убийца.
Итак, показывая Раскольникову, что он под подозрением, Порфирий Петрович делает очень важное для него дело –  возвращает его в мир людей.
Но Порфирий Петрович – в первую очередь следователь, и его задача – поймать преступника, для чего он намеренно загоняет Раскольникова в болезненное состояние неустойчивости, неуверенности, напряжения. Это состояние так тяжко переживается Раскольниковым, что к третьей встрече с Порфирием он больше всего боится, что тот сочтет его невинным. И все-таки в поведении Порфирия преобладает дружеское участие к преступнику. По словам Дикмана, существует три уровня авторитета: «основанный на насилии и власти, репутации и престиже, на знании и мудрости» (цит. по Э.Сэмуэлс «Юнг и постъюнгианцы», Москва, Добросвет, 2006 г.) Пристав следственных дел, безусловно, демонстрирует неведомые прежде Раскольникову, поклоннику насилия и власти, знание и мудрость.
Таким образом, потихоньку образуется круг тех, с которыми можно говорить об этом, обсуждать это, называя и объясняя произошедшее, то есть преступление можно называть, объяснять, структурировать - контейнировать.
К списку тех, с кем Раскольников может оставаться – то есть говорить о своем преступлении, и они его не отвергают, присоединяются Разумихин, Соня,  Свидригайлов, а потом и Дуня. И Раскольникову делается все легче – никто из них не выказывает ему отвержения. С Соней он даже страдает от чрезмерного приятия (в котором много контроля). (О мещанине, который знает о преступлении и сообщает Раскольникову, что он – убивец, – ниже). 
По договоренности с Порфирием Петровичем Раскольников приходит в отделение пристава следственных дел.
«… он даже удивился тому, как долго не принимали его: прошло, по крайней мере, десять минут, пока его позвали. А по его расчету, должны бы были, кажется, так сразу на него и наброситься» (с.318) Раскольников надеется, что будет «хоть какой-нибудь конвойный» (с.318), назначенный его стеречь. Он чувствует ненависть к Порфирию Петровичу.
Помучив Раскольникова у себя дома, в отделении Порфирий Петрович начинает выстраивать ему рамки. Он заводит разговор о пустяках,  одновременно объединяясь с ним, присоединяя его к себе: «…А среднего рода люди, как мы, - все конфузливы и неразговорчивы… мыслящие то есть» (с.323) (мы все одинаковы, равны, равноправны).
Дальше – о статских и даже тайных советниках, которые «охотно через веревочку прыгают» (от геморроя) (с.323) (есть вещи, общие для людей обыкновенных и высокопоставленных – геморрой, например).
«…эти допросы иной раз самого допросчика больше, чем допрашиваемого, с толку сбивают…» (с.323) (мы вместе, у нас равные шансы).
После он излагает Раскольникову, что собирается предпринять в отношении него – как он поступает в таких случаях и как Раскольников будет себя вести при этом. Он знает все наперед. Раскольников испытывает ненависть («По временам ему хотелось кинуться и тут же на месте задушить Порфирия» (с.327)) - верный признак присутствия сильной отцовской фигуры.
А Порфирий подливает масла в огонь:  «Мне бы в военной служить-с, право-с. Наполеоном-то, может быть, и не сделался бы, ну а майором бы был-с, хе-хе-хе!» (с.327) (Наполеон – это уж слишком, но можно реальных целей достигать).
И снова возвращается к главной своей мысли: хоть мы все и одинаковы, но каждый случай – частный, и ничего рассчитать математически невозможно. Вспоминает обморок, когда Раскольников не смог справиться с силой своих чувств. Рассчитал все математически, а с чувствами и не совладал. («Солгал-то он бесподобно, а на натуру-то и не сумел рассчитать» (с.328)).
Тут Раскольников не выдерживает: «…я наконец вижу ясно, что вы положительно подозреваете меня в убийстве этой старухи и ее сестры Лизаветы. С своей стороны, объявляю вам, что все это мне давно уже надоело. Если находите, что имеете право меня законно преследовать, то преследуйте; арестовать, то арестуйте. Но смеяться себе в глаза и мучить себя я не позволю» (с.328-329)
И снова Порфирий Петрович  сопоставляет Раскольникова с другими, ставит его на одну доску с людьми: «…был такой почти точно случай, психологический, в судебной практике нашей-с, болезненный такой случай-с (…). Тоже наклепал один на себя убийство-с, да еще как наклепал-с: целую галлюсинацию подвел (…)» (с.330) (Порфирий еще не знает, что уже ведут к нему Миколку, который спутает все карты и даст Раскольникову еще одну отсрочку).
 
Мещанин

Разговор с Раскольниковым выслушивает мещанин, все это время просидевший у Порфирия за загородкой.
Это человек, поступающий,  как положено гражданину, по велению совести и долга: он заподозрил в Раскольникове убийцу и не поленился пойти и рассказать о своих подозрениях приставу следственных дел (Порфирию); сказал и Раскольникову: «Убивец!». Уверившись в своей неправоте, мещанин просит прощения у Раскольникова.
Мещанин по описанию удивительно похож на Порфирия Петровича:
«Дворник стоял у дверей своей каморки и указывал прямо на него какому-то невысокому человеку, с виду похожему на мещанина, одетому в чем-то вроде халата, в жилетке и очень походившему издали на бабу» (с.265)
И:
 «Порфирий Петрович был по-домашнему, в халате, в весьма чистом белье и в стоптанных туфлях. (…) Взгляд этих глаз как-то странно не гармонировал со всею фигурой, имевшею в себе даже что-то бабье, и придавал ей нечто гораздо более серьезно чем с первого взгляда можно было от нее ожидать» (с.246)
Порфирий Петрович является для Раскольникова родительской фигурой, совмещающей мужское и женское (то же можно сказать о Разумихине; неспроста они родственники). Он проявляет много заботы о физическом состоянии Раскольникова, предлагает ему попить воды и т.д. См. также из первого сна: «Одна баба берет его за руку и хочет увесть: но он вырывается и опять бежит к лошадке» (с.80) Раскольников, имеющий мало опыта общения с мужским взрослым,  провоцирует Порфирия на материнское поведение своей детскостью и беззащитностью, очевидной вопреки его бонапартистской угрюмости и замкнутости.
Мещанин присутствует в том сне Раскольникова, где является старуха-процентщица. Вероятно, мещанин в романе – двойник Порфирия, смутная фигура из той области родительского комплекса, где отсутствуют гендерные различия, теряясь в темной пропасти всезнания и всемогущества. Порфирий в последней беседе обесценивает мещанина – говорит, что «пьет, мерзавец, горькую и слишком даже известен» (с.428). Здесь мещанин попадает в ту же область отцовского, где и пьющий Мармеладов.
Ощущения героя после этой встречи – сильная  регрессия, отступление на прежние позиции. Негативное материнское вступает в свои права. Он снова пытается быть героем, ориентируясь на пристальный взгляд матери. «Теперь мы еще поборемся», - с злобной усмешкой проговорил он, сходя с лестницы. Злоба же относилась к нему самому; он с презрением и стыдом вспоминал о своем «малодушии»» (с.342)
 
Порфирий Петрович

Последняя, третья встреча с Порфирием Петровичем, наконец, угомонила страдальца. Чувства его при визите Порфирия приближаются к эдипальным: «И в это мгновение такая ненависть поднялась вдруг из его усталого сердца, что, может быть, он бы мог убить кого-нибудь из этих двух: Свидригайлова или Порфирия» (с.419) (Свидригайлов - из негативного отцовского комплекса, Порфирий – из позитивного. Оба указывают выход из ситуации, но выход Свидригайлова – трикстерный).
 «Он только вздрогнул, но быстро, мгновенно приготовился. «Может быть, развязка! (…)» (с.419)
«Последки, подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху и разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет» (с.419)
Дальше он более всего боится, что Порфирий считает его невиновным:
«…неужели же в самом деле за невинного меня принимает?» (с.421)
«Мысль о то, что Порфирий считает его за невинного, начала вдруг пугать его» (с.422)
«В двусмысленных еще словах он жадно искал и ловил чего-нибудь более точного и окончательного» (с.425)
Он давно уже ждет приговора, и когда Порфирий произносит: «Вы и убили-с» - читатель испытывает невыразимое облегчение. Родион Романович тут же скатывается в детскую позицию: «Это не я убил, - прошептал было Раскольников, точно испуганные дети, когда их захватывают на месте преступления» (с.427) Еще бессмысленная попытка отказаться – и вот уже Раскольников выслушивает настоящую отцовскую речь…
Порфирий Петрович еще раньше начал называть и объяснять преступление,  проговаривать чувства, которыми оно сопровождалось: «Тут книжные мечты-с, тут теоретически раздраженное сердце; тут видна решимость на первый шаг, но решимость особого рода, - решился, да как с горы упал или с колокольни слетел, да и на преступление-то словно не своими ногами пришел» (с.426) Порфирий изложил все основное в четырех предложениях – и что убил по теории, и что денег взять не сумел, и про колокольчик, и что в болезни, и главное – резюме – «людей презирает, бледным ангелом ходит» (с.426) (понять можно, но так не годится).
Этими словами он делает преступление менее чудовищным, одомашнивает его. Теперь с этим можно иметь дело. И Порфирий обрисовывает Раскольникову, как нужно явиться с повинною, чтобы вышла «сбавка», и говорит об обоюдной выгоде. Это мужской разговор, непривычный для Родиона.
«Не надо мне совсем вашей сбавки!» (с.429) – он снова в детской позиции. (Кстати, эта фраза и есть его настоящее признание).
И снова Порфирий Петрович нянчит преступника, наставляет на путь истинный, смягчает кошмар унижения: «Эй, жизнью не брезгайте! Как не надо сбавки. Как не надо! (…) Ищите и обрящете. Вас, может, Бог на этом и ждал. (…) отдайтесь жизни прямо, не рассуждая; не беспокойтесь, - прямо на берег вынесет и на ноги поставит. (…) Что ж, что вас, может быть, слишком долго никто не увидит? Не во времени дело, а в вас самом. Станьте солнцем, вас все и увидят. Солнцу прежде всего надо быть солнцем» (с.429-430)
В финале разговора Порфирий беспощадно обозначает, сколько еще времени  даст «погулять» - «денька полтора али два» (с.430) и даже указывает на  право Раскольникова воспользоваться другим способом – «ручки этак на себя поднять» (с.431), и снова сообщает, что и почему («благороднее будет-с» (с.431)) необходимо в этом случае сделать (оставить «краткую, но обстоятельную записочку» (с.431)).
(Таким образом Порфирий Петрович как бы благословляет Раскольникова и на жизнь, и на смерть, давая ему возможность выбрать жизнь. Свидригайлов озвучивает Соне то же теми же словами: «У Родиона Романыча две дороги: или пуля в лоб, или по Владимирке (…) Это вы его хорошо учили тогда, чтобы он сам на себя пошел и сказал. Это ему будет гораздо выгоднее)» (с.466). Но сам он использует именно право на смерть, оставляя, кстати, записку, «что умирает в здравом рассудке и просит никого не винить в его смерти» (с.492))
И снова из первого сна Раскольникова: «В этот миг отец, уже долго гонявшийся за ним, схватывает его наконец и выносит из толпы» (с.81). Этот сон – как психотическое предвидение того, что будет. Как Миколка савраску, он забьет старуху, а на самом деле – самого себя; как маленький мальчик, будет метаться и самого себя жалеть, пока, наконец, отец его не сделает то, что нужно. Четыре субличности из первого сна Раскольникова разыграли весь его сюжет.
Тот факт, что каяться Раскольников идет не к известному уже ему Порфирию Петровичу, а к Илье Петровичу Пороху, свидетельствует о взрослении.
Говоря об отцовской теме, нельзя не затронуть эпилог, где обозначена грань будущей трансформации, которая еще не свершилась; Раскольников не раскаялся, но уже стоит на пороге (см. М.Бахтин. Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972 г.) Важен здесь нуминозный сон Раскольникова о моровой язве, трихинах, которые вселяются в людей, и те считают себя «умными и неколебимыми в истине» (с.505). Заражение этими «существами микроскопическими» приводит в итоге к тому, что у мира прорываются, исчезают границы, и в эту безграничность, в хаос вторгается мужская агрессия: «Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром, не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга» (с.505). Те люди, которые могут спастись, «чистые и избранные», невидимы.
Это невидимое присутствие отцов, избранных, мудрых, выставляющих границы между добром и злом, свидетельствует о зарождении в сознании Раскольникова положительной отцовской фигуры.
 
«Преступление и наказание» - история о человеке, который, не успев созреть, был выброшен из-под материнского крыла в большой мир и не справился с реальностью Петербурга. Вместо того чтобы внутри себя убить своего дракона, свою ведьму, пережить во внутренней реальности разлуку с матерью и встать на героический путь побед, он отыграл все это в реальности. Итог – зверское преступление.
История, рассказанная «реалистом в высшем смысле» Достоевским, абсолютно сказочная, фантастическая, со счастливым концом. Все персонажи романа обладают особым зрением - в неряшливом студенте с окровавленном топором, убившем с особой жестокостью двух человек (а фактически – трех, учитывая беременность Лизаветы), они видят невыросшего ребенка, ласкают и жалеют его, спасают своим участием. Вместе с ними и читатель заворожен красотой его детскости и наивной естественности.
С героем происходит величайшее несчастье – он изгоняется из людского сообщества, потому что убил самого себя. Но дальше он возвращается к людям, а  волшебные помощники оказывают ему всяческое содействие, не оставляя его один на один с кошмаром. Дары, которые он получает от них – это их приятие и понимание. У него нет ни одного недоброжелателя. Вся нелюбовь достается Свидригайлову и Лужину – теневым собратам героя. Им – изгнание, позор и самоубийство, ему же – страдание и покаяние как награда и возможность жить дальше (именно это, а не «сбавка» - настоящий дар Порфирия). Конечно, герой проявляет положительные качества: жалеет поруганную девочку, принимает участие в бедах Мармеладовых, детишек когда-то из огня вытащил, он добр и великодушен. Но главный свой подвиг – признание в убийстве – он совершает благодаря дарам окружающих его людей. Он прощен и оказывается в пантеоне школьной программы где-то между Петрушей Гриневым и Павкой Корчагиным, подле Базарова и Рахметова. 



Литература:
 
Достоевский Ф.М.  Преступление и наказание. Роман в шести частях с эпилогом. М.: Художественная литература, 1970 г.  
Бахтин М.М.  Проблемы поэтики Достоевского. М.: Художественная литература, 1972 г. Биркхойзер-Оэри С. Мать: Архетипический образ в волшебных сказках. – М.: Когито-Центр, 2006 г..
«Ведьма в психотерапии», статья на сайте http://www.wedma.fantasy-online.ru/wedma.instruments/wedma.psychology.htm
Ермаков И.Д. Психоанализ литературы. Пушкин. Гоголь. Достоевский. М.: Новое литературное обозрение, 1999 (сер. Филологическое наследие)
Исаков А.Н. «Три аналитики иного» (Цит. по сайту: http://anthropology.ru/ru/texts/isakov/crime.html)
Классический психоанализ и художественная литература/ Сост и общая ред. В.М. Лейбина. СПб.: Питер, 2002. (Серия «Хрестоматия по психологии»)
Кузнецов О.Н., Лебедев В.И. Достоевский над бездной безумия. М.: Когито-Центр, 2003 г.
Леонгард К. Акцентуированные личности. Ростов- на-Дону, 2000 г.
Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе начала Х1Х века.  В книге: Лотман Ю.М. Пушкин. СПб: Искусство-СПБ, 2000 г.
Маданес Клу, Маданес Клаудио. Тайное значение денег. М.: Класс, 1998 г.
Сэмуэлс Э. Юнг и постъюнгианцы. М.: Добросвет, 2006 г.
Фрейд З. Художник и фантазирование.  М.: Республика, 1995 г.
Холлис Дж. В поисках божественной обители: Роль мифа в современной жизни. М.: Класс.2008 г.
Холлис Дж. Под тенью Сатурна. М.: Когито-Центр, 2005 г.
Юнг К. Дух и жизнь. Сборник. М.: Практика, 1996 г.
Янг-Айзендрат П. Ведьмы и герои: Феминистский подход к юнгианской психотерапии семейных пар. – М.: Когито-Центр, 2005 г.
 

2008 г.